Прах и пепел - Анатолий Рыбаков

— Я был у Овсянникова и Гурьянова. У них машины готовы. Как у вас?

— Все на ходу.

Сбивая на крыльце снег с сапог, в дом входили шоферы, докладывали: такой-то явился. Березовский молча поглядывал на них.

Наконец все собрались.

Березовский притушил в блюдце окурок.

— Садитесь, кто на чем стоит. Только не курить, я уже здесь надымил.

Кто присел на корточки у стены, кто остался стоять.

— Завтра в шесть ноль-ноль выезжаем. Станцию погрузки объявлю в дороге. Сюда больше не вернемся. Вопросы?

— Как насчет теплого обмундирования, товарищ старший лейтенант? — спросил Банков. — Зима фактически на дворе.

— Шапки-ушанки, валенки, телогрейки, стеганые брюки, рукавицы получим на станции назначения, там и выдадим. Еще вопросы? — Он повернулся к Саше. — Вы что-нибудь хотите добавить?

— Моторы поостыли, — сказал Саша, — к утру надо бы приготовить по ведру горячей воды. И еще: не забыть в избах лопаты, топоры, буксирные тросы.

— Железной лопатой много не очистишь, — засомневался Василий Акимович, — надо деревянные. Дело простое: черенок вдоль пропилить, в распил вставить кусок фанеры, забить гвоздями. Всего делов.

— Всего делов, — передразнил его Чураков, — а фанеру где взять?

— Приходи, дам.

— Много у вас фанеры? — спросил Березовский.

— Пара листов есть, — уклончиво ответил Василий Акимович.

— Поберегите для остальной роты. Вопросов больше нет?.. Значит, повторяю: в шесть ноль-ноль выезжаем. Все свободны. Проценко, занеси сюда мои вещи.

Шоферы ушли.

Проценко вернулся с небольшим чемоданом, вещмешком и пакетом. Пояснил — в пакете селедка.

— Спасибо, иди. Завтра в пять заедешь за мной.

Березовский расстегнул ремень, снял портупею, сунул под подушку пистолет в кобуре, расстегнул ворот рубашки, стянул сапоги, размотал портянки.

— Найдется, где посушить?

— Конечно, давайте.

— Заодно и кипяток закажите, чай попьем.

— Хотите чего-нибудь горячего? Можно яичницу организовать.

— К селедке лучше картошку сварить, если есть.

Саша вышел на кухню, разложил на печке портянки, попросил своих хозяек, двух одиноких старух, поставить чайник, сварить картошку Те захлопотали. Были благодарны Саше: не только привез им машину дров, но и перепилил с товарищем, наколол, теперь на всю зиму обеспечены топливом, не замерзнут.

Саша вернулся в горницу.

На столе толстая алюминиевая фляга, обшитая сукном, водка, конечно. На расстеленной газете Березовский разделывал крупную, жирную селедку.

— Видали, какая селедка у тыловиков — залом. Пробовали?

— Приходилось.

— У меня руки испачканы, достаньте из моего мешка банку с маслом и хлеб. Заодно его нарежьте.

Лампа, сделанная из сплющенной артиллерийской гильзы, коптила. Саша ножницами подрезал фитиль, огонь стал гореть ровно.

Старушки принесли стаканы, вилки, ложки, тарелки с солеными огурцами, квашеной капустой, лучком, а некоторое время спустя чугунок, покрытый полотенцем, — горячую картошку.

— Ешьте досыта.

Березовский кивнул на флягу:

— Наливайте, Панкратов. А мне бы руки сполоснуть.

Пальцы его дрожали, когда он взял стакан.

— Первую положено за победу.

Выпили.

— Хорошо, — передернул плечами Березовский.

Подцепил вилкой селедку, пожевал, поднял брови.

— Давно такой не ел. Как вам, Панкратов? Вкусная селедка?

— Очень, — похвалил Саша.

Березовский снял полотенце с чугунка, ударил в лицо пахучий картофельный пар. Положил картошки себе, Саше, снова накрыл чугунок полотенцем.

— Чтобы не остыла. Наливайте. Когда нам с вами еще придется выпить, Панкратов? После победы, может быть. Как вы думаете?

— Возможно, раньше.

— Раньше? Вам известны последние события на фронте?

— Немцы опять перешли в наступление.

— Да, перешли. На нашем фронте действует танковая армия Гудериана.

Он придержал пальцами веко, опустив локти на стол, исподлобья взглянул на Сашу.

— Теперь слушайте внимательно. Панкратов. Вы исполняете обязанности помпотеха.

— Какого там помпотеха, — усмехнулся Саша, — так, на подхвате.

— Исполняете, исполняете. И как помпотех должны знать задачу. А задача такая. Роте предписано загрузиться зимним обмундированием, продовольствием и вооружением. Теперь я вам покажу полустанки, где мы должны взять груз.

Березовский вынул из планшета карту, разложил на кровати.

— Видите, город Михайлов.

— Да, бывал там.

— От Михайлова на юг спускается железная дорога, вот этот отрезок: Михайлов на севере, Павелец на юге. Между ними те самые полустанки, где якобы ждут нас вагоны. Но… — Он медленно, раздельно и значительно произнес: — Город Михайлов занят войсками Гудериана, его подвижная группа в Скопине.

— В Скопине?

— В сводках Информбюро такого сообщения нет, но хозяин квартиры, где я остановился, позвонил в Скопин, а ему телефонистка говорит: «У нас немцы… Пьянствуют… Теплую одежду у жителей отбирают…» А в нашем штабе тыла об этом не знают. Вот вам хваленая войсковая разведка. Какое это имеет значение для нас с вами? А вот какое: Скопина немцы могли достигнуть только через Павелец. Значит, и Павелец занят. Следовательно, весь отрезок железной дороги между Михайловым и Павельцом в руках у немцев. Где нам грузиться?

— Зачем же мы туда идем? — спросил Саша.

— Такой вопрос и я поставил в штабе. Они мне ответили: «Немцев в Скопине нет, обывательские выдумки. В Михайлове появлялись немецкие мотоциклисты, но они отогнаны. Так что поезжайте и грузитесь». Хорошо! Допустим, добрались, погрузились. Куда мы должны следовать дальше? В расположение Двести тридцать девятой стрелковой дивизии в район станции Узловая. Посмотрите, где это. — Он показал на карте. — Видите? На севере! Но если Гудериан прошел на Михайлов, значит, Узловая отрезана. Как мы туда проберемся? По воздуху? В штабе отвечают: «Узловая не отрезана, у нас с ними есть связь. Выполняйте приказ командования». Чем вызван такой приказ? А вот чем…

Он взял папиросу, прикурил от коптилки, продолжил:

— Двести тридцать девятая дивизия передана в Пятидесятую армию. Эту дивизию надо снабдить теплым обмундированием и всем прочим. Как это сделать? А очень просто. Наша авторота прибыла тоже из Пятидесятой армии, мы должны туда и вернуться. И возвращайтесь. А по дороге захватите груз для Двести тридцать девятой дивизии. Вот они за нами и спрятались. В случае чего предъявят документы: направлена авторота номер… К эшелону номер… Вагоны — номера… Накладные — номера… Не подкопаешься. Все послали, все отправили… А не дошло, извините, война. Но мы приказ выполнили. Вот так, Панкратов. Единственно, сумел вырвать у этих сволочей продуктов на пять суток, по три заправки бензина на каждую машину, медицинскую сестру еще выделили, я ее у Овсянникова оставил, увидите, ребенок. Дали двадцать винтовок на всю роту. Под Брянском кулаками отбивались, теперь вооружены, у каждого третьего винтовка Мосина образца 1891-1930 годов. Всех победим!

Березовский положил карту в планшет, налил водки, выпил, не дожидаясь Саши.

— Такие дела, Панкратов! Счет-то у нас на миллионы давно идет, в общегосударственном масштабе что там какие-то пятьдесят человек? — Он, прищурившись, посмотрел на Сашу. — Такие люди теперь пошли, Панкратов. Тех людей уже нет. О тех людях стихи остались…

Он придержал веко рукой, глухим голосом прочитал:

Я видел, как в атакахГлотали под конецБесстрашные воякиРасплавленный свинец.

— Знаете, чьи стихи?

— Уткина. «На смерть Есенина».

— Верно, Уткина… Так вот, Панкратов, с теми бесстрашными я воевал рядом, их уже нет. А когда были те, то Деникин, Колчак, Юденич, Врангель, чехословаки, немцы на Украине, французы в Одессе, англичане в Архангельске, японцы на Дальнем Востоке не смогли справиться с разутой, раздетой, голодной и безоружной Красной Армией! А сейчас с одной Германией воюем, а немцы уже под Москвой. Вы знаете такого писателя — Панаита Истрати?

— Читал «Киру Киралину».

— Хороший писатель, балканский Горький. Так вот, про тех он сказал: «Золотой фонд русской революции». Где теперь этот золотой фонд? На смену ему пришли эти. Сверху донизу. Вот и подставили Россию, вот и гонят людей на смерть.

Саша помнил: «золотым фондом русской революции» Панаит Истрати назвал оппозиционеров, которые в двадцатых годах боролись против Сталина и в тридцатые были им уничтожены.

— Вы производите впечатление кадрового военного, товарищ старший лейтенант. Почему у вас такое небольшое звание?

Березовский положил себе еще картошки, смазал маслом.

— Ешьте, пока не остыла. Вы заметили, Панкратов, картофель, сваренный в чугунке в русской печи, имеет совсем другой вкус, чем сваренный в Москве на газовой плите? Ведь вы из Москвы?

Саша засмеялся.

— Я из Москвы, но какая картошка вкуснее, не знаю.