Сила культа. Что делает человека фанатиком и как этого избежать - Аманда Монтелл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В отличие от более раннего протестантского евангелического возрождения, четвертую эпоху определяли искатели, обратившие свой взгляд на Восток и оккультные учения, а также вдохновившиеся на поиски личного просветления. Точно так же, как нынешние «последователи культов», эти страждущие были преимущественно молодыми, контркультурными, политически дивергентными фигурами, которые чувствовали подвох со стороны облеченных властью. Если вы подписаны на какое-нибудь астрологическое приложение или когда-либо посещали музыкальные фестивали, то есть вероятность, что в 1970-х могли столкнуться с каким-то «культом».
В конечном счете, потребность в идентичности, цели и чувстве солидарности существовала очень давно, и культовые группы всегда возникали во время культурной неопределенности, когда эти потребности оставались абсолютно неудовлетворенными.
Новое и важное здесь то, что в эпоху господства Интернета, когда гуру может быть безбожником, входной барьер опущен до плинтуса, когда людям, придерживающимся альтернативных верований, найти друг друга легче, чем когда-либо раньше, светские культы, от фитнес-студий с одержимыми коучами до стартапов, которые подменяют «корпоративную культуру» собственным «культом», растут как грибы после дождя. К счастью или к несчастью, но сегодня существует культ для всех.
IV.Два года назад, когда я решила оставить престижную (хотя и в чем-то похожую на секту) театральную программу моего университета ради лингвистической специальности и обсуждала это решение в разговоре с матерью, она сказала мне, что моя перемена убеждений не стала неожиданностью для нее, потому что она всегда знала, что я в принципе «не приемлю культы». Я предпочла воспринять эти слова как комплимент, т. к. определенно не хотела бы, чтобы меня охарактеризовали в противоположном ключе, но все же не могла расценивать их как похвалу. Так случилось, потому что культы с темным началом овеяны ореолом таинственности, они содержат аспект нетрадиционности, мистицизма, интимности. В этом смысле слово «культ» включает практически полный ассортимент смыслов, которые нам обычно требуются.
Это слово не всегда имело зловещий оттенок. Самая ранняя версия термина «культ» встречается в источниках XVII века, и тогда она звучала куда более невинно. В те времена это просто означало «возвращение долга божеству» или жертвоприношение для задабривания богов. Слова «культура» и «возделывание», происходящие от одного и того же латинского глагола cultus, морфологически близки слову «культ».
В значении, близком к современному, термин стал употребляться в начале XIX века, во время религиозного переполоха в Соединенных Штатах. Американские колонии, практиковавшие свободу исповедания новых религий, приобрели репутацию безопасного убежища, где эксцентричные верующие могли чудить сколько душе угодно. Эта духовная свобода распахнула двери и для спасающихся бегством представителей альтернативных социальных и политических групп. В середине 1800-х годов сформировались и распались более сотни небольших идеологических объединений. Когда в 1830-х французский политолог Алексис де Токвиль посетил США, он не переставал удивляться тому, что «американцы всех возрастов, всех состояний и всех наклонностей постоянно организовывали различные ассоциации»[25]. К «культам» того времени[26] можно отнести такие группы, как «Коммуна Онейда», лагерь полиаморных коммунистов в северной части штата Нью-Йорк (забавно звучит), Общество Гармонии, эгалитарное сообщество любителей науки в Индиане (как мило) и (мой любимый) недолговечный культ веганского земледелия в Массачусетсе под названием «Фруктовые земли», который был основан философом Амосом Бронсоном Олкоттом, аболиционистом, борцом за права женщин и отцом автора романа «Маленькие женщины» Луизы Мэй Олкотт. Тогда «культ» просто служил своего рода церковной классификацией, наряду с «религией» и «сектой». Слово обозначало что-то новое или неортодоксальное, но не обязательно гнусное.
Термин начал приобретать мрачную репутацию ближе к началу Четвертого Великого Пробуждения. Именно тогда появление большого числа нонконформистских духовных групп напугало консерваторов старой школы и христиан. Вскоре «культы» стали ассоциироваться с шарлатанами, жуликами и еретически настроенными фриками. Но они по-прежнему не считались серьезной угрозой обществу или криминогенным фактором. Только после убийств, совершенных «семьей» Мэнсона в 1969 году, за которыми последовало массовое самоубийство в Джонстауне в 1978-м (мы расследуем его во второй части книги) слово «культ» наконец-то стало символом страха.
Ужасная смерть более 900 человек в Джонстауне (происшествие, повлекшее за собой самое большое число жертв среди гражданского населения Америки до 11 сентября 2001 года) повергла всю страну в шок. Некоторые читатели могут вспомнить последовавшую за этим «сатанинскую панику» 80-х, отличительной особенностью которой была параноидальная вера в то, что педофилы, поклонники Сатаны, терроризируют благополучные американские кварталы. Как писал социолог Рон Энрот в книге «Соблазн культов», вышедшей в свет в 1979 году: «Беспрецедентное освещение истории Джонстауна в СМИ… было предупреждением для американцев, заявлением, что внешне милосердные религиозные группы могут таить в себе адскую гниль».
Затем, когда страсти улеглись, культы стали выглядеть для широкой публики не только пугающими, но и привлекательными. Поп-культура 70-х породила такие термины, как «культовый фильм» и «культовая классика»[27], описывающие многообещающий жанр андеграундных индифильмов наподобие «Шоу ужасов Рокки Хоррора». Такие группы, как «Фиш» и «Благодарный мертвец», прославились благодаря «культовым последователям» с бродяжническим образом жизни.
Спустя одно-два поколения после Четвертого Великого Пробуждения в среде интересующейся культами молодежи к этой эпохе начали относиться с прохладцей и ностальгией. Альтернативные группы из 70-х теперь могут похвастаться некоей репутацией стиля винтаж. В наше время одержимость «семьей» Мэнсона сродни обладанию богатой коллекцией винила и футболок времен хиппи. На прошлой неделе, находясь в салоне в Лос-Анджелесе, я подслушала, как женщина говорила своему стилисту, что собирается сделать прическу в стиле девушки Мэнсона: неухоженные волосы темно-коричневого цвета с пробором посередине. Недавно один мой знакомый 20 с небольшим лет устроил культовую вечеринку по случаю собственного дня рождения в нью-йоркской долине реки Гудзон – локации многочисленных исторических «культов» (включая «Семью»[28], «Нексиум» и бесчисленных ведьм) и музыкального фестиваля «Вудсток». Дресс-код? Все белое. Отфильтрованные фотографии гостей со стеклянными глазами в спортивных комбинезонах цвета слоновой кости и фразочки: «Ой, я не знал, что меня преследуют!» наводнили мою ленту в соцсети.
За прошедшие десятилетия слово «культ» было настолько романтизировано, что большинство экспертов, с которыми я разговаривала, даже не упоминают его. Их позиция состоит в том, что значение термина «культ» слишком широко и субъективно, чтобы его можно было употреблять, по крайней мере, в академической литературе. Казалось бы, совсем недавно, в 1990-е годы, социологи без проблем использовали этот термин для описания любой группы, «которую многие
