Суть Времени 2013 № 21 (27 марта 2013) - Сергей Кургинян

В ходе кризиса расширилось и применение такого «тяжелого» экономического оружия, как торговые эмбарго. Которые вводились или ужесточались (против Ливии, Ирана, Сирии, Северной Кореи и т. д.) как путем «продавливания» запретительных торговых санкций через международные организации, так и введением режима санкций в одностороннем порядке (этим особенно активно пользовались США).

А в ходе «арабской весны» пошли и торговые войны других типов, никак не связанные с проблемами соблюдения/несоблюдения правил ВТО.

Один из примеров таких войн — террористические действия против персонала и имущества китайских и (иногда) российских производственных и торговых корпораций в ходе «цветных революций» в Ливии и Египте (это мы, напомню, обсуждали в книге «Политическое цунами»).

Второй пример — нынешняя война в Мали. Конечно же, ее приоритетные цели — исключительно важный для Франции контроль над урановыми резервами Нигера и потенциальными урановыми ресурсами Мали. А также — дестабилизация Африки и, соответственно, торможение экономической и политической экспансии на континент Китая.

Однако по утверждению одного из осведомленных экспертов, в военной кампании в Мали «очень силен запах кокаина». Речь идет о борьбе за контроль кокаинового транзита из Латинской Америки в Европу через Западную и Северную Африку. Причем главная борьба идет между боевыми структурами радикального исламизма — и альянсом криминала и спецслужб ряда стран Африки (прежде всего, Нигерии), Европы (Албания — Косово, Италия и др.), а также США. «Цена вопроса» — огромные (причем не фиктивно-деривативные, а реальные) денежные потоки от европейской торговли наркотиками, которые всем оказались особенно нужны в условиях кризиса.

Далее, некоторые специалисты убеждены, что беспрецедентная серия религиозно-политических провокаций, происходящих в ходе нынешнего мирового кризиса — также не лишена «торгово-экономической» подоплеки.

Так, в частности, скандалы вокруг карикатур на пророка Мухаммеда, конечно же, находятся в основном в контексте развернутой в последние годы глобальной мироустроительной игры. Но они — заодно — очень существенно ослабили торговые позиции «виновных» стран Европы в исламском мире. И к такому же результату для торговли США в исламском мире привели «симметричные» провокации в Америке с публичным сожжением Корана.

Перечисленное — не исчерпывает содержания торговых войн, особенно явно развернувшихся в ходе кризиса. Одной из самых серьезных угроз глобальной свободной торговле аналитики называют все более отчетливую концентрацию торговли в рамках региональных торговых блоков.

По данным доклада МВФ, выпущенного в 2010 г., суммарный оборот торговли между основными макрорегионами мира: Азией во главе с Китаем и Японией, Европой и США с Канадой и Мексикой — уже в течение 30 лет «стагнирует» на уровне 12% от глобального. А остальные 88% оборота глобальной торговли реализуются внутри макрорегиональных торговых блоков — формальных и неформальных. Это и Евросоюз, и НАФТА (США, Канада, Мексика), и МЕРКОСУР и АЛБА в Латинской Америке, и зона свободной торговли АСЕАН — КНР, и (на постсоветском пространстве) Таможенный союз, и т. д.

Кроме того, в глобальной торговле все большую роль начинают играть двусторонние соглашения. Один из наиболее распространенных типов таких соглашений — переход во взаимной торговле на расчеты в национальных валютах, минуя их конвертацию в основные глобальные валюты — доллар, евро, иену и т. д. Такие соглашения, формально не нарушая правил ВТО, в значительной мере выводят их участников из-под контроля ВТО, поскольку никто не может обязать этих участников использовать при расчетах рыночные (курсовые) оценки валют.

Одна из стран, наиболее активно использующих этот механизм, — Китай, который заодно предоставляет многим партнерам по двусторонним соглашениям крупные юаневые кредиты. Что позволяет ему расширять торговлю со странами, не располагающими свободной долларовой массой, а заодно и «привязывать» к себе участников таких соглашений, расширяя экспансию на новые рынки сбыта. Китай, в частности, с 2008 г. подписал соглашения о торговле и инвестициях с расчетами в национальных валютах примерно с 20 странами мира на общую сумму почти 1 трлн юаней.

Еще один тип двусторонних торговых соглашений — так называемый своп-экспорт, наиболее характерный для торговли нефтью и газом. Пример — соглашение между Туркменией и Ираном, по которому Туркмения поставляет свой газ в регионы Северного Ирана, а Иран от имени Туркмении экспортирует эквивалентные объемы газа со своих терминалов в Персидском заливе.

Эксперты подчеркивают, что описанная выше внутриблоковая и двусторонняя торговля с «близкими» нередко оказывается устойчивой и предпочтительной для ее участников даже в тех случаях, когда она с точки зрения цен и объемов явно менее выгодна, чем сугубо рыночная «свободная» торговля с «дальними».

Причина, на наш взгляд, очевидна.

Еще до кризиса (и тем более в кризисе) в сфере глобальной торговли (и, шире, в сфере глобальной экономики) неуклонно росло взаимное недоверие всех ко всем. И в особенности — недоверие более слабых игроков на мировых рынках как к более сильным игрокам, так и к глобальным организациям вроде МВФ, ВБ, ВТО, в рамках которых «сильные» неуклонно проводили и проводят политику в собственных интересах и против «слабых».

Именно в этом «корень» сокрушительного провала Дохийского раунда переговоров по новому режиму ВТО, о котором мы говорили ранее. Именно по этой причине многие экономисты начинают говорить о неизбежной фактической замене глобального режима ВТО системой макрорегиональных торгово-экономических блоков и двусторонних торговых соглашений, и о кризисе или даже «смерти» торговой глобализации.

Этой тенденции, которую было бы уместно назвать «блокализацией», многие экономисты и политики серьезно опасаются. Так, эксперт по мировой торговле Я. Брахми из Колумбийского университета (один из «архитекторов» ВТО) сокрушается, что «мы тем самым делим на части мировую экономику». При этом и Брахми, и другие аналитики предупреждают, что связанные с распадом режима ВТО межстрановые и межблоковые конфликты могут ввергнуть мир не только в экономический, но и в военно-политический хаос.

Такие предупреждения не беспочвенны. И, значит, нам надо разбираться, каковы позиции в международной торговле у нашей России.

Об этом — в следующей статье.

Информационно-психологическая война

Диалогизация сознания

Вам предлагают шизофренизировать сознание, называя это диалогизацией. Больше всего здесь интересно общественное сознание, которому объявлена информационно-психологическая война, упакованная в изящную оболочку диалогизации


Анна Кудинова

Итак, в шестидесятые годы прошлого века полузабытый Бахтин вдруг, как по мановению волшебной палочки, становится очень востребованным. Роль «извлекателя Бахтина из забвения», как мы помним, приписывает себе В. Кожинов. По плечу ли была ему, в то время — скромному сотруднику ИМЛИ, столь масштабная задача? Сомнительно. Но так или иначе, в 1963 году в СССР вышла книга Бахтина «Проблемы поэтики Достоевского», а в 1965-м — «Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса».

А одновременно предпринимались действия, направленные на то, чтобы идеи Бахтина получили распространение и за рубежом. Вскоре после опубликования книги Бахтина о Рабле парижское издание Recherches internationals напечатало статью Кожинова «Эстетическая ценность романа», в которой говорилось «о настоящем перевороте в изучении Рабле». Статья предваряла дискуссию именитых западных персон (итальянского писателя Альберто Моравиа, итальянского режиссера Пьера Паоло Пазолини и др.) об этой книге. В результате Бахтин оказался на Западе «замечен». Более того — нашелся человек, который, подобно Кожинову в СССР, стал энергично пропагандировать идеи Бахтина. Имя этого человека — Юлия Кристева.

Кристева — французский исследователь болгарского происхождения. Сфера ее научных интересов включает семиотику, лингвистику, литературоведение, психоанализ. Кристева оказала существенное влияние на формирование постструктурализма — причем находясь под непосредственным воздействием идей Бахтина. Сегодня она известна также как философ, писатель, оратор.

Учитель Кристевой — известный французский семиотик, один из лидеров французского структурализма Ролан Барт — так охарактеризовал свою ученицу: Юлия Кристева «всегда разрушает последний предрассудок, на котором, как считалось, можно успокоиться… она подрывает авторитет, авторитет монологической науки и традиции» (выделено мною — А.К.).