Наледь - Борис Можаев

Под вечер второго июня рабочие вороновского участка собирались на стройку за получкой. Возле конторы их ждали грузовые машины. Те, кто постарше, наскоро сполоснув лицо и руки, лезли в машины в чем были на работе, поторапливали друг друга, покрикивали на шоферов:

- Поехали! Нечего ворон ловить...

- Журавля в руку захотелось.

- Ну, кому журавля подадут, а кому и синицу сунут.

- Кто на что горазд.

Торопились, предвкушая скорую выпивку, побаивались, что закроются магазины либо не достанется того, что следует.

А те, что помоложе, тщательно умывались, причесывались, надевали галстуки, яркие платья, пудрились... Погода стояла ясная, теплая. Значит, будут танцы, встречи, гуляния.

Лиза уже успела забежать в барак, надеть свое любимое васильковое платье и теперь вся трепетала от какого-то радостного возбужденного нетерпения.

- Ой, мальчики, ну где же Катя? Позовите ее.

- Придет, - равнодушно отзывался Семен. - Сварку последнего узла запорола... Вот и задержалась. Да и куда торопиться? Лишнего все равно не дадут.

Он не любил эти суматошные вечера, и вид у него был самый будничный: белесые кирзовые сапоги, видавшая виды репсовая курточка и выглядывавшая из-под нее какая-то рыжая застиранная ковбойка. К тому же первое жаркое солнце всегда отражалось, как говорили в шутку, на Семеновом лице: и его острые скулы и короткий толстый нос каждую неделю меняли новую кожу - то краснели, то синели, напоминая порой перезревшую сливу.

- Сеня, ты бы хоть сапоги кремом почистил, - сказала Лиза. - Они у тебя точно брезентовые.

- Брезентовые и есть. Не нравится?

- Бирюк ты.

- А ты пуговица. Сияешь, как будто тебя суконкой начистили.

Лиза не умела сердиться и прощала Семену всякие дерзости. Она считала его ужасно умным человеком и предана была ему, как отделенный ротному командиру. С ним она приехала из десятого класса на стройку и, когда распределяли их по участкам, не задумываясь пошла вместе с Семеном. Благодаря ему она и крановщицей стала. Втайне Лиза влюблена была в него. За что? А кто его знает! Наверно, за то, что он постоянно чем-то был занят: он и моторист, и механик, и студент-заочник, и даже изобретать может. Она все ждала, когда Семен объяснится ей в любви, но он звал ее по-смешному то пуговицей, то кнопкой, часто грубил ей. И Лиза потихоньку ото всех плакала. Но она совсем не умела сердиться, душа ее быстро обретала радость и спокойствие, как хорошо укрытое камышом светлое озерцо; кинешь в него камень - всколыхнется оно, подернется мелкими колечками, зарябит, потемнеет. Но быстро уляжется мелкая дрожь, и глядишь, снова голубеет эта глубинная чистота, и снова разливается спокойная гладь от берега к берегу. И опять звенит ее детский заливчатый смех, и снова раздаются ее наивные упрашивания: "Ох, мальчики, не надо так!", "Ой, девочки, миленькие, не сердитесь!".

- Миша, Миша, скорее сюда! - вдруг закричала она. - Вон видишь - Катя идет!

Забродин отправлял машины с людьми, но, увидав Катю, подошел к конторе.

- Ты еще не переоделась? - удивился Михаил.

На Кате был комбинезон; она широко распахнула ворот, запрокидывала голову, выгибая свою тонкую шею, озорно поводила глазами и говорила, кокетливо обмахиваясь платком:

- А вы меня ждете?

- Не валяй дурака. Осталась последняя машина, - Михаил говорил строго, но, встретившись с ее взглядом, невольно улыбнулся: - Ждем, да не тебя.

- Что ж это за важная персона появилась?

- Тебе хорошо знакомая. - Михаил помолчал. - Начальника участка ждем.

- Так я сейчас! Подождите минутку...

Но Воронов приоткрыл дверь конторы и сказал:

- Поезжайте, ребята. Я сегодня занят.

- Как же, Сергей Петрович? - невольно спросила Катя и, словно опомнившись, сказала другим тоном, улыбаясь, нарочито растягивая слова: Ведь у вас первая получка... Кажется, с вас положено...

Воронов после того вечера избегал ее и на вызывающие насмешливые улыбки, которые она бросала при встрече, хмуро отворачивался. Его мужское самолюбие было уязвлено - какая-то пьянчужка из притона "вороных" разыграла перед ним сценку увлечения недотроги-десятиклассницы. И он поверил... Болван!

- Спасибо, что вы надоумили меня, - сухо ответил ей Воронов и крикнул в сторону машины: - Поезжайте, ребята! Не держите машину.

Затем он ушел в контору и тщательно притворил за собой дверь.

- Ну что ж, поехали, - равнодушно сказала Катя, комкая платок в опущенной руке.

- Ты что, Катька, с ума сошла! Ведь мы же в клуб пойдем. Танцевать будем, - набросилась на нее Лиза.

- Ну и что?

- Беги переодевайся.

- Если тем, которые в галстуке, стыдно танцевать со мной, так пусть не танцуют.

Все посмотрели на синий галстук Михаила, словно впервые заметили его.

- Если он не подходит к твоему комбинезону, то я сниму. Ну? - Забродин наклонился к ней, взял галстук за узел, потом произнес повелительно: Поехали!

- Да что вы в самом деле! - взмолилась Лиза, округляя глаза. - Я хоть за твоими туфлями сбегаю.

И, боясь, что ее задержат, она опрометью бросилась к бараку.

Туфли Кате пригодились. На этот раз танцевали в спортзале новой школы. Полы еще не успели покрасить, поэтому никто особенно не возражал. Правда, здесь жили монтажники. Но их попросили перенести свои матрацы и рюкзаки в соседнюю классную, комнату. И они уступили.

- Только до десяти часов, - сказал бригадир монтажников, флегматичный рябой детина. - У меня ночная смена. Проводку ведем. Нам тут не до танцев будет.

- Милый, по ночам работают слоны да китайцы, ибо первые сильны, а вторых много, - возразил ему косматый горбоносый парень, известный на всю округу по кличке Дербень-Калуга. - А порядочные люди веселятся; Может быть, тебе меню не подали? Так я распоряжусь. Выбор у нас подходящий. - Он положил на плечо монтажнику сухую костистую ладонь. - Ну, как? Твое помещение, наш продукт... Гуляем?

Монтажник хладнокровно снял руку Дербень-Калуги со своего плеча:

- Я предупредил вас. Только до десяти.

- А-я-яй, какой несговорчивый!

Дербень-Калуга появлялся на стройке, или, как здесь говорили, "спускался вниз", дважды в году - весной и глубокой осенью. Все остальное время он пропадал в сопках, работая экспедитором геологических партий. Появлялся он всегда с деньгами; одни говорили - с крадеными, другие утверждали, что деньги он заработал, накопил. Приходил он каждый раз на стройку с желанием осесть, закрепиться... Но всегда пропивался и после скандалов, драк снова уходил в сопки. На стройку его влекла еще давняя властная страсть к Неле. Но он скрывал эту страсть и говорил о своей возлюбленной нарочито пренебрежительным тоном: "Старуху пришел навестить".

На танцы привела его Неля. Семен заметил, что был он выпивши. Неля шептала ему что-то на ухо, он усмехался, подозрительно поглядывал в сторону Кати и Михаила. Все это настораживало Семена, и он старался ближе держаться к Забродину.

Танцевали под баян. Пол был шершавый, сухой, весь заляпанный известью и краской. Взбитая сапогами и туфлями известковая пыль белесым туманом висела в воздухе, садилась на разгоряченные лица, першила в горле. Но люди не замечали ее; тесно прижимаясь друг к другу, обхватив руками талии и спины, покачиваясь и шаркая ногами, они награждали друг друга довольными бессмысленными улыбками. В эти минуты, танцуя с Лизой, Семен думал о том, как люди ухитряются терять свои лица и делают это с радостью, словно облегчая себя от ненужной ноши. Как все мы теперь похожи друг на друга! И даже эти пестрые девичьи платья так уныло однообразны. А вот Катя в комбинезоне. Молодец! Но понимает ли она это?

В один из перерывов Неля оказалась рядом с Катей. Скользнув пренебрежительно своими смоляными глазами по Катиной одежде, она сказала:

- Ударница и в комбинезоне! Что это? Пренебрежение к людям?

- Не ко всем.

Они были одинакового роста и теперь с ненавистью смотрели друг на друга, глаза в глаза. Но говорили спокойно, учтиво улыбаясь.

- Пожалуй, за такую демонстрацию, неуважение к массе могут попросить.

- Главного инженера здесь нет.

- Найдутся и другие.

- Я знаю, что вы услужливы.

- Вы пожалеете... - Неля вспыхнула, не выдержав, и отошла.

У них была старая вражда. Неля ненавидела Катю за то, что она была ее вечной соперницей, и за то, что Катю обожали все геологи, и за то, что она не уступила главному инженеру и с той поры смотрит на Нелю с нескрываемым презрением.

- Что у вас тут случилось? - спросил Михаил, ходивший покурить. - Ее как ошпарили.

- Хочет попросить меня из зала.

- Почему?

- Одежда моя не понравилась.

- Говорили же тебе, что нужно переодеться... Ты все любишь делать напротив. Еще только скандала не хватало. - Михаил, увидев, как направились к ним через весь зал Неля с Дербень-Калугой, взял Катю за руку и потянул на выход. - Пошли, пошли... Нечего на скандал нарываться.

Катя почувствовала, что рука Михаила дрожит. "Трусит", - подумала она. И ей стало противно. Она с силой вырвала руку.