Принцесса Анита и ее возлюбленный - Анатолий Афанасьев

— На, курни напоследок.

— Не-е, спасибо, — отказался Никита.

— Можешь, выпить хочешь? Можно сгоношить.

— Не хочу, спасибо.

— Ты в натуре чокнутый или прикидываешься?

Никита подумал: вопрос хороший. Вслух ответил:

— Не прикидываюсь.

Узбек придвинулся ближе:

— Послушай, мальчик, ты вот что… ты на нас зла не держи. — Он уже сильно обкурился и его тянуло на откровенность. — После твоего отрыва тебе так и так хана. Ведь ты Мухача чуть до смерти не забил. А мы люди подневольные. Нам сказали, мы делаем. Не сделаем, с нами сделают. Законы сам знаешь.

— Да ты не волнуйся, я все понимаю.

— С какой дури полез? Он тебе что, ровня? Подумаешь, хвост прищемили. Кому не прищемляют. С вами, с фраерами иначе нельзя. Иначе вы борзеете.

— Да чего теперь говорить. Поезд ушел.

— Обидно. Вроде ты парень неплохой, культурный. Не жилось. Отстегивал бы потихоньку, как все. Нет, лобешником попер. Глупо.

С неожиданной злостью вмешался Фаня-волк:

— Чего ты с ним базаришь? Таким, как он, хоть кол на башке теши. Жлобье! Нарыли бабок, а делиться не хотят. Таких токо давить.

Человек-гора тоже высказал свое мнение:

— Фаня, ты чего? Рахмет верно сказал. Парень смешной, обходительный. Ну, споткнулся, с кем не бывает. Чего свирепеешь-то?

— Я свирепею, — Фаня нервно затянулся анашой. — Я их, скотов, ненавижу в натуре. У них ничего человеческого нету. Струпья режут со старух и на капусту переводят. А коснись отстегнуть монету, трясутся, как в падучей. Потому что жадные, твари позорные.

— Фаня, ты про кого сейчас говоришь? — уточнил узбек.

— Как про кого? Про этих. Про барыг.

Никита попытался оправдаться:

— Я бизнесмен начинающий, у меня капиталу — кот наплакал. Мусик и это хотел отобрать. Вот я и психанул. Но я не барыга, нет. Я честный предприниматель и старух люблю.

— Честный у тебя токо сральник, — поправил его Фаня-волк.

После того как обсудили личность Никиты и его близкую судьбу, стали укладываться на ночлег. Свет потух, осталась мерцать тусклая лампочка над дверью, отбрасывающая на койки серо-голубой, будто лунный свет. Человек-гора сразу захрапел, внедряясь в ночь гулкими руладами, как взрывами. Узбек долго ворочался, еще запалил сигарету, добавил дури, а когда затих, у него ритмично задергались конечности, как у лягушки под слабым током. Фаня-волк уснул, как умер, с неслышным дыханием лесного зверя. Никто из них не притворялся. Они честно отдыхали перед небольшой работенкой. В какой-то момент перед рассветом очнутся разом — и приступят. Безусловно, у всех троих есть опыт и навык, но самый опасный — все-таки человек-гора. В его квадратном туловище и в вольной повадке явственно проступала давящая сила удава. Хотя, конечно, и те двое — приемистые, ловкие, коварные хищники.

Нагнувшись с койки, Никита поднял с пола ботинок и положил себе на грудь. Никто из спящих не пошевелился.

В тюрьме при поступлении его два раза обыскивали очень опытные люди, чуть ли не целиком облизали, но захоронка в обуви оказалась им не по зубам.

Никита пальцами нащупал невидимую трещинку сбоку на подошве, надавил в определенной точке. Ногтями уцепил заусенец и вытянул плоскую, тончайшую, заостренную, как бритва, полоску металла. Это беспощадное и страшное в умелых руках оружие называлось по-разному — «джумба», «ариадна», «тихая смерть». Никита опустил ботинок на пол, приладил лезвие между средним и указательным пальцами правой руки так, что сантиметра два торчало наружу, махнул рукой над глазами, ощутив на мгновение ледяное дыхание вечности. Теперь он был готов к схватке, оставалось только ждать.

Началось все, как и ожидал, около четырех часов, время определил с точностью почти до минуты, ориентируясь на предутренние видения, сгустившиеся в мозгу. Все долгие часы пролежал с открытыми глазами, на спине, и вообще ни о чем не думал.

Первым спустил ноги с кровати Фаня-волк, за ним, как по сигналу, одновременно поднялись узбек и человек-гора. Три серые тени призрачно качнулись в лунно-лампочном свете и бесшумно двинулись к нему. Все дальнейшее произошло за несколько секунд, кровавых и безумных. Никита калачом скатился с кровати, разогнулся и, оказавшись чуть позади человека-горы, ухватил его левой рукой за волосы, дернул и «ариадной» полоснул по раздутой глотке. Не дожидаясь результата, отпрыгнул на середину комнаты, но узбек не зевал, дотянулся и ткнул его ножом в левое плечо. Никита оценил быстроту и точность, с которой он это проделал, перехватил, перенял руку с финкой, поднатужился и приемом старинного верного самбо переломил о колено, потом наотмашь открытой ладонью хлестнул по уху… Фаня-волк уже летел на него, согнувшись, стелился по полу, Никита встретил его ударом гюрза — пятками в грудь. Волка отбросило к двери, там Никита его поймал и придушил, сдавив горло «закруткой», пережав сонную артерию. Тут и сказке конец. Только узбек глухо постанывал, лежа на полу, баюкая, поглаживая локтевой мосол. Никита задрал на себе рубаху и посмотрел, что с плечом. Кровь стекала густой струйкой — плечо и часть спины будто охватило огнем.

— Слышь, Рахмет, — обратился к узбеку. — Скажи своим, пусть угомонятся. Могу заплатить неустойку.

Узбек перестал выть.

— Хорошо, скажу.

После этого Никита несколько раз ударил кулаком в дверь.

Следователем была женщина. Лет около сорока. Тонкая, стройная, с ярким лицом, с больным взглядом голодной птицы. Она пришла в лазарет, где он вторые сутки разговлялся. Мир видел смутно: крови много потерял и ночью не спал ни минуты, опасался, что достанут. Нет, в первую ночь не достали.

Женщина села рядом с койкой на стул и представилась:

— Меня зовут Елена Павловна. Фамилия — Скороходова. Веду дознание по вашему делу. Можете разговаривать?

— Конечно могу.

— Хотелось бы услышать ответы на несколько вопросов. Не для протокола. Просто так, для знакомства. Видите, у меня нет диктофона.

— Я готов и с диктофоном.

В ее голосе звучали нормальные человеческие нотки, и улыбка оказалась прелестной. Домашней, уютной.

— Давайте сначала поговорим о происшествии в камере. Итог там такой. Один труп и двое покалеченных. Оба заявили, вы на них напали среди ночи и начали зверски избивать. Что на это скажете?

Никита ответил не сразу. Прежде чем прийти сюда, дознавательница наверняка изучила его биографию. Его смущал мерцающий теплый блеск в ее темных, чуть раскосых глазах. Очень красивая, холеная женщина-следователь. Что ж, всякое бывает.

— Можно вопрос, Елена Павловна?

— Да, пожалуйста.

— Вы давно работаете по уголовным делам?

— Восьмой год, а что?

— Тогда вы прекрасно понимаете, что произошло в камере на самом деле.

— Хочу услышать этот от вас.

— Хорошо… Меня подписали за этого чучмека, за Мусика. Первая попытка сорвалась, теперь они подготовятся получше. Второй раз мне придется труднее. Вот и все.

— Ага. — Женщина произнесла это так, словно услышала добрую новость. — Тогда давайте перейдем к этому, как вы его называете, Мусику. Сразу скажу, он выжил чудом. Почему вы на него напали?

— Я не нападал. Тут дело обстоит так. Я ведь бизнесмен, а Мусик гангстер. Подослал своих ребят за процентом. Я платить не отказывался, но по уму, а не внаглую. Фирма у меня молодая, с капиталом еще не развернулся. Ну, дал ребятам сколько было, а потом, когда они ушли, прикинул: нет, так не пойдет, Мусик не даст работать спокойно. Так и будет высасывать до донышка. Вы же знаете эту публику, Елена Павловна. Они звереют, когда впиваются… Решил попробовать с ним договориться, чтобы дал хоть год на раскрутку. Хотел убедить, что это для него же выгоднее. Пошел в ресторан, а там обстановка нервная, все накуренные, сам Мусик взвинченный, гордый… Слово за словом — и понеслось. Я оттуда еле ноги унес.

— Как вы уносили ноги, записано в протоколе осмотра места происшествия. — Дознавательша продолжала странно, призывно улыбаться и Никита все острее чувствовал контакт. Самый натуральный контакт между мужчиной и женщиной. — С десяток изувеченных, один покойник и вообще полный погром. Но вы были не один, с вами был друг, да?

— Случайный какой-то парень, первый раз его видел. Наверное, совестливый. Неожиданно поддержал. Если бы не он, точно замочили бы… А что за покойник, Елена Павловна?

— Личность пока устанавливается… Скажите, господин Соловей…

— Называйте меня Никитой, — попросил Никита. — Какой я господин.

В глазах дознавательши сверкнули смешинки, и на мгновение туда вернулось голодное выражение. Никита поймал себя на том, что ему хочется ее поцеловать и потискать.

— Хорошо… Мы к этому еще вернемся… Но вот такой вопрос, Никита. Вы год провели в закрытой спецшколе при ГРУ. Не могли бы вы рассказать, что это за заведение?