Большая судьба - Евгений Федоров

- Это неверно, милая, - мягко поправил он. - Первый светлый день наступил, когда я и литейщики создали булат! Теперь я чувствую, что ко мне пришло настоящее мастерство. Силы во мне много, и хочется поработать на всю мощь. Выпьем за это, дорогая!

- Выпьем за это и за то, что я не ошиблась в тебе! - темные ресницы жены взметнулись, ее белые зубы засверкали на милом смуглом лице.

...Шли дни, месяцы, годы, а работы становилось всё больше. Аносов успевал всюду: он не оставлял заботы о литой стали, неделями жил на Арсинском заводе, где делали литые косы, изобрел новую золотопромывальную машину и занимался геологией. Во Франции и Германии публиковали его труды.

Весной 1847 года из Петербурга неожиданно пришел приказ о назначении Павла Петровича главным начальником Алтайских горных заводов и томским гражданским губернатором. Назначение застало Аносова врасплох. Тридцать лет прожито среди Уральских гор, сколько смелых и пытливых людей помогало ему в тяжелом труде, - мучительно было покидать их. Он с грустью обошел завод. Все знали о новом назначении Аносова, но отмалчивались. По лицу его догадывались, что ему трудно говорить об этом. В знакомом цехе он встретил старика Швецова. Тяжело склоня голову, Швецов сидел белый, как лунь. Его большие натруженные руки перебирали комочки шихты. Сейчас этот серый комочек казался ему благословенным и давал силы его дряхлеющему телу. Он будет трудиться до последнего часа!

- Как быстро прошли годы, - со вздохом сказал литейщик.

Аносов улыбнулся в ответ:

- Знаешь, отец, еще полководец Суворов сказал: "Деньги - дороги, жизнь человеческая - еще дороже, а время - дороже всего! Управляй счастьем, ибо одна минута решает победу!". Мы с тобой не растратили ни одной минуты, и нам краснеть не придется.

Глаза литейщика вспыхнули.

- А всё-таки мало человеку отпущено! - с задором сказал он. - Я хотел бы тысячу лет прожить!

- И тогда бы опять сказал: мало! - ответил Аносов. - Дело не в этом. Римский философ Сенека очень умно сказал: "Жизнь достаточно продолжительна, если уметь ею пользоваться!".

- Вот это правильно! - подхватил старик. - Время - великая ценность, и его надо расходовать бережно и расчетливо! Умные слова ты сказал, Петрович!

На заводской вышке отбили десять глухих ударов. Звездная ночь глядела в окна, не хотелось уходить из цеха.

В этом году весна на Урал пришла хмурая, неспокойная. То ярко засветит солнце, и тогда на лесных еланях голосисто защебечут птицы, то внезапно задует пронизывающий сиверко, и тогда отогретые леса и синие горы снова уходят в густую туманную мглу. Чудно как-то было: под ногами журчали талые воды, а сверху валил густой снег. Аносов в эти дни объезжал заводы и, перевалив увал, прибыл в Миасс. Издалека до него донесся с золотых приисков гул машин и человеческих голосов. Работа шла хорошо. Настроение у Павла Петровича было бодрое. Он удовлетворенно поглядывал на городок, на излучины быстрой речушки. Миасс обстроился, у приисковых лавок толпились жёнки, ребятишки, - ждали выдачи казенного довольства.

Кони пронесли Аносова по широкой улице и поровнялись с кабаком. Визгливые голоса неслись из распахнутых дверей, - шла гульба удачливых старателей.

- Глянь-ка, барин, - оборотясь, крикнул кучер и указал на валявшееся в дорожной грязи тело. - Вот черти, чуть не убили!..

Кони фыркнули и, сдержанные сильной рукой, разом остановились.

- Эй, золотая рота, - ожесточенно заорал с козел бородач. Поднимайся, дьявол!

Аносов вышел из экипажа и сурово сказал кучеру:

- Слезай да подними человека! Погибнет от холода!

Кучер слез с козел, шагнул в грязь и схватил пьяницу за плечи.

- Батюшки, да это Сюткин! - ахнул он.

На Аносова бессмысленно глядело тупое, опухшее лицо.

- Вот что делает с трудягами проклятое золото. А ведь какой парень был! - с жалостью сказал кучер и выволок Сюткина к домику. - Эй, люди, приютите несчастного!..

Из калитки вышла бойкая жёнка, огляделась и махнула рукой:

- Всё равно погибший человек... Отоспится и опять в кабак клянчить... Спился малый... Загубили...

Аносов ничего не сказал. Расстроенный он забрался в экипаж и быстро помчался к приискам...

...В июне установились дороги. Из Уфы в Златоуст пришли караваны. Площадь перед заводом напоминала торжище: ревели верблюды, суетились приемщики оружия, начиналась веселая пора, а Аносову приходилось покидать Урал.

Утром подали экипаж. Павел Петрович появился на крыльце в дорожном плаще. Перед домом горного начальника безмолвно стояла огромная толпа, а впереди всех Швецов.

На мгновение Аносов застыл на месте: теплый комок подкатился к горлу.

У крыльца появилась вдова с Демидовки. Она поклонилась ему и заплакала:

- Батюшка, никак нас покидаешь?

Павел Петрович обнял ее и сказал:

- Ну, ну, свет не без добрых людей...

К экипажу ему приходилось пробираться в людской тесноте. Каждый хотел сказать теплое слово уезжающему.

Литейщик обнял Аносова, и они трижды поцеловались.

Кто-то в толпе громко крикнул:

- Айда, распрягай коней, до расстанья на себе довезем!

Аносов взобрался на подножку экипажа. С обнаженной головой он поднял руку и сердечно попросил:

- Друзья мои, не нужно этого! Не утяжеляйте мне разлуку с вами. Спасибо за всё, за совместный труд...

Он замолчал, невольная слеза выкатилась из глаз. Смахнув ее, он опустился на сиденье. Толпа расступилась, и кони медленно тронулись...

Но вот тройка вырвалась на простор и рысцой понесла в горы. Над хребтами сияло солнце, раскинулся голубой простор.

Аносов приподнялся и взглянул на городок, который уходил назад, постепенно скрываемый горами и лесами.

- Прощай, Златоуст! Прощайте, дорогие труженики! - грустно вздохнув, сказал Павел Петрович и подумал: "Что-то ждет меня впереди?".

Глава седьмая

ЛЕГЕНДА ОБ АНОСОВЕ

Сталевар Швецов возвращался из дальнего завода в Златоуст. Ныли старые натруженные кости. Колесный путь по горам - беспокойный, томительный. В долинах продувало осенним ветром. Березовые рощи осыпали землю золотыми листьями, последним ярким багрянцем пылали осиновые перелески, только темно-синие ельники не меняли окраски и хмуро шумели под холодным ветром. В небе не раздавались трубные крики журавлиных стай: перелетные птицы покинули Урал, охваченный дыханием осени. Только на глухих озерках да в тихих речных заводях уныло плавали одинокие утки-подранки да обессиленный лебедушка, - не видать им больше ясных теплых дней!

- Невеселая старость - осень человеческая! - тяжело вздохнул сталевар, поглубже натянул шапку и свистнул конькам: - Ну, пошли, резвые!

А мысли тянулись грустные, без конца и краю. Тосковал Николай Николаевич об Аносове.

"И зачем только понадобился ему Петербург-столица, - горько думал он. - Что в нем хорошего?"

Всю свою жизнь Швецов привык думать, что из столицы приезжали только чиновники. Никакого дела им не было до работных! Аносов был первый, кто так хорошо понимал простой народ и вместе с ним в поте лица своего трудился.

"Это наш кремешок! Правдивая душа", - подумал сталевар и прошептал:

- Вернись, дорогой! Без тебя завод опустел!

Над горами сгущались сумерки. Размытая дождями дорога становилась опасной. Вглядываясь в придорожную бездну, старик подумал:

"Впотьмах, того и гляди, со скалы сверзишься. В умет,* на полати пора!"

_______________

* У м е т - постоялый двор.

Он осторожно добрался до перепутья. В оконце постоялого двора заманчиво мелькал огонек. За дорогу изрядно порастрясло, и Николай Николаевич не прочь был растянуться на теплых полатях и вздремнуть. Он распряг коней, отвел в сарай и задал им овса. Затем степенно вошел в избу, истово перекрестился и поклонился народу. Большая и неуютная горница слабо освещалась лучиной. В синем табачном дыму у стола сидели и толпились постояльцы - самый разнообразный люд: приказчики с уральских заводов, военные приемщики оружия, сибирские купцы, скупщики краденого золота и, кто знает, может, и беглые удальцы. Слева в полумраке - широкие полати, сплошь забитые человеческими телами: отдыхали возчики, ямщики - все, кто пораньше поспел к ночлегу. Плешивый, с плутоватыми глазами хозяин двора предложил Швецову забраться на печь. О лучшем старик и не мечтал. Кряхтя, он улегся на теплые кирпичи. Приятный жар иголками покалывал тело. Ох, как хорошо лежать в тепле и прислушиваться в полумраке к завыванию ветра за окном! Под Златоустом прошли проливные осенние дожди, и теперь в горах бушевали речонки и падуны. Шум взбешенных вод доносился в избу, и отдыхающему Швецову казалось, что он находится на мельнице. Осенний вечер долог, и, как всегда, чтобы скоротать его, заезжие люди сбились в кружок и вели бесконечные разговоры. Среди коренастых, угрюмых с виду уральцев сталевар заметил чернявого, с большим носом юркого человечка, который на всё откликался, обо всем знал и, разговаривая, отчаянно жестикулировал.