Отраженная угроза - Михаил Тырин

Теперь ему хотелось взглянуть в зеркало, но и зеркала здесь не имелось.

«Ничего, скоро посмотрюсь в двойника», – подумал он и вышел в зал.

Он нашел место, где спрячется. За панелью состояния было полметра пустого пространства. Как раз хватит, чтобы втиснуться и затихнуть.

На его месте спал какой-то толстяк, Хэнк лишь молча развел руками. Осмотревшись, Сенин заметил, что возле священника собрался народ. Места там было немного, но оттуда веяло спокойствием, и хотелось быть рядом.

Найдя себе уголок, Сенин расстелил куртку и лег, глядя в потолок. Священник тихо и монотонно говорил что-то, его не перебивали. Действительно, рядом с ним было спокойно.

И всё-таки его путешествие по этому залу не прошло даром для настроения. Возможно, он за короткое время увидел слишком много лиц, взглядов, пораженных страхом и бессилием.

Он и раньше такое видел, но всегда со стороны.

Впервые он смотрел на беду не с безопасного расстояния, а варился в ней, прикасался, чувствовал ее холод и запах.

Сквозь сон слышался грохот, похожий на далекую грозу. Сенин открыл глаза и приподнялся. В полутемном зале все спали.

Это была не гроза, а грохот выстрелов, приглушенный стенами. Потом по полу пробежала ощутимая дрожь, и в ближайшей к Сенину стене вдруг образовался большой проем. Бетон осыпался, подняв кучу пыли.

Сквозь дыру было видно, как на улице мечутся лучи прожекторов. И вдруг их заслонил силуэт человека – высокого, плечистого, в шлеме и угловатом бронежилете. Он легко заскочил через проем и замер. Потом сделал несколько осторожных шагов вперед.

Сенин его тут же узнал. Разве можно не узнать самого себя?

«Ну, вот и всё», – мелькнула холодная и острая, как бритва, мысль.

Двойник шел прямо к Сенину. А тот не мог пошевелиться. Да и что толку теперь шевелиться?

Он всё же двинулся, перевернулся и попытался встать. Но не смог подняться с колен. Словно какая-то тяжесть придавила его к полу. Может быть, просто страх.

– Ну, стреляй, – сказал Сенин.

Двойник молчал. По-прежнему был виден только его силуэт – безмолвный и неподвижный, словно отстраненный от всего мира.

– Стреляй! – крикнул Сенин.

Странно, но люди вокруг продолжали спать. Никто даже не пошевелился.

– Ты так легко отдашь свою жизнь? – услышал Сенин голос. Свой голос.

– Ты ее уже взял, – ответил он. – Остались формальности.

– Я еще ничего не взял.

– Ты всё взял. Мое лицо, мою судьбу – всё! А еще жену и даже еще не родившегося ребенка. Всё уже твое!

– Значит, тебе это было не дорого, – безразлично ответил двойник. – И не убивайся так. У тебя паршивая жизнь, она тебе не нужна. Я беру ее, чтобы сделать лучше.

– С какой стати ты ее сделаешь лучше?! Кто ты такой – пародия на человека!

– Это ты стал пародией на человека. Ты ведь не меня ненавидишь, а самого себя. Посмотри на себя: жалкое существо, валяешься на полу, как скомканная бумажка, не можешь совершить ни одного решительного поступка. А теперь посмотри на меня и просто сравни.

– Что мне на тебя смотреть? Всё, что у тебя есть, – взято у меня. И эта форма, и эти громкие слова.

– Нет, у тебя уже нечего брать. Вообще нечего. Ты пустой.

– А ты чем лучше? Ну, чем, скажи? Ты всего лишь моя копия, что в тебе есть особенного?

– Особенного – ничего. Но есть важное отличие. Я не несу ответственности за сомнительные поступки, которые совершил ты. Они не давят на меня, как на тебя. Я свободен, мне легко дышится. Мне хочется жить.

– А с чего ты взял, что мне не хочется? И про какие ты толкуешь сомнительные поступки?

– Перестань, не обманывай меня, это глупо. У каждого человека в жизни есть вещи, о которых он никому не скажет. У каждого! И каждый несет по жизни груз отвращения к самому себе. Один обнюхивает свои трусы, когда бросает их в стирку, другой пробует на язык содержимое своих прыщей, третий, быть может, когда-то совращал свою маленькую сестру. Как правило, есть случаи и похуже. Человек ведь грязен и отвратителен. Так вот, на меня вовсе не давят твои грязные трусы. Они навсегда остались тебе. А я взял от тебя только лучшее – то, чего ты добился. Вот поэтому я спасу людей и вернусь героем, а ты… – Он грустно усмехнулся. – Это справедливо. Быть может, кто-то и вздохнет над твоим телом. Еще одна жертва элдорского кризиса, какая досада. А за Элиз не волнуйся, она будет счастлива. Я обещаю.

– Сволочь… – бессильно выдохнул Сенин.

– Всего лишь твоя копия. Да хватит тебе ныть и стонать. Ну, что ты хотел? Вернешься домой – снова ведь будешь ныть и изводить жену. Ты ведь не сможешь наслаждаться жизнью, просто не умеешь.

– А ты ее осчастливишь, да? Очаруешь своими чистыми трусами?

– Очарую чистой душой. Вернее, очищенной. Вся грязь и шлак, которые в тебе накопились, уйдут вместе с тобой. Разве это не прекрасно? И хватит про трусы. Мы с тобой помним вещи и похуже, верно?

– Заткнись. Не помню я никаких вещей. Я в жизни совершил немало глупостей, но никогда не совершал подлостей. – Сенин протяжно вздохнул. – А если и совершал, то всё равно по глупости.

– О, знаю, знаю. Человеческая память очень избирательна. А человеческий ум отлично придумывает самооправдания. Но, умоляю, не лги себе. Я-то могу проанализировать нашу с тобой память беспристрастно. На мне ведь нет никаких пятен, они все на тебе.

Некоторое время Сенин молчал. Ему нечего было ответить.

– Послушай, – сказал он наконец. – Мы ведь сможем жить одновременно.

– Что-что?

– Жить одновременно, в разных местах. Давай поменяемся одеждой – ты вернешься к Элизе, а я останусь служить.

– Ты меня разочаровываешь. Неужели можно так унижаться, так цепляться за никчемную жизнь?

– Я не хочу отдавать эту жизнь тебе. Я не хочу умирать обворованным. Не хочу, чтобы ты решал за меня! Пусть меня убьет кто угодно и что угодно, но только не ты!

Двойник помолчал.

– Что ж, это возможно, – сказал он. – Ты сам всё сделаешь. Сможешь?

Он медленно расстегнул кобуру и достал пистолет.

– На, держи. Советую стрелять в ухо, это гарантированно быстрая смерть. Ну, бери!

Сенин не двигался.

– Ну, давай. Это просто.

Сенин медленно протянул руку и взял пистолет. Сталь неприятно холодила пальцы.

– Патрон уже в стволе. Просто приставляешь себе к уху и…

Сенин щелкнул предохранителем и навел пистолет на двойника. Тот лишь рассмеялся.

– Нет, дружок, это у тебя не получится. Ты ведь убьешь всё лучшее, что в тебе есть. Все твои мечты и надежды – они здесь. – Он приложил палец ко лбу. – У тебя просто не поднимется на это рука.

– Я никак не могу понять, – медленно произнес Сенин. – Кто ты такой? Или что ты такое? Не человек, не зверь, не клон, не робот, не растение… При этом о чем-то рассуждаешь, что-то делаешь, поднимаешь на человека руку. Кто ты такой? Кто тебе дал право?

Он почувствовал, как двойник улыбается. Просто молча улыбается, не тратя слов.

– Кто ты такой?! – закричал Сенин. – Кто ты такой!!!

– Тихо ты! – его больно двинули локтем в бок. – Не ори! Разорался!

Сенин рывком поднялся. В зале никто не спал. За стенами глухо трещали выстрелы.

– Чего ты орешь? – не унимался сосед. – Нашел, когда орать…

– О, черт… – пробормотал Сенин, растирая затекшее лицо. – Что там происходит?

– Сам не видишь? Спишь больно крепко.

Сенин прислушался. Всё так же трещали автоматы, где-то на втором ярусе «мытари» грохали ботинками по железным трапам, было слышно, что они матерятся. Потом в стену грохнуло что-то массивное, здание дрогнуло, с потолка полетел мелкий мусор.

– Пробиваются… – завороженно проговорил сосед.

– Что сидите?! – надсадно заорал откуда-то сверху один из наемников. – Не дождетесь! Сдохнете вместе с нами!

И он со злости дал наугад очередь из пулемета. Пришлось по бетонной стене, в стороны брызнули мелкие камешки. В зале одновременно вскрикнули несколько десятков человек.

– Чертовы уроды, – пробормотал Сенин, стряхивая с головы бетонное крошево.

В следующую минуту к нему пробрался Хэнк.

– Вот ты где… Я тебя без бороды еле нашел.

– Забудь про бороду.

– Слушай, это ведь штурм, да?

– Похоже.

– И что нам делать?

– Ничего. Держись рядом, будь ко всему готов. Где Яцес?

Сенину было неловко, что он проспал начало штурма. Поэтому лицо у него сделалось преувеличенно деловитым, а голос – командным.

– Сейчас найду, – пообещал Хэнк. – Будь здесь, ладно?

– Ладно. Давай только быстрей.

На лестнице послышались крики. Сверху бежали, ужасно торопясь, трое «мытарей», двое из них волокли тяжелый пулемет со станиной. Один, дав очередь в потолок, отогнал людей от ворот, остальные начали устанавливать пулемет прямо напротив входа.

– Черт, этого еще не хватало! – процедил Сенин.

– Прошу вас, перестаньте называть его имя, – услышал он голос отца Анатолия. – Мы и так сейчас в руках дьявола, а вы то и дело его зовете.