Европейская поэзия XVII века - Автор неизвестен

ЛУИС ДЕ УЛЬОА-И-ПЕРЕЙРА

* * *

Божественные очи! Не таяВулканов своего негодованья,Отриньте страсть мою без состраданья,Чтоб горечь мук познал без меры я.

Коль ваша гордость и любовь моя,Как равный грех, заслужат наказанья,Нас в темной бездне будет ждать свиданьеТам, далеко, за гранью бытия…

Но если вы за нрав, что столь надменен,А я за страсть, которую кляну,В аду должны попасть в два разных круга,

Останется удел наш неизменен:Мы будем в муках искупать вину,Ни здесь, ни там не обретя друг друга,

ПРАХУ ВОЗЛЮБЛЕННОГО, ПОМЕЩЕННОМУ ВМЕСТО ПЕСКА В ПЕСОЧНЫЕ ЧАСЫ

Струится, сокращая ежечасноНам жизни срок, отпущенный в кредит,И о печальном опыте твердитВ сосуде крохотном сей прах безгласный,

То прах Лисардо, кто любим был страстноИ ветреностью был столь знаменит…Сон жизни завершив, сном смертным спитИсточник горьких мук, к ним безучастный.

Огнем любви он обращен был в прах,И ввергло в сей сосуд его отмщеньеЗа то, что предал он любви закон.

За то, что жил он с ложью на устах,Ему и после смерти нет прощенья,И в смерти не обрел покоя он.

ПЕДРО СОТО ДЕ РОХАС

АД ЛЮБВИ В СЕРДЦЕ

В груди моей — кромешный ад: враждазловещих фурий, жар ослепшей страсти,мучительная грусть —ничьей печали не сравниться с нею.Я страх и ужас сею,я приношу отчаянье. И пустьнет утешенья для моих несчастий,—в чужую память, как в речную гладь,вглядевшись, их вовек не увидать;как в зеркале, бедав реке забвенья моего всегда.

ЭСТЕБАН МАНУЭЛЬ ДЕ ВИЛЬЕГАС

К ЗЕФИРУ Сапфические строфы

Рощи зеленой постоялец нежный,Вечный любимец младости цветущей,Друг и сопутник матери — Киприды,Зефир приятный;

Если б ты ведал все мои томленья,Ты, доносящий вздохи всех влюбленных,Плач мой услышав, расскажи ты нимфе,Что умираю.

Филис когда-то я поведал душу.Тронулась Филис тайной скорбью сердца,Даже любила! Но бегу я нынеГнева прелестной.

Вечные боги с преданностью отчей,Небо благое так с любовью кроткойДа остановят в дни, когда блажен ты,Снежные вихри!

Да не заденет пасмурная тучаВ пору рассвета на вершине горнойПлеч твоих хрупких; град да не поранитВвек твоих крыльев!

Виллем Хеда. Завтрак

ПЕДРО КАЛЬДЕРОН

* * *

Нет, меня не веселитВолн и сада состязанье,Бурной зыби в океане,Зыблющихся веток вид.Для меня не развлеченье,Что увлечены борьбойМоря пенного прибойИ земля в цветочной пене.У стихий старинный счет:К морю сад давно завистлив;Морем сделаться замыслив,Раскачал деревьев свод.С подражательностью рабьейПеренявши все подряд,Он, как рябью волн, объятЛистьев ветреною рябью.Но и море не внакладе:Видя, как чарует сад,Море тоже тешит взглядВсей расцвеченною гладью.Воду бурно замутивТиною со дна пучины,Выкошенной луговинойЗеленеется залив.Друг для друга став подспорьемИ держась особняком,Море стало цветником,А цветник — цветочным морем.Велика моя печаль,Раз не облегчают горяНебо мне, земля и море.

НАСТАВЛЕНЬЯ ПЕДРО КРЕСПО СЫНУ ИЗ ДРАМЫ «САЛАМЕЙСКИЙ АЛЬКАЛЬД»

А пока сеньор дон ЛопеСобирается в дорогу,Пред Инее и ИсавельюСлушай то, что я скажу.Божьей милостью, Хуан,Из семьи ты вышел чистой,Чище солнца, но крестьянской.Ты в себе не унижайГордость духа и отвагуИ стремленья не теряйВыше стать, а вместе с темБойся гордости чрезмерной.Будь всегда во всем смиренным,И тогда ты победишьТо, что в гордых иногдаС здравым смыслом несогласно.Сколько есть людей таких,Кто, имея недостатки,Их стирал своим смиреньем!И у скольких находилиНедостатки (а ониНе имели их) затем,Что о них судили плохо!Будь изысканно любезен,Щедрым будь, великодушным;Помни: шляпа и кошельНам друзей приобретают;И не столько ценно злато,Что в земле родит индийскойСолнце и везут моря,Сколько быть для всех приятным.Никогда не говориТы про женщину дурное:Знай, достойна уваженьяИ скромнейшая из них.Не от них ли мы родимся?Не дерись по пустякам;Если кто-нибудь при мнеУчит драться, я стократноПовторяю: «Эта школаНе по мне…» Я разумею,Что не нужно человекаОбучать уменью дратьсяС пылом, ловкостью, искусством,Но должны мы научитьПознавать его, за чтоОн дерется. Утверждаю:Объявись средь нас учительИ задайся целью мудройНаучить нас не тому,Как нам драться, а за что —Все б к нему детей послали.С наставленьями моимиИ с деньгами, что берешьТы в дорогу (их вполнеХватит на обмундировку),С покровительством дон ЛoпeИ с моим благословеньем,Я уверен, что тебя,С божьей помощью, увижуЯ другим. Прощай же, сын мой,Я растрогался совсем!

СЛЕПЕЦ

Слепца я знал одного,что и средь солнца сияньяне различал очертаньясобеседника своего.Нынче я встретил его(было пасмурно, вечерело):он по улице шел несмело,и, путь осветив незнакомый,немного стеблей соломыв руках у него горело.Кто-то спросил, проходя:На что тебе этот свет,раз в глазах твоих света нет? —И услышал под шум дождя:Коли света не вижу я,то, увидев меня, другойизбежит столкновенья со мной;так что свет, что увидел ты,не рассеяв моей темноты,осветит для людей меня.

ЩЕДРОСТЬ

Оборванным, бедно одетымпредстал ученый Терпандр,когда послал Александрза венчанным славой поэтом.И кесарь, стремясь благороднопримирить богатство и гений,наградил (хоть и нет сомнений:таковое стремленье бесплодно)поэта дарами такими,что рассеют тщеславье любое,даже если б тщеславье людскоебыло атома неразделимей.Мудрец в испуге застыл,подобную щедрость видя,и, бесстрастьем монарха обидя,молчал. Александр спросил:— Ты даруешь забвенье добром,а память — презреньем коварным?Но будучи неблагодарным,можно ли быть мудрецом?Но если благо рождаетрука того, кто дает,а не того, кто берет,—Терпандр ему отвечает,—То не я благодарен тебедолжен быть за щедрость твою,а ты за бедность моюдолжен быть благодарен мне:ты щедрость свою проявил,бедность мою награждая,и, щедрость твою вызывая,воистину щедр я был!

ПРЕЗРЕНЬЕ К СЛАВЕ

Подумай над этим примером:философ, что жил когда-тона горе иль в долине (не важнодля завязки, высоко иль низко),встретил однажды солдата,что шел по дороге мимо;философ заговорил с ним,и, после беседы долгой,воин спросил: — Возможно ль,что ты никогда не виделВеликого Александра,кесаря, чье величьеувенчано громкой славойвластителя шара земного? —И философ ему ответил:— Не человек он разве?Так почему важнеене тебя, а его мне видеть?А коль я не прав, то внемли:чтоб отучиться от лести,цветок, что растет у канавы,сорви и снеси Александру,и скажи, что его просил ясделать другой такой же.И тогда ты увидишь, приятель,что трофеи, триумфы и лавры,что хвала, и величье, и славане превышают пределачеловеческой сути, ибопосле стольких побед великихне сумеет твой Александрсделать цветка полевого,что растет у любой канавки.

УТЕШЕНИЕ

Я слышал про одногомудреца: он был нищ настолько,бедняк, что трава лишь толькобыла питаньем его.На свете нет никогобеднее, он был убежден.Но как он был удивлен,когда увидал случайномудреца другого, что тайноел траву, что выбросил он!

РАССКАЗ ФАБЬО О МАРТЫШКАХ

Один испанец жил в Оране,Он мастер был стекольных дел,И закадычного имелПриятеля он в Тетуане.Влюбившись в юную испанку,Узнал стекольщик от своейВозлюбленной, что, дескать, ейИметь угодно обезьянку.Влюбленный пишет сим же часомПосланье другу в Тетуан,—А там ведь пропасть обезьян,—И просит трех прислать, с запасом.Но вышел в том письме изъянец:«Три» — римской цифрой он проставил,Три палки (был он старых правил).И вот читает тетуанец:«У вас полно мартышек, друг;К тебе я с просьбою немалой,—Пришли. Достаточно, пожалуй,Мне… ста одиннадцати штук».В заботах о такой поставкеПриятель бедный сбился с ног,Но что, спустя известный срок,Творилось в той стекольной лавке,Где сотня с лишним чертенятПроказничала с диким гамом,В воображенье пылком самомНельзя представить, как бог свят!

РАССКАЗ ФАБЬО О БЛОХЕ

Раз некий щеголь своей кралеЛюбовную плел чепуху,И тут голодную блохуМечты о крови обуяли.«При даме, — думает она,—Он не посмеет почесаться,И кровушки я насосатьсяСмогу досыта, допьяна!»Извелся бедный франт от зудаИ, улучив удобный миг,Залез к себе за воротпик,—Попалась наконец, паскуда!Была та схватка коротка,Но не укрылось от красотки,Что держит что-то он в щепотке —Как бы понюшку табака.Смутился бедный воздыхатель,Когда сеньора на весь залСпросила: «Значит, смертью палВаш кровожадный неприятель?»Однако, поборов смущенье,Врага еще сильней сдавив,Он отвечал: «Пока он жив,Но в безысходном положенье».

К ЦВЕТАМ

Казались сада гордостью цветы,Когда рассвету утром были рады,А вечером с упреком и досадойВстречали наступлепье темноты.

Недолговечность этой пестроты,Не дольше мига восхищавшей взгляды,Запомнить человеку было надо,Чтоб отрезвить его средь суеты.

Чуть эти розы расцвести успели, —Смотри, как опустились лепестки!Они нашли могилу в колыбели.

Того не видят люди-чудаки,Что сроки жизни их заметны еле,Следы веков, как миги, коротки.

* * *

Рассыпанные по небу светилаНам темной ночью поражают взглядИ блеск заемный отдают назад,Которым солнце их, уйдж снабдило.

На вид цветы ночные так же хилы.Нам кажется, не дольше дня стоятГорящие цветы садовых гряд,А звезды выживают ночь насилу.

И наши судьбы — зданья без опор.От звезд зависит наша жизнь и рост.На солнечном восходе и заходе

Основано передвиженье звезд.На что же нам, затерянным в природе,Надеяться, заброшенным в простор?

* * *

Взглянув на кудри, коим ночь дала,рассыпавшимся по плечам, свободу,вздохнула Синтия и вновь в угодутирану-дню их строго прибрала.

Но царственность ее волос, челаобязана не холе, не уходу.Краса, что составляет их природу,не послушаньем людному мила.

Лик, чистый, как снега вершины горной,где отразился заревом восток,не возвеличить модою притворной.

Прикрасы хитроумные не впроктой красоте, природной и бесспорной,что расцветает в свой заветный срок.

ХУАН ПЕРЕС ДЕ МОНТАЛЬВАН