Грань Теней (СИ) - Марина Суржевская

— Ксеня! Ксенечка, ты где! Это я, Ветряна! — заорала я.

Вернее, думала, что заорала. Потому что по этому жуткому лесу вместо крика разнесся лишь тихий шепот. А маховик все катиться, катиться… И уже подползает шарик к четверти круга…

Я пошла- поплыла вперед, стараясь запоминать дорогу. Хотя, как ее запоминать, когда нет здесь никаких знаков и вешек, со всех сторон одинаковые стволы?

— Ксеня! — выкрикивала я через каждые два шага. Мой голос- шелест вспугивал скользящие мимо тени и они разлетались, словно ворох сухих листьев от порывов моего Эххо. Я повела ладонью и загрустила. Мой воздушный зверь остался за гранью, я больше не ощущала его привычное присутствие. И никакой Силы у меня здесь не было…И Арххарриона я тоже не чувствовала. Неуместный смех прорвался хриплым бульканьем. А что, хорошее решение вопроса, как разорвать слияние. Просто умереть. Я помотала головой, отгоняя дурные мысли.

— Ксеня! Да где же ты???

Я остановилась, озираясь. Теней стало больше, они проплывали мимо, задевая меня холодной тьмой, иногда зависали рядом. И в каждой я пыталась опознать свою подругу, но безуспешно. Сердце молчало.

На миг снова охватила паника, но я припомнила все те крепкие словечки, что в сердцах бросала моя подружка, и стало легче. Может, ругаться не так уж и плохо… по крайней мере, в редких случаях! И думается мне, что собственную смерть вполне позволительно к такому случаю причислить!

Так что я еще раз и с чувством высказалась.

— Жопа дохлого мерина! Бурдюк с навозом! Ослинная моча тебе в кисель! Да что б все сдохли, шаромыги обморочные! Надеюсь, никто из присутствующих не обиделся…

Тихий шелест со стороны. Несколько теней проскользнули мимо, отлетели при звуках моего голоса. Такие же сгустки тьмы…

Или нет?

Я внимательно всмотрелась им вслед. Показалось? Или мелькнул в темноте рыжеватый локон, знакомо блеснули карие лукавые глаза?

— Ксеня!!!

Я кинулась за тенью, которая слишком быстро удалялась.

— Ксенька, стой! Остановись, сейчас же! Я знаю, что это ты! Стоять!!!

Тень поколебалась и зависла. Я подплыла к ней, всматриваясь в черноту.

— Ксеня! Я знаю, что это ты! — выдохнула я. Тень чуть отплыла в сторону. Я сжала зубы.

— Ксенька! Не вздумай сбежать! Мне из-за тебя умереть пришлось! А ну живо пошли со мной!

Рваный сгусток темноты уплотнился, посветлел и сформировался в девушку. В коричневом балахоне, который мы носили в Риверстейн, с каштановыми кудрями, заплетенными в косы. У меня сжалось сердце. Душа Ксени выглядела так, какой была она до болезни, до Чернильной гнили. Верно, такой она себя и запомнила.

— Ветряна? — чуть удивленно прошептала Ксенька, — зачем ты здесь?

— Гуляю! — сквозь зубы сказала я, — Ксень, ну что за глупые вопросы! За тобой пришла, конечно! Пошли, подружка, времени мало…

Ксеня покачала головой.

— Куда, Ветряна? И зачем? Мне здесь хорошо…

— Так, — я нахмурилась и попыталась схватить Ксеню за руку. Моя ладонь прошла сквозь нее, расплескав, словно воду, темноту.

— Ксенька, ну ты чего? — взмолилась я, — пошли, времени мало! Маховик уже половину времени отмерял… надо вернуться к переходу!

— Зачем? — безразлично спросила Ксеня, — здесь хорошо…Спокойно. Боли нет…Страха нет… Страданий нет…

— Да ничего здесь нет! — с отчаянием сказала я, — потому что нет жизни! Ксеня, очнись! Вспомни! Боли нет, это хорошо, конечно, так ведь и счастья, любви, радости — тоже нет! Ксенечка, пошли скорее, некогда разговаривать. Ну же!

Девушка чуть отступила.

— Прости, Ветряна, — чуть виновато сказала она, — я не пойду. Ни к чему возвращаться. Не хочу…

Я снова попыталась схватить ее, но снова пальцы лишь развеяли холодную пустоту…

— Ксеня!!! — закричала я. Силуэт подруги потемнел, снова становясь лишь клочьями тьмы, — Ксеня, стой! Пожалуйста!!!

— Ксенька, стоять! — вдруг гаркнул рядом со мной мужской голос. Я вздрогнула и с изумлением уставилась на Данилу. Парень стоял рядом и со злостью рассматривал тьму.

— Данила, — ахнула я, — ты как здесь оказался?

— Я ведь Приходящий во Сне, Ветряна, — вздохнул он, — а смерть это тоже сон. Только вечный, — он повернулся к зависшей у сухого ствола фигуре.

— Ксеня, хватит дурить, — сказал он, — быстро прими нормальный вид и пошли с нами. А то… а то…

— А то что? — прошелестела тень.

— А то я буду являться тебе каждую ночь даже за Гранью! — выдал Данила, — и делать все то, что мы делали… на конюшне в Темном Доле!

Тень замерла. А потом из темноты прошелестело неуверенное:

— А что мы там делали?

Я с интересом уставилась на Данилу. Тот насупился.

— А ты подумай, — буркнул он, — хорошенько подумай, и вспомнишь!

Темный силуэт задрожал, снова посветлел и преобразовался в девушку. На этот раз с короткими неровно отрезанными кудрями, в штанах и рубахе. И с аканаром на поясе.

— И здесь от тебя покоя нет, остолоп, — хмуро сказала Ксеня.

— Пошли домой, — позвал Данила.

Девушка упрямо мотнула головой.

— Знаешь что, — вдруг заорал парень. Действительно заорал, на весь лес, так что мы с Ксеней слаженно подпрыгнули, — а ну бегом в переход! Да мы за тобой в Грань полезли! Да Ветряна из-за тебя знаешь сколько всего пережила? Она умерла ради тебя! А ты тут кочевряжишься? Да как тебе не стыдно! Я думал, что полюбил красивую, сильную и добрую девушку, а ты… а ты- морок! Ясно тебе? Вот и сиди тут, раз жить боишься!

— Ой, — как-то по-детски сказала Ксеня, — а ты что… меня полюбил?

— Дура, — с чувством отозвался Данила. И посмотрел исподлобья, — идешь?

Ксеня кивнула и опасливо на него покосилась. Я вздохнула с облегчением. Маховик показывал, что времени осталась совсем немножко. Мы торопливо заскользили между деревьев, возвращаясь к туманному мареву.

— Сюда, — выдохнула я возле перехода. Ксеня снова покосилась на Данилу, и шагнула в туман. Данила проводил ее хмурым взглядом.

— Ветряна идешь? Мне надо проснуться.

— Конечно, — я улыбнулась ему, — теперь все у нас будет хорошо, Данила! Спасибо тебе! Просыпайся…

Парень светло улыбнулся и растаял в воздухе. А я повернулась к темным деревьям. Почему то не хотелось, что бы даже Данила ее увидел. Синеглазую хранительницу, давно ушедшую за грань душу, мою маму.

Она стояла и улыбалась мне, так, как может улыбаться лишь мать при виде своего дитя. Тепло и одновременно грустно.