Лекции о сущности религии - неизвестен Автор

естественной религией, ибо я развиваю все свои учения и мысли не в голубом тумане абстракции, а на твердой почве исторических, действительных, от моего мышления независимых предметов и явлений, - так, например, мой взгляд на природу или учение о природе на основе естественной религии.

Я дал, впрочем, в этой работе не только изложение сущности естественной религии, но в то же время и краткий очерк всего хода развития религии, начиная с ее первых зачатков и вплоть до ее завершения в идеалистической религии христианства. Поэтому она заключает в себе не что другое, как сжатую духовную, или философскую, историю религии человечества. Я подчеркиваю эпитет:

духовную, ибо дать настоящую, форменную историю религии, такую историю, где бы различные религии были одна за другой перечислены и пересчитаны, обыкновенно к тому же еще и иерархически распределены по очень произвольным отличительным признакам, - повторяю, дать такое историческое описание не входило в мои цели. За исключением большого подразделения на религию естественную и духовную, или человеческую, я гораздо больше интересовался тем, что в религиях есть одинакового, тождественного, общего, чем их - часто такими мелкими и произвольными - отличиями. Вообще в этой работе моя задача состояла исключительно в том, чтобы уловить сущность религии, а историю ее лишь постольку, поскольку без нее нельзя понять религии. И даже сущность религии я прослеживал в этом сочинении, как и вообще в моих работах, совсем не из одних теоретических или спекулятивных соображений, но также в значительной мере из соображений практических. Как прежде так и теперь я интересуюсь религией, главным образом лишь в той мере, в какой она является - хотя бы в воображении - основой человеческой жизни, основой морали и политики.

Для меня, как прежде, так и теперь, важнее всего осветить темную сущность религии факелом разума, дабы человек мог перестать, наконец, быть добычей, игрушкой всех тех человеконенавистнических сил, которые испокон века, еще и до сих пор пользуются тьмой религии для угнетения людей. Моя цель была доказать, что силы, пред которыми человек склоняется в религии и которых он боится, которым он решается даже приносить кровавые человеческие жертвы, чтобы расположить их к себе, что эти силы - не что иное, как создание его собственного, несвободного, боязливого духа и невежественного, необразованного ума, доказать, что существо, которое человек противопоставляет себе в религии и теологии, как совершенно другое, от него отличное, есть его собственное существо, дабы человек, так как он ведь помимо своего сознания постоянно дает господствовать над собою и определять себя своему собственному существу, впредь сознательно сделал бы свое собственное, человеческое существо законом и определяющей основой, целью и масштабом своей морали и политики. И так и будет, и так и должно случиться. Если до сих пор непознанная религия, религиозная тьма была верховным принципом политики и морали, то отныне или, по крайней мере, когда-нибудь в будущем определять судьбу людей будет религия познанная, растворенная в людях.

Именно эта цель - познание религии для содействия человеческой свободе, самодеятельности, любви и счастью - определила также размер моей исторической трактовки в религии. Все, что для этой цели было безразлично, я оставлял в стороне. Исторические описания различных религий и народных мифологий без познания религии можно встретить в бесчисленных книгах. Но так же, как я писал, так же я буду и читать лекции. Цель моих сочинений, как и моих лекций, это превратить людей из теологов в антропологов, из теофилов в филантропов, из кандидатов потустороннего мира - в студентов мира здешнего, из религиозных и политических камердинеров небесной и земной монархии и аристократии - в свободных и исполненных самосознания граждан земли. Моя цель поэтому меньше всего отрицательная, отрицающая, она положительная, да и отрицаю я только для того, чтобы затем утверждать;

я отрицаю лишь фантастическое, призрачное существо теологии и религии, чтобы утвердить действительное существо человека. Ни с одним словом не творили столько злоупотреблений в новейшее время, как со словом отрицательный. Если я в сфере познания, науки что-нибудь отрицаю, то для этого я должен привести основания. Основания же учат, проливают свет, дают мне познания; каждое научное отрицание есть положительный духовный акт. Конечно, вывод из моего учения тот, что бога нет, то есть нет абстрактного, нечувственного существа, отличного от природы и людей и вершащего судьбы мира и человечества по своему собственному благоусмотрению; но это отрицание есть лишь вывод из познания существа бога, из познания, что это существо выражает не что иное, как, с одной стороны, существо природы, а с другой существо человека. Правда, это учение можно назвать атеизмом, ибо ведь все на свете, говорят, должно носить свою кличку, но не следует при этом забывать, что этим именем еще ничего не сказано, как не сказано и противоположным именем теизма. Теос, бог есть голое имя, выражающее все возможное, и содержание его бывает столь же различно, как различны времена и люди; поэтому все дело в том, что кто понимает под именем бога. Так, например, в восемнадцатом веке христианское правоверие замыкало значение этого слова в такие педантически узкие границы, что даже Платон слыл атеистом, ибо он не учил о сотворении мира из ничего и, стало быть, недостаточно отделял творца от его творений. Так и Спиноза в семнадцатом и восемнадцатом веках почти единогласно объявлен атеистом, так что, если память мне не изменяет, в одном латинском словаре восемнадцатого века атеист переводится даже словами assecia Spinozae (последователь Спинозы); однако девятнадцатый век вычеркнул Спинозу из рядов атеистов. Так меняются времена, а с ними вместе и боги людей. Как мало сказано словами: "есть бог", или "я верую в бога", так же мало сказано и словами: "бога нет", или "я не верую в бога". Все дело в том, каковы содержание, основа, дух теизма и каковы содержание, основа, дух атеизма. Я перехожу, однако, к самому предмету, то есть, к моему сочинению о "Сущности религии", которое я положил в основу этих лекций.

ЧЕТВЕРТАЯ ЛЕКЦИЯ.

Первый параграф в "Сущности религии" вкратце гласит: Основу религии составляет чувство зависимости человека; в первоначальном смысле природа и есть предмет этого чувства зависимости; природа есть, таким образом, первый объект религии. Содержание этого параграфа распадается на две части. Одна часть объясняет субъективное происхождение или основу религии, другая характеризует первый, или первоначальный, объект религии. Сначала поговорим о первой. Так называемые спекулятивные философы издевались над тем, что я чувство зависимости объявляю источником религии. Слова "чувство зависимости" находятся у них на плохом счету с тех пор, как Гегель против Шлейермахера,-который, как известно, объявил чувство зависимости сущностью религии, - пустил остроту, что соответственно этому и у собаки должна быть религия, ибо она чувствует себя зависимой от своего господина. Впрочем, так называемые спекулятивные философы - это те философы, которые не свои понятия сообразуют с вещами, а, наоборот, скорее вещи - с понятиями. И поэтому совершенно безразлично, удовлетворяет ли мое объяснение спекулятивных философов; дело идет только о том, отвечает ли оно своему предмету, своей сути. А приведенное объяснение им отвечает.

Если мы рассмотрим религии так называемых дикарей, о которых нам сообщают путешественники, как равно и религии культурных народов, если мы заглянем в нашу собственную, непосредственно и без обмана нашему наблюдению доступную душу, то мы не найдем другого, соответствующего и широко захватывающего психологического объяснения религии, кроме чувства или сознания зависимости. Древние атеисты и даже очень многие как древние, так и новейшие теисты объявляли причиной религии страх, который, однако, ведь не что иное, как самое распространенное, бросающееся в глаза проявление чувства зависимости, Общеизвестно изречение римского поэта: Primus in orbe deos fecit timor, то есть страх первый сотворил в мире богов. У римлян даже слово: страх, inetus, имеет значение религии, и, наоборот, слово religio иногда означает страх, боязнь; потому dies religiosus, религиозный день означал у них то же, что несчастливый день, день, которого боятся. Даже наше немецкое Ehrfurcht - выражение высочайшего, религиозного почитания составлено, как показывает само слово, из Ehre (почитание) и Furcht (боязнь).

Объяснение религии из страха подтверждается прежде всего тем наблюдением, что почти все или во всяком случае очень многие первобытные народы делают предметом своей религии вызывающие страх и ужас явления или действия природы. Более примитивные, например народы Африки, Северной Азии и Америки "боятся, - как это приводит Мейнерс из описаний путешествий в своей "Всеобщей критической истории религий",-"рек в тех местах, где они образуют опасные водовороты или пороги. Когда они проезжают по таким местам, то просят о пощаде или прощении или ударяют себя в грудь и бросают разгневанным божествам умилостивительные жертвы. Многие негритянские царьки, избравшие море своим фетишем, до такой степени боятся его, что не осмеливаются даже на него взглянуть, не то что по нем проехать, потому что они верят, что лицезрение этого страшного божества убьет их на месте". Так, по словам В. Марсдена в его "Естественном и гражданском описании острова Суматры"; редшанги, живущие глубже в стране, жертвуют морю, когда они его в первый раз видят, пироги и сладкое печенье и просят его не причинять им вреда. Правда, готтентоты, как выражаются авторы путешествий, теистически настроенные и не могущие выйти за пределы своих религиозных представлений, верят в высшее существо, но не почитают его; они, наоборот, почитают, "злого духа", который, по их мнению, является виновником всех бед, их постигающих на свете. Я должен, однако, заметить, что известия, сообщаемые авторами путешествий, по крайней мере авторами более ранними, о религиозных представлениях готтентотов, как и вообще дикарей, весьма противоречивы. Также и в Индии имеются местности, "где большая часть обитателей не отправляет других религиозных служб, как только служб злым духам... Каждая из этих злых сил имеет свое особое название, и ей воздаются тем большие почести, чем она представляется страшнее и могущественнее" (Штур, "Религиозные системы языческих народов Востока"). Точно так же и американские племена, даже такие, которые, по сообщениям наблюдателей-теистов, признают "высшее существо", почитают только "злых духов", или существа, которым они приписывают все худое и злое, все болезни и горести, которые их постигают, - почитают, чтобы через это почитание их смягчить, а стало быть, из страха. Римляне в числе предметов своего религиозного почитания имели даже болезни и эпидемии, лихорадку, хлебную ржу, в честь которой они ежегодно справляли праздник, детоубийство под именем Орбоны, несчастье, словом, предметы, почитание которых не имело, очевидно, другого основания, кроме страха, как это уже отмечали сами древние, например, Плиний Старший, и другой цели, кроме как сделать их безвредными, что также уже было отмечено древними, например Геллием, который говорит, что одних богов почитали и чествовали, чтобы они приносили пользу, других - примиряли с собой и смягчали, чтобы они не навредили. Даже самый страх имел в Риме свой храм, также и в Спарте, где, впрочем, по крайней мере по свидетельству Плутарха, он имел значение моральное, значение страха постыдных, дурных поступков.