Карнавальная ночь - Поль Феваль

– Тебе пора одеваться, негодник, – понизив голос, сказала соседка. – Тереза проспит спокойно всю ночь, к тому же с ней буду я.

Ролан подошел к изножью кровати и взглянул на больную, которая спала, сложив руки на груди. Она была так бледна, что глаза Ролана увлажнились.

– Неужели когда-нибудь она заснет, чтобы больше не проснуться! – прошептал он.

Соседка была женщиной весьма многоопытной.

– Ого, да мы грустим, – сказала она, – и даже костюм Буридана нас не радует… Что-нибудь случилось? – немедленно приступила она к допросу.

– Нет, ничего, – ответил Ролан, упав в кресло.

– С кем ты ее застал? – настаивала мадам Марселина. – Со студентом? С солдатом? Или, может быть, с благородным отцом семейства?

Ролан пожал плечами и встал, не желая продолжать разговор.

– Я помогу тебе одеться, – предложила соседка.

– Нет-нет, – поспешно отказался Ролан. – Останьтесь с матушкой, она может проснуться.

– Хитрец, – пробормотала соседка. – Мне нравится, что ты всегда называешь ее «матушкой». Сын чулочника говорит «моя мать».

Ролан вышел, пересек лестничную площадку и оказался в комнате соседки. Это было таинственное место, святилище, лаборатория, достойная пера Бальзака. Кому, как не ему, описывать поблекшую молодость, застывшие улыбки, увядшие цветы! Но мы заняты другим сюжетом, к тому же мадам Марселина – такая славная женщина!

Ролан сел в ногах кровати, на которой лежал костюм Буридана, и обхватил голову руками.

Соседка трижды ошиблась: это не был ни благородный отец семейства, ни военный, ни студент, это был клерк нотариальной конторы. Однако она верно угадала с первого взгляда причину грусти Ролана.

Отправившись взглянуть, не нужна ли юноше помощь, мадам Марселина застала его плачущим, как дитя.

– Твоя мать спокойно спит, – сказала она, в то время как Ролан украдкой утирал слезы. – Давненько я не видала, чтобы она так хорошо спала. Ей снится сон, она говорит что-то о двадцати тысячах франков. Она играет в лотерею?

– Бедная матушка! – прошептал Ролан. – Она просила меня остерегаться. Я убью этого наглеца Буридана!

Мадам Марселина предпочла бы продолжить разговор о двадцати тысячах франков, весьма ее заинтриговавших.

– Конечно, иногда может неслыханно повезти… Какого Буридана ты собираешься убить?

Ролан вскочил на ноги.

– Я должен с ней поговорить! – воскликнул он. – И я поступлю с ней так, как она заслуживает!

– Отлично сказано, – заметила соседка, разворачивая костюм. – Тебе должен пойти этот наряд. Тебе все идет. Если удача будет на твоей стороне и ты разбогатеешь, то никакая герцогиня перед тобой не устоит… А теперь ты сидишь и ревешь, как мальчишка, только потому что какая-то развеселая маркитантка…

– Мадам Марселина! – с благородным возмущением воскликнул Ролан. – Я запрещаю вас оскорблять ту, которую я люблю!

Соседка взглянула на него. Она была растрогана, и в то же время ей неудержимо хотелось рассмеяться. Однако чувствительность победила. Мадам Марселина обняла Ролана и поцеловала в голову.

– Ты такой красивый, такой хороший мальчик, мой бедный маленький дурачок. И подумать только, что ты тратишь сокровища своей души на этих несчастных!

– Опять! – Ролан топнул ногой.

– А, помолчи, малыш, – сказала соседка, вставая. – А то я все расскажу твоей матери.

Ролан побледнел.

– Отправиться развлекаться сегодня вечером, когда она так больна! – пробормотал он.

Соседка пожала плечами, но в ее глазах стояли слезы.

– Ах ты бедолага! – умилилась она и продолжала с той простодушной и жестокой рассудительностью, столь свойственной женщинам. – Тебе не о чем беспокоиться, за твоей матерью присмотрят. А если она спросит о тебе, я скажу, что ты спишь.

С этими словами мадам Марселина протянула Ролану фиолетовые штаны в обтяжку.

– Желаю тебе повеселиться от души, – сказала она. – Ты поссоришься со своей подружкой, потом простишь ее – что может быть лучше!

– Простить! – возмутился Ролан. – Никогда! Если бы она была гризеткой, я бы слова не сказал. Но она благородного происхождения!

Мадам Марселина отвернулась, чтобы Ролан мог, не смущаясь, натянуть штаны, а также чтобы скрыть улыбку, от которой она на сей раз не сумела удержаться.

– О, конечно, – сказала соседка вкрадчивым тоном, – она ни в коем случае не гризетка. И если бы не революция…

– Ее отец был полковником, – с достоинством возразил Ролан. – Революция здесь ни при чем.

– Ну тогда Реставрация. Что же поделаешь, коли неприятности сыплются на нас одна за другой!.. Можно мне повернуться?

– А ее мать, – не унимался Ролан, – была кузиной жирондиста.

– Сколько же ей лет? Ведь жирондисты, кажется, существовали во времена Террора? – добродушно осведомилась соседка.

– Мне надоели ваши глупые шутки!.. И будьте любезны, застегните мне пуговицы сзади.

Соседка повиновалась, а Ролан продолжал:

– Сколько ей лет, вас не касается. На свете нет никого прекраснее и благороднее ее. Ах, если бы вы ее увидели…

Ролан осекся и смущенно замолк.

– Покажи мне ее, если хочешь, – ничуть не обидясь, сказала соседка.

– В консерватории она получила приз за игру на фортепиано. Она рисует, декламирует…

– Ах-ах! Да она артистка! – пренебрежительно бросила мадам Марселина.

Отношение к артистам – дело вкуса, и середины тут не бывает. Для одних слово «артист» – высочайшая похвала, для других – уничижительная кличка. Мадам Марселина была практичной женщиной. Хотя она и посмеивалась над сыном чулочника, но денежки вкладывала в дело его отца.

Ролан бросил на соседку сердитый взгляд.

– Да, артистка! – с вызовом подтвердил он. – В Опере она была бы ослепительна, в театре Франсэз свела бы с ума всех…

– Да только ее туда не берут, – заметила мадам Марселина.

– Она везде будет великолепна…

– А главное, много не запросит!

– Даже на троне!

– Дурачок! – сказала мадам Марселина, разглаживая складки на камзоле Ролана. – Если бы ты знал, сколько я повидала молодых петушков, как ты, ощипанных, опаленных и поджаренных подобными дамочками!

– Маргарита не такая!..

– Маргарита ли, Клементина или Мадлен, какая разница, как ее зовут… Ну что за красавчик, вылитый Амур! Подай-ка расческу, я причешу тебя… Если она хорошенькая, тем лучше. Было бы слишком обидно видеть, как тебя водит за нос дурнушка… Ну вот, туалет окончен! Посмотри на себя в зеркало и скажи по совести: так же ли она хороша собой, как ты?.. А тот, другой, красивый малый?

Ролан сжал кулаки.

– Поэтому я и убью его! – прорычал он, свирепо глядя на себя в зеркало.