Гадюка - Биннур Шафак Нигиз

То, что он купил для меня зубную щетку, меня обрадовало. Грязный рот был для меня хуже смерти, и мне действительно нравилось подолгу чистить зубы и чувствовать аромат свежести. Я не знала, куда мы собираемся идти, но решила надеть то, что подходит под любой случай. Пара черных джинсов-скинни, черная водолазка, черная жилетка из искусственного меха – вот на что пал мой выбор. Я оделась прямо в ванной, чтобы не терять ни минуты. Даже носки я надела черные, но вот обуви у меня не было.

Выйдя из ванной, я заметила на деревянном полу в коридоре короткие черные сапожки на невысоком каблуке. Я огляделась, но Эфкена видно не было. Я быстро надела сапоги, которые были немного великоваты, но почти соответствовали моему размеру. Звук каблуков эхом разносился по коридору, пока я шла к гостиной. Эфкена я нашла у входных дверей, где он как раз застегивал молнию на черной кожаной куртке.

– Ничего, если Ярен проснется и не найдет нас дома? – спросила я, не глядя на него и стараясь выглядеть максимально непринужденно. Я не знала, как совладать со страхом, который он пробуждал во мне. Знала лишь, что он видит этот страх в моих глазах, и просто ненавидела это чувство беспомощности.

– Нет, все в порядке. – Он подошел к входной двери, а я так и стояла перед деревянным шкафчиком для верхней одежды и наблюдала, как он завязывает шнурки на ботинках. – Не болтай ерунды там, куда мы пойдем. Ты ни с кем не должна разговаривать. – Говоря это, он не смотрел на меня, как будто был уверен, что я снова начну ему перечить и ему снова придется сдерживать гнев. И хотя его приказы раздражали меня, я решила не провоцировать его, потому что моя жизнь была мне дорога.

– Куда мы идем?

– В «Клетку».

Я нахмурилась, но он больше ничего не сказал. Мы вышли на улицу, и ночная тьма распахнула перед нами свои объятья. Я сразу же возненавидела свои новые сапожки, потому что идти в них по снегу оказалось чертовски тяжело. По крайней мере я так думала, пока мы добирались до джипа и забрались в салон. Когда Эфкен включил печку, я расслабилась, отбросила ненависть и еще раз осмотрела свои новые, хоть и теперь промокшие сапожки. Нам потребовалось больше получаса, чтобы добраться до нужного места. Пока мы ехали, я обратила внимание на то, что ночью город был более оживленным, и по улицам передвигалось множество людей.

Я бы не сказала, что город был многолюдным, но, как бы странно это ни звучало, по тротуарам и правда шагали люди, шутили, смеялись и разговаривали. Молодой парень перепрыгнул на скейтборде обледеневший сугроб, лежащий по центру улицы, и исчез. Группа девушек громко смеялась, и хотя я не видела их лиц, очень хорошо представляла их мимику.

Мы остановились перед «Клеткой», и высокие кирпичные здания в округе отбросили тени на наш джип. Стены заведения, которое он называл «Клеткой», были серыми от дыма, дверь – железной с двумя створками, а прямо перед ними возвышались небесного цвета клинки почти с человеческий рост. Там же стоял грузный высокий мужчина. Вероятно, он выглядел гораздо крупнее Эфкена, но роста они были одинакового. Мужчина был лысым, но его голову покрывала странная фигурная татуировка, которая тянулась от уха к шее и там встречалась с одной из татуировок на руке.

– Это «Клетка Мечей», – сказал он, и я перевела взгляд с лысого мужчины на Эфкена. Двигатель в машине не работал, внутри было темно, а печка перестала дышать жаром. Я с любопытством посмотрела в сверкающие даже в темноте глаза Эфкена, не в силах сдерживать любопытства. – Бойцовский клуб. Боксерские поединки, бои в клетке, все возможные виды зверств и жестокости. – Он оторвал от меня взгляд и посмотрел в окно прямо у меня за спиной – Вот там стоит Гризли, – сказал он. – Его еще называют Бритоголовым Гризли. – В его голосе слышались веселые нотки, но я не засмеялась. – Там опасно, но если будешь держаться рядом, то все будет в порядке. Все остальные предпочитают держаться подальше от меня и моей свиты.

– Спасибо, что принял меня в свою свиту, вот только я не игрушка или вещь, которая кому-то принадлежит. – Я медленно улыбнулась, но улыбка получилась вымученной. Эфкен не смотрел на меня, но я увидела, как он стиснул зубы.

– И помни: не болтай внутри, – сказал он. – Просто тихонько стой рядом со мной.

– А что? Я привлеку внимание одного из придурков и он попытается сделать меня своей игрушкой?

– Ты так много болтаешь, что твое личико сейчас познакомится с дверью, – спокойно сказал Эфкен, не глядя на меня, и я замолчала.

Выбравшись из джипа, мы перешли заснеженную дорогу, обочины которой покрылись льдом, и оказались прямо перед входом в заведение. Снега здесь почти не было, лишь небольшие сугробы на тротуарах, а на улицу падали тени от высоких кирпичных зданий. Когда я перевела взгляд на лысого мужчину, стоящего за ледяными клинками, то обнаружила, что он смотрит не на меня, а на Эфкена. Как будто бы ему было запрещено даже обращать на меня внимание, а если он нарушит этот запрет, то лишится своей души.

– Карадуман, – почтительно сказал мужчина, – добро пожаловать.

– Есть кто внутри? – Эфкен задал этот вопрос напрямую, как будто его совсем не волновало присутствие мужчины, но тот, похоже, не возражал. Он пожал плечами, не сводя с Эфкена взгляда темно-карих глаз.

– Никого, кто пойдет тебе, но ты найдешь способ повеселиться.

– По крайней мере, ты изучил мои предпочтения, – ответил Эфкен с кривой усмешкой, в которой сквозил леденящий душу холод. Казалось, он не улыбался вовсе, а изображал смерть.

Какое-то мгновение, очень короткое мгновение, я смотрела на него, забыв о своем нынешнем положении. Смотрела только на него. Кому он был обязан своей утонченной суровой красотой? Будто сама смерть приложила руку к этому произведению искусства. Было в его лице что-то необъяснимое, непостижимое, не поддающееся описанию. Он бесспорно был красив, да, но за его внешней сверхъестественной красотой скрывалось нечто большее. Я просто смотрела на него, будто одержимая, а мои мысли врезались друг в друга, рушились на землю и затягивали меня в пучину абсурда.

В его льдисто-синих глазах, скрытых под тенью почти перманентно нахмуренных густых бровей, для меня словно открылась дверь, но лишь затем, чтобы однажды резко захлопнуться прямо у меня перед носом, так и не впустив внутрь. Эта внезапная, не поддающаяся пониманию мысль тенью опустилась на сердце, и