Операция «Молот». Операция «Гадюка-3» - Уолтер Уэйджер

— Эта… телеграмма… Что случилось? — спросил наконец Гилман.

— Я бы не хотел повторять дважды, — сказал Уиллистон, — так что давайте дождемся Тони.

— Долго ждать не придется! — раздался громкий возглас из мрака со стороны сеновала за их спинами.

Все трое резко обернулись и увидели каскадера, спрыгнувшего на пол с изяществом акробата.

— Я тут торчу уже час, — признался Арболино. — Залез сзади через крышу, чтобы проверить, все ли чисто… На всякий случай. На тот случай, если телеграмму послал не Энди.

Улыбки, рукопожатия, восхищенные взгляды, теплые приветствия — все по новой.

— Ну, теперь, когда и наш партизан здесь, остается подождать коротышку, — сказал Гилман, но Уиллистон покачал головой.

— Эдди не приедет. Он мертв. — И профессор добавил печальным голосом: — Кто-то подложил в его машину бомбу на прошлой неделе.

Глаза коллекционера оружия засверкали.

Так, ну точно, все начинается опять.

— Кто это сделал? — тихо спросил Карстерс.

— Не знаю — пока.

— Где? — спросил Гилман.

— В Парадайз-сити, на границе между Джорджией и Флоридой.

— Почему?

— Мне не сообщили.

— Может, надо спросить? — предложил Арболино. В его голосе лязгнула закаленная сталь.

Профессор кивнул.

— Именно об этом я и подумал, — ответил он. — Вот почему я вас сюда вызвал. — Он закурил очередную сигарету, не зная еще, что же ему делать, если они вдруг откажутся.

— Никто из нас не дожил бы до сегодняшнего дня, если бы не Эдди Барринджер, — мрачно начал Уиллистон. — Мы были отчаянными ребятами в 1943 году. «Джеды» Управления стратегических операций, которых забрасывали в оккупированную Францию для организации групп «маки» и ведения партизанской войны. Мы взрывали мосты, подкладывали мины под броневики, пускали под откос военные составы — нам даже удалось однажды грабануть бронемашину, в которой везли денежное довольствие солдатам вермахта. Задолго до высадки в Нормандии мы навели во Франции большой шухер, но вдруг случился прокол, и нацисты схватили Эдди. Сорок семь часов он держался. Его били, загоняли иголки под ногти, рвали клещами мясо, пытали электротоком и водой. Сорок семь часов нескончаемых пыток. Но он не сломался. Он не сказал, где мы прячемся.

Уиллистону не надо был досказывать до конца эту ужасную повесть. Они еще не забыли, как проскочили немецкий контрольно-пропускной пункт, спрятавшись в санитарном фургоне, как ворвались в полицейский участок, уложили восьмерых — или их было девять? — гестаповцев и вынесли изувеченного Эдди Барринджера. Через месяц Карстерс убил информатора, который выдал Барринджера, а два месяца спустя войска союзников высадились в Нормандии. Только в сентябре Эдди Барринджера доставили на родину, но лучшие армейские врачи не смогли вернуть ему левый глаз, зубы и пальцы ног. А потом война кончилась и они перестали быть «джедбургами» — это было кодовое название группы Управления стратегических операций, забрасываемых в оккупированную гитлеровцами Европу. Вскоре и само Управление стратегических операций было поглощено армейской разведкой и государственным департаментом — и «джеды» разбрелись по всей стране, вернувшись к своим гражданским профессиям. Но эти «джеды» остались живы только потому, что один из них выдержал сорок семь часов нечеловеческих страданий.

Они все были в долгу перед Эдом Барринджером, в долгу, который невозможно даже выразить простыми словами. Но четверо мужчин, собравшихся в этом заброшенном сарае, в словах не нуждались.

Их долг должен быть оплачен.

Профессор молча изучал выражение лиц товарищей и ждал.

— Парадайз-сити — мафиозный город, — громко объявил человек из Лас-Вегаса.

— Верно… Верно. Сенатский комитет по борьбе с организованной преступностью пару лет назад устроил там большой шмон, — вспомнил каскадер. — Газеты тогда много об этом писали.

Уиллистон кивнул.

— Эдди работал в утренней газете Парадайз-сити, — сказал он. — И, возможно, ребятам из местной мафии не нравились его статьи.

Карстерс уже улыбался. Он понял, как будут развиваться события дальше.

Но как к этому отнесутся остальные?

— Мы ведь не члены сенатской комиссии, не сотрудники ФБР и не газетные магнаты, — продолжал сурово профессор. — Впрочем, если бы даже мы и были ими, большого проку от этого ждать бы не пришлось, потому что язвы Парадайз-сити выставлялись на всеобщее обозрение чаще, чем бюст Урсулы Андрес — и с куда меньшим успехом.

Непомерный долг коротышке тяжким камнем лежал у него на душе уже долгие годы, и теперь этот камень превратился в острозубого грызуна, питающегося его чувством вины и жаждой мести. Он говорил, нервно шагая взад-вперед, но все еще не отваживаясь им сказать самое главное.

— Не тяни, Энди, к чему ты клонишь? — спросил Гилман.

— Мы можем сделать только то, что умеем, — ответил Уиллистон, и светловолосый миллионер поднял вверх два разведенных пальца левой руки — символ победы.

— Да говори уж прямо, как есть, профессор, — посоветовал ему Карстерс.

— Ну ладно. Нас обучили проникать на оккупированную противником территорию, организовывать группы бойцов сопротивления, вести тайную войну, совершать диверсии, осуществлять подрывную пропаганду.

Сэмюэль Мордекай Гилман нахмурился и заморгал.

— Если у тебя на уме то, что, как я думаю, у тебя на уме, то я думаю, что ты foux[3] — чокнулся, — перебил его математик. Впрочем, это он сказал наполовину всерьез, наполовину в шутку.

— Мы умеем вскрывать сейфы, прослушивать телефоны, подделывать документы и красть секретные бумаги, — настаивал Уиллистон мрачно. — И мы должны сделать все, что в наших силах.

— То есть ты хочешь сказать, что…

— Я хочу сказать, Тони, что мы должны отныне считать Парадайз-сити территорией, оккупированной неприятелем. И мы должны под вымышленными именами проникнуть туда, найти или выкрасть компрометирующие неприятеля материалы, организовать движение сопротивления, чтобы стереть с лица земли этот город и банду, которая там всем заправляет.

— То есть предполагается проведение особой операции по полной программе Управления стратегических операций? — поинтересовался каскадер.

— Абсолютно. От начала и до конца. Мы будем действовать как самостоятельная боевая группа, как мы это делали в оккупированной нацистами Франции.

Тут вряд ли стоит делать расчеты, подумал человек из Лас-Вегаса. Любые расчеты могут оказаться ошибочными.

— Безумие… Это просто безумие. Неужели ты думаешь, что тебе удастся провернуть такую операцию сегодня в Штатах? — недоверчиво спросил Гилман. — Четверо сердитых мужиков, практически голыми руками, без всякого спецоборудования, без денег, без оружия, без какой-либо подстраховки — вроде «маки» или подполья? Не имея за своей спиной ни мощной организации, ни поддержки правительства? Ты забываешь, что Управление стратегических операций обеспечивало всю программу заброски десанта, снабжало нас оружием, деньгами, подкреплением. Но теперь-то дело совсем другого рода. Я думаю, даже Эролл Флинн или Ли Марвин[4] не купились бы на это.

Уиллистон швырнул догорающий окурок на цементный пол и затоптал огонек каблуком. Гилман, конечно, прав, но иного выхода нет. И профессор не мог с ним согласиться.

— Тут просто ничего не складывается, Энди, — заключил математик.

— Нам надо платить по счетам. И я не знаю иного способа. Ты со мной, Сэмми?

— Нам никогда не удастся это провернуть без шума и пыли, Энди. Это гиблая затея!

— Так ты со мной? — повторил Уиллистон.

Гилман пожал плечами.

— Да с тобой, с тобой… маньяк ты эдакий.

Арболино подумал о своей жене, о двух черноглазых дочурках и о доме. Потом он вспомнил, как выглядел Барринджер, когда они выволокли его бездыханное тело из здания гестапо.

— Я с Сэмом, — медленно проговорил каскадер.

Все трое повернулись к Карстерсу, который опять улыбнулся, но ничего не сказал.

— Ну говори же, Пи-Ти, — нетерпеливо потребовал Арболино.

— Зачем? Спроси у профессора. Ему известна моя позиция.

— Он с нами, — подтвердил Уиллистон сурово. — А что ему остается делать? Он обожает такие игры.

Итак, они заключили договор. Они не стали обмениваться рукопожатиями, не стали произносить клятв, но теперь договор вступил в силу.

— Полагаю, мне не надо особо’ подчеркивать, что мы должны избегать ненужных актов насилия, — сказал Уиллистон после паузы, устремив взгляд на коллекционера оружия. — Как верно заметил Сэмми, мы в Соединенных Штатах, и это требует от нас действовать по законам мирного времени. Это всем ясно?

— Абсолютно, профессор, — ответил Карстерс тоном настолько искренним, что он, вероятнее всего, шутил.