Желтая линия - Михаил Тырин

— Думаю, мы можем закончить заседание, — изрек старик. — Давайте просто отдохнем.

— Я хотела предложить текст обращения к гражданам… — открыла рот толстуха.

— Не сегодня, У-Озо. Мы и так слишком часто пишем обращения.

Появились служители, принесли новые порции пойла и закуски. Публика разбилась на кучки, а к нам подсел пластилиновый юноша.

— Вы случайно не братья? — спросил он первым делом.

— Нет, — любезно улыбнулся Щербатин. — Просто однофамильцы.

— Вам нужно почаще тут бывать, — сказал юноша. — Я, когда пришел первый раз, имел только третье холо. Теперь — одиннадцатое.

— Тут платят за каждое посещение? — уточнил Щербатин.

— Не совсем… — Юноша замялся.

— А кто это сидит там, в углу? — спросил я, кивнув на толстяка.

— Это же господин инспектор, — ответил юноша так, словно укорял меня в незнании элементарных вещей. — Уполномоченный службы социального надзора. Вас разве еще не представили ему?

— Забыли, — признался я.

— Обязательно подойдите. Он наверняка захочет с вами поговорить.

— Может быть, чуть позже? — пробормотал Щербатин.

— Что вы! Это следовало сделать, как только вы вошли сюда!

Я переглянулся со Щербатиным, и мы встали. Настало время лихорадочно вспоминать — много ли я наговорил лишнего в присутствии инспектора.

— Неплохо, неплохо, — похвалил нас толстяк, когда мы приблизились и скромно опустили взгляды. — Меня зовут Уок-Гил, я инспектор сектора по надзору за деятельностью оппозиции.

Полумрак не позволял хорошо разглядеть его лицо. Мы видели лишь контур жирного подбородка да еще округлую линию живота, дрожащего при каждом слове. Инспектор был одет в форму, похожую на комендантскую, только черного цвета.

— Может быть, вы хотите открыть свои филиалы? — предложил он.

— Какие филиалы? — вежливо спросил Щербатин.

— Ячейки оппозиционного движения. Они могут быть где угодно — у вас на работе, или в вашем доме, или даже на стороне, в любом трудовом общежитии.

— И что мы там должны делать?

— То же, что и здесь. Собирайте вокруг себя наиболее активных и прогрессивно мыслящих граждан, проводите с ними собрания. Выслушивайте их мысли, поощряйте новые методы социального протеста, принимайте различные обращения, декларации, манифесты. И, разумеется, регулярно отчитывайтесь перед центральным советом о том, кто проявляет наибольшую активность, кто использует нестандартные подходы. Или напрямую обращайтесь ко мне.

— Нам надо подумать… — ошалело пробормотал Щербатин.

— Не стоит думать. За партийную работу делаются начисления на номер, хорошие начисления. Хотя, конечно, все зависит от результативности. В общем, жду вас на следующем собрании.

Домой мы мчались со всех ног. Щербатину, кажется, было неловко, что он втравил меня в такую гнусность. Он искоса поглядывал на меня и ждал, когда я ему все выскажу. Но я сказал только одно:

— Давай больше не будем отдыхать в незнакомых заведениях. А то попадем в клуб самоубийц или того хуже.

— Договорились, Беня, — охотно согласился он. — Теперь только цирк, кино и танцы.

Однажды я пришел к выводу, что искать себе достойное общество — путь изначально порочный. Общество само тебя найдет. Наверняка оно не будет идеальным, в нем найдутся люди, неприятные тебе, или те, которым неприятен ты. Однако, если тебя каждый день тянет к этим людям, к их недостаткам, к их интрижкам, к их вздорным взглядам на жизнь — значит, это твое общество. Нужно просто привыкать и адаптироваться к тому, что есть.

Что и говорить, нам со Щербатиным было скучновато. Сидеть вечерами друг против друга и жаловаться на душевную неустроенность нельзя слишком долго. Нужно расширять сферу обитания, даже если обитаешь в чуждой среде. Животная ненависть к деловито-суетливому миру, которая передалась нам от ивенков, продолжала тихонько грызть каждого из нас. И тем не менее мы в этом мире нуждались. И в людях, его населяющих, тоже.

Нас быстро разочаровали большие развлекательные центры, где гремела музыка, прыгали по столам массовики-затейники и легко отыскивались приятели на один вечер. Щербатину было проще, он мог вечера напролет мурлыкать со своей служанкой, и ему это нравилось. Это была единственная тема, над которой он никогда не подтрунивал.

У меня с Метой ничего не клеилось. Она была не против того, чтобы поболтать, прогуляться вечером до стоянки аэровагонов, даже сходить в шоу-центр. Но это все. До романтических вечеров при свечах наши отношения так и не дошли. Я хорошо понимал, что ее древний, по здешним меркам, род не примет всерьез меня — обычного новогражданина, случайно достигшего шестого холо. Никакими карьерными успехами я не удивлял, блестящего будущего мне никто не предсказывал — я ничего не мог предъявить ее семье. Мы с Метой могли просто дружить, а я терпеть не могу быть женщине другом.

Как-то раз мы со Щербатиным исключительно от скуки пошли по серой линии и забрели в заведение для третьего холо. Это был совсем небольшой клуб, он походил на обыкновенное кафе. Здесь не было оглушительной музыки, здесь не пытались удивить друг друга сумасбродными одеяниями и килограммами украшений.

Сюда приходили довольно простые люди, как правило, завсегдатаи. Они стекались после работы, чтобы взять положенную бутылочку, посидеть на людях, поговорить с любым встречным. Разговоры тоже были простыми. Каждый вспоминал, где ему приходилось бывать и работать, сколько уцим удавалось на этом собрать, а еще — сколько они могли бы получить, работая не в этом, а в другом месте.

Часто приходилось слышать печально-завистливые истории, которые начинались всегда одинаково: «Знаю одного парня, который мыл тротуары за полтора уцим в день, а потом вдруг…» И дальше следовало про то, как он в одночасье вознесся к вершине жизни и получил все, о чем мечтал. У любого народа популярна сказка о Золушке, и ничего с этим не поделать.

Мы зашли раз, другой, третий… Нас стали узнавать. Мы многим рассказали свою собственную историю, и про нас тоже, наверно, стали говорить: «Знаю одного парня…»

Однажды мы сидели там, крутили в руках бутылочки и поглядывали вокруг, кивая знакомым.

— А знаешь, я ведь его нашел, — сказал вдруг Щербатин.

— Того ивенка из космопорта? — сразу понял я.

— Он такой же ивенк, как мы с тобой. Он пересаженный.

— Как ты на него наткнулся?

— Воспользовался служебным положением, залез в специальную базу данных через инфоканал. Там все про всех написано. Божество обязано узнавать подноготную каждого из нас, прежде чем раздавать милости.

— Ты ведь даже не знал его имени.

— Теперь знаю. Оказалось, всего семь человек прибыли в город с Водавии в чужой оболочке. Двое — мы с тобой. Еще у троих седьмое-восьмое холо, это бывшие штурмовики, теперь служат в каких-то комендантских частях. Я их сразу исключил. Еще один снова убыл на заработки.

— А наш?

— Его зовут Варп. Бывший штурмовик, низведен с пятого до второго холо за массовый расстрел союзников. Нигде не работает, питается комбикормом, занимается неизвестно чем. Идеальный портрет для террориста. Где он живет, мне тоже известно. И я хочу с ним познакомиться.

— Зачем?

— Не знаю, — вздохнул Щербатин. — Просто очень хочу.

— Ладно, пойдем вместе.

Мы возвращались домой, и я думал, что Щербатина ждет тихая и уютная Лисса, что он расскажет ей, как прошел день, а она будет гладить его по волосам, слушать, заглядывать в глаза… Зачем ему этот клуб, зачем случайные и неинтересные знакомства, если есть такое?

Я подумал, что, пожалуй, тоже заведу помощника. Будет с кем перекинуться парой слов вечерами.

В коридоре мы столкнулись с комендантом. Почему-то вместо дежурной лакейской улыбки на его лице появился испуг. Он лихорадочно обернулся и бочком-бочком попытался скрыться у себя.

— Что такое? — нахмурился Щербатин, бесцеремонно схватив его за одежду.

— А… — Комендант забегал глазами и словно уменьшился в размере. — Ничего, ничего…

— Черт… — Щербатин отшвырнул его и бросился к своей квартире.

Мы тут же наткнулись на двоих крепких мужчин в черной форме, которые тащили по коридору побледневшую от испуга Лиссу.

— В чем дело?! — рявкнул Щербатин.

— Отойдите, пожалуйста, — спокойно проговорил один из «черных».

— Нет уж, извините. Никуда я не отойду.

— Мы сотрудники службы социального надзора. Предлагаем вам отойти в сторону и не мешать нам.

— С какой стати? Это мой домашний помощник.

Я смотрел на Лиссу. При виде Щербатина она немного приободрилась, надеясь, что этот сильный и надежный человек сейчас примет меры, и все будет в порядке.

— А-а, гражданин Щерба? — Инспектор взглянул на него с насмешкой и с сожалением. — Эта женщина обвиняется в грубом нарушении социального порядка, и мы ее забираем. К вам претензий нет, поэтому отойдите и не мешайте нам делать свою работу.