Философское постижение идеи нации - Алексей Вальков

Кроме того, развитие (саморазвитие) трактуется здесь как абсолютный универсальный процесс, абсолютно-универсальная тенденция самодвижения, охватывающая собой все мироздание, в недрах которого даже нисходящие процессы понимаются лишь в качестве относительно нисходящих моментов целостного восхождения, так как, в конечном счете, в лоне бытия «всеединого» они (или точнее их результаты) будут вновь вовлечены в его доминирующую восходящую струю.

Для обоснования сказанного, поскольку оно имеет для нас важное теоретико-познавательное значение, приведем следующие аргументы. Допустим, например, что в мире господствует хаос или даже относительное равновесие нисходящего и восходящего процессов его самодвижения. Тогда в реальности это будет означать топтание мироздания на месте, постоянный возврат к одному и тому же исходному состоянию, что практически обессмыслит не только само развитие, но и мироздание как таковое. Мир в этом случае вполне заслужит гегелевского определения «дурной бесконечности». В познании (поскольку познано может быть только то, что обладает определенным внутренне устойчивым порядком бытия, обусловленным присущей ему закономерностью связей и тенденций движения) это будет означать, в худшем случае, нигилизм, отрицающий наличие истины как таковой, или агностицизм, так или иначе отрицающий возможность ее постижения человеком. В лучшем же случае, подобный подход релятивизирует познавательные возможности человеческого духа, так как ограничит их описательным характером исследования какой-либо одной (или нескольких, что в принципе ничего не изменит) тенденции или одного самого по себе сущего пространственно-временного момента бытия. А это, по сути, устранит философию как форму человеческого постижения действительности, ибо она исходит из прямо противоположных установок. В нравственном смысле подобный подход будет базироваться на признании невозможности коренного нравственного совершенствования человека, так как это с необходимостью вытекает из абсолютизации преходящих форм его бытия.

Думаю, что независимо от того, отдают они себе в этом отчет или нет, сторонники той традиции мышления, которую мы определили во вступлении к первому разделу как «философию особенного», исходят в своих построениях именно из этой методологической установки.

Если даже допустить абсолютное доминирование нисходящей струи в самодвижении мироздания при соподчинении ей относительно восходящих процессов, то это, в реальности, будет означать или его бесконечно нисходящую примитивизацию, или конечное саморазрушение и самоуничтожение мира, что в общем-то довольно нелепо. Как и первый подход, это обессмыслит бытие и развитие и, следовательно, обессмыслит человеческое существование и человеческое преобразующее действие. Посеет среди людей настроения пессимистического фатализма, пассивности и равнодушия и, что гораздо хуже, нравственной вседозволенности. В познавательном плане, на место философских и научных исканий заступят наивные формы религиозно-эсхатологических ожиданий и апокалиптического мировосприятия с устрашающими признаками Армагедона.

Помимо того, что оба означенных подхода противоречат моему видению реальных фактов бытия мироздания, и это, в конце концов, основное, я полагаю, что только признание абсолютного доминирования восходящих тенденций в развитии бытия, при относительности и соподчиненности им нисходящих процессов, утверждает его цель, смысл и ценность. Придавая осмысленность человеческому существованию и преобразующей деятельности человека, в познавательном плане подобный подход не только подчеркивает значение философского познания действительности, но придает ему подлинно эвристическое и, что, может быть, более существенно для человека, нравственное значение, что я, отчасти, пытаюсь обосновать своей работой9.

Конечно, кто-то, пожалуй, может сказать, что я де руководствуюсь здесь прежде всего факторами ценностного и, следовательно, «субъективного» характера, которые, в силу автономности нравственных начал человека не имеют никакого отношения к реальному («объективному») порядку бытия мира. Что ж, не буду спорить. Поскольку не могу полностью исключить того, что я, по меткому замечанию Платона, возможно, «зачаровал» себя подобным видением действительности. Однако замечу, что «ценность» для меня не есть нечто стороннее этому миру. Так же как в категориях «цели» и «смысла», в ней по-своему отражается человеком одно и то же всеединое и всеобъемлющее мироздание, «схваченное» нашим духом в идее его саморазвития. Только если цель (воспользуемся здесь терминами В. С. Соловьева) отражает его в модусах человеческого желания и воли, смысл – в модусе постигаемой мышлением истины, ценность – в модусе нравственного восприятия. А посему мой выбор указанного подхода к исследованию был предопределен целостным духом, а не отдельной «изолированной» ипостасью моего существа.

Таким образом, подчеркивая абсолютный характер действия восходящего саморазвития мироздания, я полагаю, что оно пронизывает собой последнее во всей его необозримой целостности и полноте, являясь одним из имманентно присущих мирозданию основополагающих свойств. При этом саморазвитие целого совершается через саморазвитие каждого из его относительно обособленных и частных моментов и существований, совокупность которых в их всеобщей взаимосвязи и составляет единый Универсум мироздания. В этом случае каждый из означенных обособленных моментов представляет собой, по словам Л. П. Карсавина, «стяженное» или «умаленное» всеединство, в котором универсальное мироздание по-своему качествует и индивидуализирует себя [12].

Логика предшествующего изложения неизбежно ведет нас к постановке, пожалуй, главного вопроса философских исканий всех времен и народов – вопроса о цели, следовательно, смысле и ценности бытия всего сущего, и прежде всего нашего собственного, человеческого бытия. Представляется, что этот теоретически сложный философский вопрос, к ответу на который я вынужден обратиться лишь в тезисной форме, неразрывно связан с основным источником, внутренне движущим мотивом саморазвития мироздания. Последний, на мой взгляд, представляет собой имманентное стремление всего сущего к полноте бытия, которое изначально в потенциальной форме положено в нем его двуединой духовно-материальной природой.

Рассматриваемые в этом свете понятия цели, смысла и ценности при безусловном сохранении своих «модусных» различий органически сливаются в свое высшее единство в полноте бытия сущего, той сугубо индивидуальной, конкретной полноте, которая имманентно положена самой природой каждого относительно обособленного существования и всеединого мироздания. Именно поэтому в лоне этого высшего метафизического всеединства логические различия цели, смысла и ценности отодвигаются на второй план перед их актуализированной целостностью, которую по-своему находит каждое из этих понятий в реальной полноте бытия сущего. А это значит, что, говоря о цели бытия сущего, я, одновременно, буду иметь в виду его смысл и ценность, и наоборот.

В том случае, если это так, а я буду придерживаться именно этой точки зрения, целью бытия сущего является постепенная актуализация данного стремления, находящая свое наиболее полное выражение в пространственно-временном развертывании его потенциальных начал. Иначе говоря, цель каждого существования (имеется в виду «цель в себе») – максимальное развертывание его внутренних природных свойств. И поскольку оно может быть достигнуто постепенно, в процессе саморазвития сущего, а каждый момент этого саморазвития сам несет в себе свою собственную неповторимую полноту, целью развития, пожалуй, можно считать не только и не столько его высшую точку (результат, довольно резко говорил по этому поводу Гегель, – голый труп, оставивший позади себя тенденцию развития), сколько каждый отдельный момент и всю конкретную совокупность моментов становления сущего. Или иначе – само его бытие (как процесс), осуществляемое в согласии со своей природой.

В силу особой методологической значимости для нашего исследования последнего положения, попытаемся развернуть его несколько подробнее. Здесь, прежде всего, скажу о том, что, на мой взгляд, в мире господствует целестремительность, но не целеполагание или целесообразность. И хотя между тем и другим нет, вероятно, непроходимой грани, последнее означает некую предопределенность, заданность мирового развития свыше некой сверхъестественной творящей и направляющей всемогущей силой. В лоне этого подхода, который всегда устремлен в будущее к, опять же, некоему абсолютному результату, каждое существование так или иначе соподчиняется родовому бытию Универсума, как всеобъемлющего целого, и, фактически утрачивая собственное ценностно-целевое значение, превращается в основном в средство для достижения последним его абсолютно-безусловной цели.