Формула всего - Евгения Варенкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сунув руку в карман, я нащупал свистульку. Что ты будешь делать! Забыл отдать! Я ее выбросил, даже не глянув, куда упала.
Ночь коротал в душистом стогу. Его подрыли лесные свиньи. Я ждал их в гости, но не дождался.
Утром, в лугах, у меня из-под ног вырвался тетерев. Я пожалел, что иду без ружья. Надо купить. Потом дождь сыпанул. Я думал – он так, а он час да другой… У меня вся печенка насквозь промокла! Лису еще встретил – лысую, тощую. «Хорошо тебе, – думаю, – шерсть у тебя; тепло, наверно». Она – под ельник.
За косогором опять река – опухшая, мутная, с широким мостом. Я хотел под ним спрятаться да гляжу – с боков заливает, а щели сверху такие, что пальцы просунешь. Лучше идти. Пока идешь – не замерзнешь.
Дождь стал сильнее, я измок, как рыба, и так привык к ливню, что перестал его слышать. Только под вечер перестало хлестать. В честь этого праздника я съел кокурки, закусил яйцом, выжал одежду, а дальше ясно – глаз не сомкнул, так и шел до зари, то приплясывая, то ежась. Ну да следующий день был теплый. Бабье лето пришло мне в помощь.
На дороге появились телеги. Три из них меня обогнали, две попались навстречу, а шестая – сзади – притормозила, и мужик, натянувший вожжи, спросил:
– Куда путь держишь?
Мать твою копытом! Опять засада? Я весь напрягся, но гаже, по-видимому, спрашивал без подвоха. Он просто соскучился и хотел поболтать. Я это понял и ответил приветливо:
– Мне все по дороге.
– Садись, подвезу.
Я сел на телегу.
– Меня Санька зовут.
– А я Алеша.
– В дождик попал?
– Ничего. Не размыл.
– Но-о! – Санька поддал кнутом. Я откинулся на мягкие тюки. Погода баюкала.
– Что молчишь?
Я ответил, не открывая глаз:
– Говорит тот, кому что-то надо.
– А тебе как будто ничего не надо?
– Из того, что я могу сейчас взять, – ничего.
– Ты как мыльновский батюшка.
– А что? – я сразу вспомнил того попа, с которым судачил у Шерстобитова.
– Тот тоже скажет, как отрежет. И земля у него как шарик, и вращается она вокруг солнца. Я ему: «А чего ж тогда мы с нее не рухаем?» А он смеется. Пенек ученый. Ему все, что в лоб, – все по лбу.
Я рассмеялся. Гаже сообразил, что переврал поговорку, но не смутился:
– Главное – ты меня понял.
– Да.
– Мне с попом интересно. Я с ним спорить люблю – за жизнь. Без драки. Он поп выдающийся! Чепуху городит, но очень складно. И речь у него грамотная такая, красивая речь – не подкопаешься. Не поп, а баюн.
А ты сам не баюн? Санька дальше трепал:
– Вот старый поп был – не тот сорванец, который перед этим, а старый-старый – он был другой. И бог у него был серьезный. А этот поп веселый. И бог у него такой же! Как это объяснить?
– А нечего объяснять. Просто так есть. А ты Шерстобитова близко знаешь?
– Спросил тоже! Кто ж Шерстобитова не знает?
– Ты когда его увидишь?
– Хоть сейчас можно к ним заехать, только это крюк – не хочу сейчас. А чего тебе надо?
– Должен я ему. Не передашь?
– Передам. Мы ему все должны. Он детей наших учит, – Санька замолчал.
Потом он еще пару раз меня кликал, но я делал вид, что сплю, а потом и правда уснул.
Открыв глаза, я увидел избы, курей, заборы. Лохматые псы поднимали головы, но нашу телегу провожали без лая. Санька, услышав, что я заворочался, вытянул вперед руку, удлиненную кнутом:
– Вон твой Шерстобитов.
Где?!
Меня прямо в воздух подбросило!
Из огня да в полымя!
Нет Шерстобитова! Санька имел в виду его дом. Мы приехали в Мыльново! Как же это так? Я чуть не завыл. Милый человек! «Крюк, крюк!» – вот тебе и крюк!.. И чего тебя сюда занесло?.. Сукин сын коротышка! Канделябрик слямзил, а расхлебывать мне! И Санька тоже – добрая душа, сделал приятное… Так приятно, что разбогатею сейчас на разбитую морду и сломанные ребра. Учитель выйдет, и что он крикнет? «Ату его, парни! Вор он поганый!» Меня не спросят. Как по нотам разыграют!
Ну что ж, чавалэ. Я откинулся назад. Чему быть – то будет.
Колесо вращалось. Гляжу – на обод одуванчик пристал, и раз оборот – не отпадает, два – остается… Три. Четыре. Встало колесо! Было не видно – отлип, не отлип.
– Отец дома? – спросил у кого-то Санька.
– В город уехал, – ответил детский голос.
– За получкой, что ли?
– Вроде того.
Я перекрестился – кажись, пронесло!
Колесо стоит!
Дьявол этот Санька! Чего ему еще?
Слышу:
– Мать позови.
Наиля! Ох…
– Так она с папанькой ушла. Они за получкой теперь вместе ходят.
Ай-нанэ-нанэ! Я привстал на локте, улыбнулся мальцу. Он как кол проглотил! Узнал, должно быть. А я чего ж – отсчитал ему пять дукатов и говорю:
– Отдашь отцу. Скажешь, что цыган заплатил за подсвечник.
Санька вмешался:
– Лучше бабке отдать. Большие деньги.
– Не потеряет. Он умный! Да? Умный – нешумный! – подмигнул я парню.
Раскатилось «Нно-о!», и поехали мы.
– Слушай, Алеша. Я всегда гадал – что же вы зимой-то? в палатках? а? Как с холодом боретесь?
– А мы с ним не боремся. Мы с ним дружим!
Санька хмыкнул в усы:
– Упаси Господь от такой дружбы.
– От дружбы нехорошо отказываться, – продолжал я валять дурака, радуясь тому, как все обошлось.
За прудом с притопленными мостками, в облетающих тополях, я спрыгнул с телеги:
– Бывай, дружище. Хороший ты мужик. Золота в судьбе! Все дороги с песней!
Санька удивился, чего я слез, а я это сделал, потому что думал – как бы учителя не встретить по пути. Он же из города, а мы в город! Мало ли что.
Санька уехал, и знать не зная, что я ему в куль золотой запрятал – потом найдет, добрым словом вспомнит, а это, чавалэ, дороже стоит! Хорошо, когда можешь себе это позволить.
Я свернул в лес. Он был легкий для путника – светлый и чистый, как будто парк. За лесом:
По-оле!
Чистое по-оле!
Светит луна или падает снег!..
За полем овраги, лес и лощина – ольхой заросла и березками куцыми. Вон уж и озеро. Путь заболотил. Мох был усыпан спелою клюквой. Меня осадили кусачие мухи, раскрашенные, как пчелы. Я от них убежал на горку, где шумели дубы и сухая прохлада не пускала «пчел».
Привет, Карачурт!
Место прежней стоянки я не искал – оно само
