Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том 2 - Борис Яковлевич Алексин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Алёшкин не очень обрадовался последним сведениям. Особенно его огорчил уход комиссара медсанбата Подгурского, с которым он за последнее время сдружился.
— Ну, хорошо, наговорились мы достаточно, — заметил Скляров. — Сейчас пойдём обедать в столовую, затем ты побеседуешь с Брюлиным и Берлингом, а к 16:30 придёшь ко мне, и мы отправимся к члену Военного совета армии.
Обедали все вместе: Николай Васильевич, Шура и Борис. Шура достала для Алёшкина, как для командировочного, талоны на обед, и Борис впервые за много месяцев обедал в настоящей столовой — из тарелок, на столах, покрытых клеёнкой, с полным набором столовых приборов и даже бумажными салфетками. Однако, сами кушанья, хоть и приготовленные с некоторой претензией на ресторанные блюда, и по вкусу, и по объёму были куда хуже тех, которые готовил для командиров повар медсанбата.
В столовой они встретили Брюлина и Берлинга, после обеда они утащили Бориса к себе. Их землянка была невелика, но достаточно чиста и удобна. В течение двух часов, которые Алёшкин провёл там, ни о каких делах они не говорили, а болтали о разных разностях. Между прочим, Брюлин рассказал Борису, что их «толстый медвежонок» (так он назвал Склярова) недавно обзавёлся семьёй, заимел молодую жену Шурочку.
— Ты её видел уже. Какая-то мода, что ли, пошла, все стали здесь жёнами обзаводиться, — заметил Берлинг.
Борис при этих словах покраснел, но его собеседники этого не заметили. Берлинг собирался сообщить ещё какую-то сплетню, циркулирующую в штабе армии, да заметил предостерегающий жест Брюлина и замолчал. Борис понял, что простодушный профессор сболтнул немного лишнего, рассказав то, что ему знать не полагалось. Сделав вид, что он не заметил возникшей неловкости, Борис взглянул на часы и, объявив, что опаздывает, распрощался с обоими приятелями и пригласил их в медсанбат.
Когда Алёшкин подходил к землянке Склярова, тот, уже одетый в шинель, затянутый ремнём, стоял у входа. Завидев Бориса, он сказал:
— Вот хорошо, а то я уже собирался за тобой кого-нибудь послать. Звонил Тынчеров, просил побыстрее прийти, так как он выезжает в штаб фронта. Пойдём к машине.
Через несколько минут Алёшкин в машине начсанарма — чёрной, видавшей виды «эмке» — ехал в штаб армии, за ними следовала его «санитарка». Вскоре они входили в землянку члена Военного совета 8-й армии, бригадного комиссара Тынчерова.
Тот принял их очень любезно, стоя, выслушал их рапорты, задал Алёшкину несколько ничего не значащих вопросов и, пообещав вскоре навестить его дивизию, потребовал наведения в ней образцового санитарного порядка. Говорил он с акцентом, немного коверкая русские слова.
Приём длился минут пять, после чего Борис был отпущен и получил разрешение от Тынчерова и начсанарма следовать в свою дивизию. Он вышел из землянки и глубоко вздохнул. Штаб армии располагался в небольшом сосновом лесу. Стоял чудесный мартовский вечер. На фоне розовеющего заката чётко вырисовывались силуэты молодых сосенок, где-то вдали изредка еле слышно погромыхивало — там фронт, а здесь была такая тишина, что, кажется, никакой войны-то и не было.
Алёшкин задумчиво шагал к шлагбауму, отделявшему въезд на территорию штаба армии от дороги, около которой стояла его машина, думая о превратностях своей судьбы. Если бы кто-нибудь год назад сказал ему, что он, бросив где-то за несколько тысяч вёрст свою семью, будет вот так скитаться по ленинградским лесам и перелескам, что к этому времени он, врач без году неделя, вдруг станет сравнительно большим медицинским начальником (шутка ли, начальником санитарной службы целой дивизии!), он бы никогда этому не поверил. Однако всё это уже произошло. Теперь ему оставалось только одно — напрячь все свои силы, проявить все свои способности, чтобы и из нового испытания выйти с честью, не посрамить фамилии.
Так, в раздумье он подошёл к своей машине.
Глава вторая
Поздней ночью вернулись Алёшкин и Бубнов в расположение медсанбата. Дорогой им пришлось несколько раз останавливаться в ожидании, пока противник прекратит очередной артналёт. У фашистов была довольно примитивная и удивительно стереотипная тактика. Каждый вечер, помимо обыкновенной дуэли с нашими артиллеристами или обстрела переднего края и ближайших его тылов, они производили артналёты по определённым площадям в пределах армейского и дивизионного тыла, охватывая ими часть дорог и окрестных лесов. Эти квадраты ежедневно менялись, причём смена их производилась в строго определённой последовательности. И, что самое главное, — за пределами площади поражения было совсем безопасно.
Так произошло и в этот раз. Завидев несколько первых разрывов впереди, примерно в полукилометре по пути их следования, шофёр Бубнов остановил машину и сказал:
— Ну, товарищ начсандив, придётся нам немного позагорать. Пока фрицы свою норму снарядов не израсходуют, дальше ехать нельзя, а здесь нам безопасно. По-видимому, они сегодня вон тот район около Путилова будут обрабатывать. Я съеду чуть-чуть в сторонку, вон к тем ёлочкам, там колея видна, так что не провалимся. Посидим, покурим, пока эта заваруха кончится.
— Но там же, куда ты показал, хлебозавод стоит, — встревоженно заметил Борис, — значит, его накроют?
— Вряд ли, немцы стреляют в определённом порядке, вчера обрабатывали район немного южнее дороги, сегодня передвинулись к северу. Наверно, ещё вчера наш хлебозавод передислоцировался на другое место.
— Эдак и нашему медсанбату придётся с насиженного места уходить?
— Да нет, нам вряд ли придётся, вы ведь слышали, что тяжёлые немецкие снаряды всё время через нас перелетают. Значит, они считают, что этот район обстреливать нечего, что он пуст. Конечно, если «рама» нас обнаружит, ну, тогда всё может быть. Или, если они квадраты поменяют, или какой-нибудь их артиллерист в расчётах ошибётся, тогда и по нам могут ударить. Но у немцев таких ошибок не бывает, уж больно они аккуратны.
Борис удивился таким рассуждениям, услышанным от простого шофёра, и не замедлил высказать это удивление своему собеседнику. Тот в свою очередь удивлённо взглянул на Алёшкина и сказал:
— Так ведь я Бубнов. Разве вы не знали?
Борис вновь недоумённо пожал плечами и ответил:
— Знаю, что вы Бубнов, — невольно перешёл он на «вы», — но откуда у вас такие артиллерийские познания? Вы что, в артиллерии служили?
Бубнов невесело усмехнулся:
— Значит, вы и в самом деле ничего не знаете, а я думал… Я, действительно, артиллерист и в прошлом командовал артиллерийским дивизионом. Но за родственную связь с «врагом народа» Бубновым Андреем Сергеевичем, бывшим начальником политуправления РККА, а после Наркомом просвещения РСФСР,