В постели со Снежной Королевой - Татьяна Михайловна Тронина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Потом, потом! — нетерпеливо перебил ее Костя. — Мне сейчас не до лирики… Я по делу.
— Что-то случилось?
— Ничего не случилось, я просто денег у тебя хотел занять. Сколько можешь дать?
— Ну, не знаю… — неуверенно ответила она. — А сколько надо?
— Сколько не жалко! — захохотал он. — Понимаешь, мы с друзьями домик один хотим снять в Подмосковье, чтобы, значит, новогоднюю ночь там провести, а это бешеных бабок стоит. Мы, короче, решили скинуться, тысяч по пятнадцать…
— По сколько? — с ужасом переспросила Алена.
— А ты думала! — возмутился тот. — Между прочим, Новый год — удовольствие не из дешевых! Если б мы его решили справлять в каком-нибудь там доме отдыха, то пришлось бы сбрасываться по паре штук баксов!
— Шутишь… — уныло пробормотала она.
— Эх ты, отсталость! Это самая дорогая ночь в году! Так дашь взаймы или нет? — уже более сурово спросил Костя.
— Дам, — холодно ответила Алена. — А куда мне деваться? Только я, честно говоря, надеялась хоть этот Новый год встретить вместе.
— Слушай, все эти семейные праздники — такая тоска! — завопил Костя. — Кстати, я познакомился с потрясающей девушкой.
— Как зовут? — тоном старшей сестры спросила Алена.
— Маша, — с гордостью произнес Костя. — Машенька…
— А фамилия? — упрямо продолжила допрос Алена.
— Маша Погодина… — Его голос плавился от нежности — Ей двадцать один год, она учится на юрфаке. Машенька блондинка, глазищи — во! — а ноги такие, что… — Тут Костя замолчал, видимо, растеряв все слова от восхищения.
— Блондинка на юрфаке? — хмыкнула Алена. — Это круто! Помнишь, даже фильм такой когда-то был — «Блондинка в законе», с этой… с Риз Уизерспун?..
— Не смешно! — заорал брат. — Все эти пошлые анекдоты про блондинок… Машенька — чудо, я вот специально вас познакомлю! И вообще, мне сейчас некогда, я на следующей неделе к тебе за деньгами заеду…
Алена улыбнулась и положила трубку на рычаг.
Брат Костя был в своем репертуаре — ему, как всегда, не хватало денег, и он только что познакомился с очередной «потрясающей девушкой». Костя — редкостный разгильдяй. Он с трудом закончил институт, а теперь работал менеджером в какой-то фирме, которых были тысячи в Москве. Он любил жизнь и потому никогда не страдал от излишнего честолюбия.
Алена снова сел за рояль и с чувством принялась играть до-мажорную сонату Гайдна. Громко и вдохновенно — наверное, будь рядом старенькая Нинель Айрапетовна и консерваторский профессор, они непременно пожурили бы Алену за излишний пафос. Это все влияние ресторана…
Едва она доиграла сонату, как в потолок принялись громко стучать.
— О господи… — пробормотала Алена.
Стучал Семен Владимирович Кашин, старик-сосед, семидесяти шести лет, в прошлом переводчик с французского, а ныне — страстный кактусовод.
Он единственный предъявлял претензии к Алене — поскольку она жила на втором этаже, а на первом находился мебельный магазин. Из мебельного, кстати, еще никто ни разу не приходил к Алене с жалобами на громкую музыку…
Первое время, когда она только тут появилась, Алена испытывала муки совести. Не играть она не могла и потому каждый раз, услышав стук в потолок, поднималась к Семену Владимировичу и пускалась в долгие извинения.
Семен Владимирович внимательно ее выслушивал, извинения принимал, а потом вел показывать коллекцию кактусов. После кактусов он чуть ли не силой заставлял пить с собой чай, рассказывая опять же о кактусах или о своем недоброжелателе — некоем Кирилле Глебовиче Лигайо, тоже переводчике, совершенно Алене неизвестном.
Довольно скоро Алена поняла, что Кашину просто скучно и он рад любому поводу увидеть кого-нибудь возле себя.
В последнее время он даже не давал ей извиниться, просто втаскивал к себе в квартиру и сразу же вел к кактусам, впрочем, сохраняя на лице обиженное и несколько встревоженное выражение.
Родных у Кашина не было, знакомых — тоже (он пережил почти всех, за исключением этого самого загадочного Лигайо), единственным человеком, который к нему заходил, кроме Алены, была женщина из собеса, приносившая ему продукты, суровая и молчаливая прибалтка Лина, которая к кактусам была совершенно индифферентна.
Алена быстро собралась и через десять минут уже была у Семена Владимировича, страдая от мук совести и раздражения одновременно — она злилась и на надоедливого старика, и на себя, такую правильную
— Добрый день, — церемонно произнес Кашин, распахивая перед ней дверь. — Прошу вас, Елена Петровна.
— Семен Владимирович, ей-богу, но я так больше не могу… — с досадой начала Алена.
— Тс-с! — вдруг перебил ее старик и прижал палец к бескровным узким губам.
— Что? У вас кто-то есть? — тут же сбилась Алена.
— Тс-с… Идемте, идемте. — Ухватившись за рукав ее свитера своей птичьей лапкой, Кашин потащил Алену за собой. Она недоумевала — может быть, в кои-то веки она действительно кого-то разбудила? Например, приехал к Кашину троюродный племянник и решил отдохнуть с дороги?.. А она, такая-сякая, своей до-мажорной сонатой Гайдна его потревожила…
Кашин был низенький, очень сухой, точно время выветрило из него все лишнее, лысый, с узко посаженными пронзительными глазами. Уши у него отличались совершенно необычной формой: острые, большие, уходящие назад и вверх — уши сказочного существа вроде тролля. Дети его боялись, хотя был старик безобиден и добр, но эти уши, лысина и цвет кожи, также несколько необычный и зловещий: бледный, желтовато-зеленый, при определенном освещении уходящий в прозрачную синеву, — пугали неокрепшее юное воображение.
Все подоконники в его квартире были заставлены широкими стеклянными ящиками, внутри которых находились квадратные (для экономии площади) горшки с разнообразными кактусами.
Эти растения, которые и цветами-то назвать было трудно, являлись главной страстью Семена Владимировича, ради них он даже иногда выбирался из дома — чтобы посетить клуб любителей кактусов и обменяться с кем-нибудь ценными экземплярами. И дело было вовсе не в старческой немощи (не настолько он был дряхл), просто Семен Владимирович очень боялся города, боялся машин и людей. Алена подозревала, что он всегда был таким — несколько странноватым, потому и профессию выбрал себе кабинетную, и семью не сумел завести.
— Семен Владимирович… — прошептала Алена, следуя за стариком.
— Тс-с… Туда, на кухню. Это случилось ночью, — загадочно ответил старик. — Я как чувствовал и не ложился спать.
У Алены побежали мурашки по спине.
Но на чистенькой кухне ничего подозрительного не наблюдалось, все как всегда — пластиковый блестящий столик, трясущийся мелкой старческой дрожью холодильник «Юрюзань», желтый чайник на плите, занавески с овощным узором, подоконник с неизменными кактусами. Больше никого и ничего.
— Вот, — торжественно прошептал Семен Владимирович. — Ямакару. Цереус Ямакару. Видите бутончики? Они раскрываются
