Гордость - Иби Зобои

– Блин, – говорю я и горблюсь, потому что она права. Был один случай, когда мама с папулей поехали на выходные автобусом в Сиракузы. Брать нас с сестрами было бы слишком дорого, так что мы остались дома, а они слали нам фотографии и видео лесов, городков и других мест, которые видели из автобуса, совсем не похожих на Бушвик и Бруклин.

«Чтение – то же путешествие, – любит повторять папуля. – Каждая книга – новая местность, новая страна, новый мир. Именно по книгам я знакомлюсь с другими краями, людьми, представлениями. А если что-то меня цепляет или возникает вопрос, я выделяю желтым маркером, чтобы строчки вспыхнули в голове, как лампочка или фонарик, и осветили путь к чему-то новому. Как правило, мне удается забыть, что я не бывал почти нигде, кроме Бушвика».

– Ну ладно, Зи, – прерывает мои мысли Дженайя. – Хватит себя жалеть. Мы, считай, выросли. И какие у нас планы? Тебе нужно вырваться из этой квартирки.

– Нужно вырваться из этой квартирки, – повторяю я. – Ого. Я поверить не могу, что через год уеду учиться. Марисоль и близнецы с ума сойдут от счастья – на целых два тела меньше в доме!

– Я то же самое говорила про тебя, когда уезжала.

– Я-то с ума не сошла. И вообще скучала по тебе, Най-Най.

– Ну уж нет. Я тебе запрещаю по мне скучать. Лучше собери-ка мозги в кучку, Зи. Готовься к выпускным, составь список колледжей, куда будешь подавать документы, узнай про финансовую поддержку, стипендии…

– Знаю, знаю, – говорю я.

– Я серьезно, Зи. Не сделаешь этого – никогда отсюда не вырвешься. Дом никуда не денется, а Бушвик навсегда останется Бушвиком.

– Ты уверена?

Она молчит, обводит взглядом большие и маленькие здания.

– Ну ладно, допустим, ты вернешься сюда, пойдешь работать – и, может, тебе хватит денег купить тут жилье, а еще тебе будет по карману бодега Эрнандо, сколько бы вывесок «органическое» он на нее ни навесил.

Я смеюсь, а потом вспоминаю, чем собиралась заниматься летом.

– Как ты считаешь, подходящая тема для вступительного эссе в Говард? – спрашиваю я. – Как спасти свой район.

– Все зависит от изложения. От подачи, от главной мысли. Что именно ты хочешь сказать?

Я молчу, думаю про наш район: жители вырастают, семьи меняются, но все, по сути, остается как есть, – вернее, оставалось.

Я вытягиваю ноги, и в этот самый миг дверь дома напротив отворяется, выходит семейство Дарси. Все успели переодеться. На маме теперь цветастое летнее платье, на папе – розовая рубашка и брюки-хаки. Эйнсли надел новенькую футболку и джинсы. Дарий одет в точности так же, как и отец.

– Привет, Дарий! Привет, Эйнсли! – громко зовут их снизу. Это Лайла, понятное дело – кричит из нашего окна.

Мальчики поднимают головы. Только Эйнсли улыбается и машет в ответ. А потом смотрит еще выше и замечает Дженайю. Сестра замирает – я понимаю, что она в нерешительности: помахать ему или отскочить, спрятаться. А потом она выдыхает и смотрит вниз, пока Эйнсли не скрывается на заднем сиденье джипа вместе с Дарием – тот так и не поднял глаз.

Машина трогается, сворачивает на Бушвик-авеню. Интересно, куда это они. Они ведь только что зашли в этот их роскошный дом – и сразу уезжают, пусть даже и ненадолго? Интересно, а они бывали за пределами штата, в других странах? Интересно, какие виды, вещи и ощущения они уже успели прикупить за свои деньги.

Я поворачиваюсь к Дженайе – она наверняка знает ответы, но она смотрит на закатное солнце, и сразу видно, что мечты ее уплывают прочь, в облака.

Вдалеке в сине-оранжевом небе показалась неяркая луна, до нас долетает привычный шум Бушвика, окутывает нас, и крыша превращается в уютную ладонь, в которой мы угнездились.

– Зи? – зовет Дженайя, не глядя на меня.

– Ну?

– Как думаешь, есть у меня шанс?

– С кем? – уточняю я.

– С Эйнсли, – произносит она негромко.

– Блин, – все, что я говорю в ответ.

Глава четвертая

Утро первой каникулярной пятницы, и квартира превратилась в хрупкий пузырь: круглый, полный, беззвучный, и там, внутри, все четыре мои сестры затиснуты в одну комнату. Мы теперь все примерно одного роста и размера, но по-прежнему спим в своих детских кроватях.

У стен стоят две двухъярусные кровати, еще одна, односпальная, прямо под окном – на ней спит Дженайя.

Я встала раньше всех и читаю книгу с карандашом и маркером в руке, как учил папуля. Я читаю «Между миром и мной» и думаю про Мекку Та-Нехиси Коутс – Говардский университет, про то, что в университете все будет как в другой стране: никаких тебе чужаков, которые приедут и все испортят. И лица у людей там такие же, какими были в 1867 году, когда Говард основали. И хотя студенты все приехали из разных концов страны и даже со всего мира, все они говорят на одном языке – языке чернокожих, африканцев, карибов и афролатиносов, и в них есть все, что есть и во мне: Гаити, Доминикана; там все темнокожие.

Я дочитываю главу и выглядываю в окно – началась ли уже подготовка к общему празднику. Но вижу я только братьев Дарси возле их дома. Эйнсли скачет и молотит кулаками по воздуху, будто решил подраться. Дарий растягивает мышцы ног, футболки у обоих взмокли по вороту от пота. Из того, как они одеты, я заключаю, что они явно не играли в мяч в парке, не подтягивались и не крутились на турнике, как другие местные парни.

На углу белая женщина, надев полиэтиленовый мешочек на руку, убирает какашки за своей собакой. Подбирает мешочек, завязывает, бросает в ближайшую урну, потом гладит собаку – мол, молодец. Еще я вижу мистера Тернера из конца квартала – он стоит у бодеги Эрнандо и пьет кофе. А потом он достанет пластмассовые ящики, поставит их на бок и сядет дожидаться сеньора Фелициано, Стони, Асенсио, мистера Райта и других местных дедуль на ежедневную партию в домино или в карты – по ходу они будут с азартом обсуждать политику или футбол.

К концу дня они освободят место для молодежи – Колина и его приятелей, которые будут просто стоять и пялиться на девушек, тянуть совсем-не-сок из бутылок – и с тем же азартом обсуждать политику и баскетбол. Потом начнется общая вечеринка,