Удар «Молнии» - Сергей Алексеев

Кастрат плоховато знал английский, и, видимо, смысл сказанного доходил до него медленно или он еще никак не мог поверить, что уже прочно сидит на крюке. Должно быть, кто-то убедил его в совершенной неуязвимости и безопасности своего предприятия, кто-то выдал ему «охранную грамоту». Он не был в смятении, однако заметно начинал нервничать.

— Вы хорошо уяснили, что следует обсудить с вашим личным другом? — повторил генерал и, не дав ему ответить, приоткрыл дверь, позвал знаком Головерова: — Распорядись, чтобы подготовили машину. Покатайте гостя по городу и отпустите где-нибудь на окраине. А телохранителя пока оставим у себя.

— Хорошо, — буркнул Головеров.

— Вы меня отпускаете? — привстал Кастрат.

— Да, разумеется, — деловито сказал дед Мазай. — Хватит отлеживаться в подвалах, пора работать. Скрывать от своего друга-президента ничего не нужно. Расскажите все, как и кто вас задержал, как и кто вербовал. Только в целях личной безопасности не признавайтесь, что струсили и назвали… некоторые имена. Это в качестве совета… И смотрите телевизор, особенно программу СНН.

— Зачем? — невпопад спросил депутат Госдумы.

— Может быть, услышите или увидите что-нибудь интересное, — пожал плечами дед Мазай. — Следующая наша встреча — завтра в девятнадцать часов. Подъедете к центральному входу на городской рынок. Мои люди вас найдут. Все, свободны, господин законодатель.

Цыганов тут же надел на его голову трикотажную маску прорезью на затылок, взял под руку.

— Иди спокойно, без резких движений.

— Мне не вернули… бумажник! — вдруг спохватился Кастрат. — У меня нет денег!

Генерал молча отсчитал сотню долларов, вложил в руку.

— Ваши деньги придется пока оставить у нас, вместе с бумажником. С ними должны поработать наши эксперты.

— Деньги подлинные! Это не фальшивка!

— Нет сомнений, — заверил дед Мазай. — Только подбор купюр весьма странный. Номера их в сумме почему-то складываются только в две величины — двадцать один и тридцать три. Вы же сейчас не готовы сказать мне, что бы это значило?

Он был не готов и потому ушел молча, щупая впереди себя пространство вытянутой подрагивающей рукой…

Генерал включил портативный телевизор — теперь и самому придется просматривать все информационные программы круглосуточно, — сел на раскладушку и отвалился к стене, в надежде передохнуть и собраться с мыслями, однако в это время вошел Головеров. Придвинул ногой табурет и, не вынимая рук из карманов, сел, уставился на экран какими-то пустыми, блеклыми глазами, ссутулился, нахохлился, словно от холода. Дед Мазай ощутил тревогу, но ничего не спрашивал, ждал, когда начальник штаба заговорит сам.

— Кастрат прав, Сергей Федорович, — наконец вымолвил он бесцветным голосом. — Чистый блеф, дело безнадежное. Руки у нас коротки стали…

— У нас, может, и коротки, — согласился генерал. — У «Моссада» длинные, достанут.

— Значит, будешь два дня телевизор смотреть?

— Буду, Глеб! Нам до зарезу нужен человек, через которого можно выйти на Диктатора. Кастрат — самая подходящая фигура.

— А хочешь, предложу тебе другую… фигуру? — вдруг спросил Головеров. — Выведет тебя на Диктатора хоть сегодня, в шестнадцать часов, например? Где-нибудь на нейтральной территории, допустим, в Дагестане, в чистом поле неподалеку от Хасавюрта?

Генерал медленно встал, выключил телевизор.

— Тебе опять что-то снится, Глеб?

— Ничего не снится, — он протянул деду Мазаю листок бумаги. — Все наяву, реально… И все равно крыша едет.

В донесении Тучкова по радиоперехвату и электронной разведке сообщалось, что в шестнадцать часов возле городка Хасавюрта в Дагестане состоится негласная встреча двух старых боевых товарищей, некогда воевавших в Афганистане — диктатора Ичкерии и министра Вооруженных Сил России, носящего прозвище «Мерседес»…

Сообщение о переговорах Мерседеса с Диктатором Сыч получил лишь через три дня, после того как вернулся из Красноярска, где был размещен заказ на минированные боеприпасы. После встречи двух ветеранов афганской войны в Чечне резко обострилась обстановка, и дед Мазай просил любыми путями выяснить главный вопрос — по чьей инициативе велись эти переговоры, суть которых ему уже была известна. Подобные деликатные вещи были доступны лишь «брандмайору», бывающему на теннисном корте и в кулуарах верховной исполнительной власти, однако в первой половине дня встретиться с ним не удалось, поскольку директор ФСК о чем-то отчитывался на закрытом заседании Комитета по национальным вопросам в Государственной Думе. Поджидая его, через особый отдел Сыч успел узнать, что Мерседес официально в последнюю неделю никуда из Москвы не выезжал и никаких встреч с кем-либо из руководителей Чечни не проводил. Значит, его поездка носила частный характер, однако обсуждаемые на переговорах вопросы вовсе не относились к дружеской беседе двух боевых товарищей; напротив, из Дагестана они разъехались уже как враги. Дипломат из Мерседеса не получился…

Сыч попросил адъютанта директора ФСК передать, что его ожидают со срочным и важным сообщением, и адъютант заверил, будто информация передана, но после обеда «брандмайор», не заезжая на Лубянку, вообще куда-то исчез до самого вечера. А потом неожиданно позвонил из своего автомобиля и попросил приехать к нему на дачу.

Похоже, у силовых министров появилась мода обсуждать вопросы войны и мира, жизни и смерти в неофициальной обстановке…

«Брандмайора» Сыч застал в недостроенной садовой беседке, одетого в пестрый тренировочный костюм, какого-то неожиданно мягкого, расслабленного, умиротворенного. Возможно, действовала дачная обстановка.

— Ну что там у тебя, горит? — обескуражил он первым вопросом, подчеркивая надоедливость Сыча.

— Пока не горит, но тлеет, — съязвил Сыч, намекая на пожарное прошлое директора ФСК. — И дыму много…

— Ладно, докладывай! — прервал его «брандмайор».

Сыч расстегнул папку, вытащил донесение деда Мазая и неожиданно заметил скучающий, даже несколько ленивый взгляд директора — то ли не хотелось ему заниматься на даче делами, то ли он уже знал, о чем собирался докладывать подчиненный. Это Сычу не понравилось, и, сориентировавшись на ходу, он решил сломать форму доклада, отложил бумаги.

— Товарищ генерал, насколько я понимаю, операцию «Дэла» поручено спланировать и провести службе контрразведки, — сказал он. — В частности, спецподразделению «Молния», для чего ее и воссоздали. Все было согласовано на высшем уровне, подписаны соответствующие документы, назначены сроки…

— А в чем, собственно, дело? — насторожился «брандмайор».

— В том, что за нашей спиной — Мерседес ведет переговоры с Диктатором, — сообщил Сыч. — Причем встречается нелегально, по правилам строгой конспирации. Это что за дипломатия?

Директор вновь как-то поскучнел, махнул рукой:

— Не обращай на это внимания, Николай Христофорович… У Мерседеса рыльце в пушку. Оружие-то Чечне он передал. Под видом расхищения с воинских складов, под видом захвата, но передал. В том числе и ракетные комплексы ПВО. Ну вот теперь и крутится, вьется. «Мальчиш-плохиш» вывернулся, остальные отбрехались, и все повесили на Мерседеса. Пусть теперь ищет концы, это его проблемы.

— Но он нам наделал больших проблем! — воспротивился Сыч. — На их встрече об оружии и речи не было, решали совершенно иные вопросы. По сути, обсуждали сроки начала войны. Мерседес довольно вяло пытался убедить Диктатора не развязывать бойни в Чечне, которая потом может перекинуться на все государства Кавказа, но тот весьма сожалел, что ничем уже помочь невозможно. Якобы запущена некая машина войны, принято соответствующее решение, и теперь он не в силах что-либо изменить. Даже если бы очень того захотел. Дескать, он себе не принадлежит.

— Откуда у тебя такая информация? — глядя в сторону, спросил «брандмайор». — Если их встреча была негласной… Откуда?

— Разведданные «Молнии».

— А с каких это пор «Молния» уполномочена вести разведку в Министерстве обороны? И отслеживать министра?

Расслабляться на даче директора не позволялось, Сыч решил быть более сдержанным — резкая смена настроения начальника ему совсем уже не нравилась.

— Специальных мероприятий не проводилось. Информация получена косвенным путем, как попутная…

— Хорошо, продолжайте, — поторопил «брандмайор», неожиданно перейдя на «вы».

Сыч достал из папки свои записи, заговорил суконным языком:

— После встречи с Мерседесом Диктатор, по сути, объявил военное положение. Началась мобилизация ополчения. Войска приведены в состояние полной боевой готовности. Город Грозный контролируется блок-постами и подвижными боевыми группами. К президентскому дворцу подвезена взрывчатка импортного производства, и начато минирование подвального этажа. Посредством радиоперехвата выяснилось, что в штабе вооруженных сил Чечни разрабатывается некий план «Лассо», вероятно, связанный с авиаударами по российским городам и промышленным объектам. На учебно-тренировочных самолетах Л-39 в срочном порядке устанавливаются запасные баки для топлива, чтобы увеличить дальность полета, а также подвесные пусковые установки для ракет Р-60. Еще раньше самолеты этого типа были снабжены специальными люками для бомбометания. Также есть сведения, что на азербайджанском военном аэродроме проходили подготовку летчики-смертники и часть старых самолетов типа Л-29 могут использоваться как самолеты-снаряды. Ново-Воронежская атомная в пределах досягаемости.