Бездна обещаний - Номи Бергер

Она лишилась двух самых близких ей людей. Наталья и отец — вот кто больше всего поддерживал ее в жизни. После смерти их обоих Кирстен потеряла все ориентиры, ее кидало из стороны в сторону подобно кораблю в бурном море, лишившемуся руля и компаса. Следующие несколько дней Кирстен прометалась в полубреду и полузабытьи. Джеффри все это время не отходил от нее.

Он приносил Кирстен еду на серебряном подносе и часами слушал рассказы жены о ее отце, а потом обнимал и держал в объятиях до тех пор, пока Кирстен не засыпала. И, просыпаясь, Кирстен всякий раз видела сидящего рядом Джеффри, готового утешить и успокоить. И, когда Кирстен наконец была готова вновь встретиться с внешним миром, первым, кто взял ее за руку и вернул в этот мир, был Джеффри. Он оставался таким же заботливым и внимательным мужем все лето, и Кирстен отогрелась в тепле их новых отношений. Но наслаждение нормальной семейной жизнью продолжалось лишь до сентября. К моменту отъезда Кирстен в первый концертный тур сезона от умиротворенности в семье не осталось и следа.

Кирстен раньше не хотела верить, что Джеффри относится к разряду мужчин-деспотов, но в конце концов ей пришлось взглянуть правде в лицо. Теперь, да и прежде, он наказывал Кирстен за ее карьеру, за ее успех. То, перед чем раньше Джеффри преклонялся и благоговел, теперь отвергалось: Джеффри негодовал на музыку и на саму Кирстен. Пока она зависела от мужа, как это было на протяжении всего лета, Джеффри был сильным, уравновешенным человеком. Отъезд же Кирстен означал для него умаление его значимости, он чувствовал себя обиженным и униженным.

Кирстен не могла вынести подобное состояние мужа. Она неоднократно пыталась объяснить Джеффри, что музыка не требует от нее отречения от мужа и вовсе не предполагает жесткого выбора «либо — либо». Но все ее доводы не возымели на Джеффри ни малейшего действия. Он снова закрылся для нее, дав понять, что, пока Кирстен не оставит своего любимого дела, наказание не прекратится.

С тяжелым сердцем Кирстен улетела на гастроли в Стокгольм. Разбирая вещи в номере «Гранд-отеля», она увидела, что лампочка стоявшего на ночном столике телефона горит красным светом, и немедленно позвонила дежурному оператору гостиницы, чтобы узнать об оставленных для нее сообщениях. Сообщение было от Нельсона. Он передавал, что договорился ею заменить пианистку Беллу Давидович в концерте второго октября в Лос-Анджелесе. Дирижировать филармоническим оркестром в этот вечер будет Майкл Истбоурн.

Двенадцать дней, оставшихся до концерта, пронеслись подобно осенним листьям, гонимым пронзительным осенним ветром. В полдень второго октября Кирстен вошла в «Дороти Чандлер Павильон», чувствуя себя девицей, наконец-то приглашенной на свое первое свидание с незнакомым мужчиной. Нервозность. Возбуждение. Страх. Неизвестность. Боязнь разочарования. Кирстен не видела Майкла более шести лет. Шесть лет и четыре месяца, если быть точным. Когда Кирстен подошла к двери артистической уборной Майкла, ей стало не по себе. Остановившись, чтобы в последний раз привести себя в порядок, Кирстен достала из сумочки зеркальце и осмотрела свое лицо, затем одернула совершенно в том не нуждавшийся жакет из грубого серого шелка от Ланвина и громко трижды стукнула в дверь.

Как только Кирстен шагнула в комнату, у нее все поплыло перед глазами. И Майкл представлялся каким-то неясным пятном. Но прошло несколько секунд, и его образ постепенно стал обретать ясность. Майкл словно собирался из разрозненных кусочков разорванной картины. Тусклое золото летнего загара. Пиджак из верблюжьей шерсти. Коричневые брюки и коричневый, в желтую полоску, галстук. Серебряные пряди в волнистых каштановых волосах. Тонкие линии морщин, прорезавшие высокий лоб, и лучики морщинок, веером рассыпавшиеся вокруг карих глаз. И ласковая улыбка, очарование которой не могло сравниться ни с какой другой.

Это был Майкл, каким она его помнила. Перемены едва улавливались, действие его на Кирстен осталось прежним. Она вновь была влюбленной тринадцатилетней ученицей-пианисткой, замершей перед афишей двадцатисемилетнего дирижера у входа в «Карнеги-холл». Разница была лишь в том, что прошло уже двадцать лет.

Они стояли не двигаясь, прикасаясь друг к другу только взглядами. Наконец руки их встретились, и этого оказалось достаточно, чтобы границы, разделявшие их, исчезли: Кирстен и Майкл вновь почувствовали себя единым существом.

— Черт тебя побери, Кирстен Харальд, — выдохнул Майкл в ухо Кирстен. — Черт тебя побери за то, что заставила меня ждать так долго.

Все эти годы Кирстен задавалась вопросом, как она будет себя чувствовать, если Майкл снова обнимет ее, — теперь она это знала. Кирстен ожидала, что будет испытывать угрызения совести замужней женщины, но нет: она ощущала себя совершенно так же, как и всегда, когда была с Майклом.

Майкл испугал ее, неожиданно разомкнув объятие. Но он не отпустил Кирстен совсем, а лишь чуть отклонился, чтобы лучше рассмотреть ее лицо.

— Как ты думаешь, я достоин чести поцеловать тебя?

Кирстен кивнула в знак согласия, но поцелуй Майкла был не более чем нежным прикосновением губ, и Кирстен сама превратила его в настоящий поцелуй. Крепко обняв Майкла за шею, Кирстен страстно впилась в его губы и не отрывалась, пока оба едва не задохнулись. И после этого она, сжигаемая желанием, потянулась за вторым поцелуем. Но Майкл отстранился от нее, и холод снова сковал льдом начавшее было оттаивать сердце Кирстен. Ею овладело смущение и ожесточение. Кирстен мучительно пыталась сообразить, что сказать.

— Тебе нравится снова жить в Бостоне? — спросила она наконец, выбрав, как ей казалось, самую безопасную тему.

— Просто замечательно. — Майкл засунул руки в карманы брюк и принялся изучать носки собственных ботинок. — Это действительно возвращение домой, во всех смыслах этого слова.

— А мальчики?

— Они оба учатся в Гарварде.

— Боже мой! — изумилась Кирстен. — Неужели прошло столько времени?

— Так ведь у тебя тоже двое собственных. Девочка и мальчик, верно? — Кирстен кивнула. — И собирается кто-нибудь из них пойти по стопам своей блестящей матери?

— Если послушать мнение их отца на этот счет — нет. — Кирстен заметила, как напряженно слушал ее ответ Майкл. — А как твои дети?

Майкл невесело засмеялся:

— Боюсь, что мы вырастили математика и морского биолога. Для них музыка — это «Битлз», Боб Дилан и Саймон и Гарфункель.

— У них электрический вкус, мягко говоря, — заметила Кирстен. — Тебя беспокоит, что никто из них не хочет стать музыкантом?