Облом - Александр Найденов

Мысль Ивана Афанасьевича насчет того, где получить гроб была очень проста. Старик подрабатывал сторожем на коммерческой лесопилке и рассчитывал выпросить там несколько досок для гроба. Отправившись от Елены Васильевны сразу на лесопилку, Артюк вошел в контору и остановился возле двери. В прорабском вагончике, который служил конторой, было накурено, за обшарпанным столом сидел в кресле толстый огромный мужчина лет тридцати, читал газету, и постукивал дымящимся концом сигареты о середину стеклянной пепельницы на столе. Это был владелец лесопилки, известный в городе предприниматель Виктор Игоревич Титов.

- Здравствуйте, Виктор Игоревич,- деликатно кашлянув, произнес от порога Артюк.  Титов отстранил газету от глаз, посмотрел на вошедшего и изобразив улыбку на своем широком сальном лице, отвечал:

-  А! здравствуй, здравствуй, Иван Афанасьевич! Что ты пришел?

Иван Афанасьевич рассказал ему свою просьбу. К его удивлению, Титов все так же улыбаясь, покачал головою и произнес:

-  Нету. Нету досок, Иван Афанасьевич. Тебе надо было утром придти, а теперь все загрузили в КАМАЗы, уже товарно-транспортную накладную я выписал. Так что уж извини. Теперь только в понедельник будут вести распиловку.

Опешивший Иван Афанасьевич, начал робко поминать свою добросовестную работу на его лесопилке, попытавшись уговорить хозяина, но тот лишь еще раз покачал своей большой головою, потом затянулся сигаретным дымом, прищурившись стал рассматривать Артюка, все улыбался жирными своим губами и молчал.

-  Тебе - сегодня дежурить?- наконец спросил он.

-  Сегодня,- тихо ответил расстроенный Иван Афанасьевич.

- Я давно хотел с тобою поговорить,- негромко сказал Титов,- Приди сегодня на дежурство раньше на час - мне сейчас надо еще подумать, а потом мы с тобой потолкуем.- он начал смотреть мимо Артюка на пустую стену, вероятно думая что-то.

Иван Афанасьевич нашарил за своей спиною дверную ручку, не оборачиваясь открыл дверь и выскользнул из вагончика. От всех волнений этого дня, настроение у Ивана Афанасьевича было очень испорчено. Воротившись домой, он так протяжно вздыхал, так отрешенно глядел на радиоприемник, привешенный в кухне над столом на гвоздик в стене, и, всунув ложку с едою в едва приоткрывающийся рот, так подолгу забывал вытащить ложку обратно, что Евдокия перепугавшись за здоровье мужа, ничего у него не стала выспрашивать, а тоже вздохнула и, отогнув полу пиджака у него начала пришивать, болтавшуюся на вытянутых нитках пуговицу.

В шесть часов вечера Иван Афанасьевич был снова в вагончике. Титов встретил его улыбаясь, вышел из-за стола, пожал руку и взял за плечо.

- Давно тебя жду, Иван Афанасьевич,- действительно изображая радость на своем заплывшем жиром лице, начал говорить Виктор Игоревич и принялся расспрашивать Артюка, который к такому обращению с начальством не привык, о его здоровье и планах. - Какие у меня могут быть планы?- в смущении ответил Артюк.- У меня нету никаких планов.

- А ведь я давно наблюдаю за тобой, Иван Афанасьевич,- прищурясь на Артюка и, улыбаясь, говорил Титов.- Думаю, что это у нас такой человек, как ты пропадает без пользы?

Иван Афанасьевич от этой похвалы растерялся еще сильнее.

- Ходят слухи, что ты - талант в сельском хозяйстве. Правда это?

Иван Афанасьевич, смущаясь, ответил, что какой уж он талант:

- Так, на огороде копаюсь,- стыдливо отводя глаза, сказал он.

- Ну, ну, не скромничайте, Иван Афанасьевич,- добродушно засмеялся Титов,- В один голос все говорят, что ни у кого не было еще таких урожаев.

Не надеясь уже добиться никакого ответа у смутившегося от похвал Артюка, Титов сказал, широко улыбаясь огромным ртом:

- Я вот что придумал, Иван Афанасьевич,- хватит вам пропадать в сторожах: я решил сделать для вас теплицу и вас назначаю ее начальником. Как вы на это смотрите?

Иван Афанасьевич в полной растерянности молчал, водил взглядом по полу, потом робко посмотрел на Титова и спросил:

- Виктор Игоревич, с досками-то как же?

- С досками придумаем, придумаем. Другому кому нет - а для вас найдем доски.

Виктор Игоревич подозвал Артюка к окошку.

-  Видите, совсем новые и на ветре просохли,- сказал он, указывая на аккуратный забор из белых обрезных досок.- Сколько досок вам нужно? десять? больше? сколько нужно - столько и снимайте. Сегодня на дежурство заступите и можете сразу снимать. Гвоздодер для вас я уже приготовил, а тележка стоит в сарае... Да не смущайтесь, не смущайтесь вы так, Иван Афанасьевич: вы ведь будете у нас теперь не простой работник, а тоже администрация. В понедельник выйдут на пилораму рабочие - напилят новые доски, и заколотим эту дыру. Ну что, согласны вы быть начальником?

Иван Афанасьевич искоса взглянул на него и нерешительно кивнул головой.

- Я согласен,- тихо проговорил он.- Только, я не умею командовать.

- Ерунда,- весело успокоил Титов.- Научим...

Когда рабочие второй смены, поставив на пилу новые цепи и не имея на сегодня иной работы, разошлись с лесопилки по домам, когда ушел домой Виктор Игоревич Титов, пожав на прощание Артюку руку и, как всегда заперев своими ключами железные въездные ворота на территорию, Иван Афанасьевич отключил ток в проводах над забором и принялся осторожно разбирать один из заборных щитов.

Приготовив стопу легоньких, действительно хорошо высохших досок, Иван Афанасьевич успокоился, посадил собаку на цепь возле дыры, направил на эту дыру в заборе луч прожектора, а сам зашел в вагончик, сел там к окну, чтобы ему видно было разобранное им место и стал думать об неожиданном изменении в своей жизни.

- Вот, значит, и подтвердилось все: достоен сказали ты, Иван Афанасьевич. Вот она, правильная-то жизнь к чему привела,- думал Артюк, испытывая однако не то, чтобы радость, а скорее - какую-то пустоту в руках и ногах после всех дневных треволнений.  Иван Афанасьевич поглядел в окно, где в растянутом пятне, выхватываемом из темноты лучом, была видна лежавшая на земле кавказская овчарка. Длинная ее шерсть загибалась на спине ветром. Рядом с собакой белели ровные доски, а дальше тревожно чернел проем в стене - последнее беспокойство, доставленное людям от того человека, который на всех плевал.

- Какая странная в этом году весна,- думал Иван Афанасьевич.- Будет ли наконец тепло? Под утро он незаметно заснул, сидя в вагончике перед окном. Голова его привисла к груди. Ивану Афанасьевичу приснился сон. Сначала он услышал сквозь начинающуюся дремоту, как дует, напирая на окно ветер, как хлопает по крыше вагончика кровельный лист, пустота в ногах и в руках и во всем его теле неожиданно начала ощущаться сильнее, и Артюк вдруг подумал опять, что когда-то все это с ним уже было - но мотаемый ветром молодой куст сирени - он понял,- к этому не имел отношения. "Что же это такое?"спрашивал у себя, засыпая, Артюк и наконец догадался, что качается вовсе не куст, а соломина возле лица, и этот повторяемый гром над головою - это взрывы, они то дальше, то ближе к нему, то вдруг по несколько раз подряд; иногда земля его подталкивает в живот, и чувствуется, как над затылком рывком смещается воздух, ставший вдруг вязким. - Вставай! поднимайся, Артю! .......... мать! В атаку! Ур-ра-а!..- прокричал над Иваном Афанасьевичем молоденьким голосом младший лейтенант Овчинников и потянул его за ворот шинели так, что крючки больно вкололись в шею. Иван Афанасьевич ощутил себя молодым, он бежит за командиром, боясь оскользнуться на снегу, мелкими шагами переставляет, кажущиеся пустыми ноги.

- Ур-ра!..- кричит Иван Афанасьевич, вторя Овчинникову.- Ур-ра!..

Он слышит свой слабый голос и сам понимает, как это не нужно кричать, что голос его напугать никого не может. Да и вообще, способен ли напугать кого-то в штыковом бою красноармеец ростом метр шестьдесят пять, в ушанке - на два размера больше его головы? - Зачем же они со мной поступают так?- давит в виски Ивана Афанасьевича вместе с ударами пульса трусливая мысль.- Разве они не знают, что я - ворошиловский стрелок, какой я хороший снайпер? Зачем заставляют меня так бесполезно кричать в мерзлом поле? А что, если я сейчас буду убит?! Прилетит пуля - и я буду убит! - Иван Афанасьевич думает на бегу, в какую часть тела может войти впивающаяся в него пуля: в грудь, или в ногу, или в живот, или сразу же в голову - и то, как пуля ударяет в кость головы кажется ему особенно страшным. Он видит перед собой, часто взметываемые ногами полы своей шинели, прыгающую в глазах землю белого и черного цвета, чувствует наползающую на глаза шапку и в нем закипает обида безотносительно - на всех вообще командиров.

- Неужели они решили, что моя жизнь годится им только на то, чтобы немцы истратили на меня эту одну единственную маленькую пулю?!. Ведь они меня всегда так хвалили!..

Иван Афанасьевич замечает на бегу, как сутулый младший лейтенат Овчинников запыхавшись, остановился и оглядывается на него.