В постели со Снежной Королевой - Татьяна Михайловна Тронина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да нет у меня никакой депрессии! — засмеялась она. — Наоборот, я в последнее время чувствую себя такой спокойной… Я ничего не хочу. Тем и довольна, между прочим…
— Очень плохо… — расстроенно покачал головой Иван Родионович. — Когда человек спокоен и ничего ему не надо — это хуже всякой тоски, потому что тоска, по крайней мере, говорит о его неудовлетворенности. А ты же, мое бедное дитя, потеряла главное — радость жизни. Лед на сердце — не лучшая защита.
Он, конечно, немного рисовался, этот любимец публики.
— Возможно, — легко согласилась Алена. Спорить ей было лень. — Надеюсь, на моей работе это не отражается?..
Халатов вытер салфеткой губы.
— Да, о работе… — моментально сменил он тон на более официальный. — Я ведь, душа моя, позвал тебя с тем, чтобы похвалить. Ко мне тут знающие люди подходили и говорили, что пианистка ты превосходная. Просто высший класс.
— Спасибо.
— Эти то… — Он презрительно глянул вниз, на сцену — Эти только для ног. Еще вот что.
Халатов полез куда-то под стол, зашуршал. Потом достал журнал, развернул его перед Аленой.
— Вот, читай… Я, между прочим, эту статью не оплачивал, это кто-то от себя.
Алена быстро пробежала глазами по строчкам: «…виртуозная игра…», «…филигранная техника…», «…мастерство импровизации…», «…блестящая игра с публикой…», «…проведете незабываемый вечер…» «…в сочетании с превосходной кухней…».
— Зачем ты с большой сцены ушла, а? — строго спросил Халатов.
— Надоело, вот и ушла
— Ты ведь еще и умная. Я, в общем, в музыке не особенно разбираюсь, но зато другое понимаю — ты не только для себя играешь, а еще для людей. Тут ведь так и написано, про игру-то с публикой… Чтобы они, значит, не только слушали, а еще есть-пить не забывали! — довольно произнес Халатов. — Вот в чем твое главное достоинство…
Алена молчала, глядя на остывающую перед ней кулебяку.
— Я, конечно, не из тех, кто людям в душу лезет, но ты мне скажи — у тебя что-то случилось? Я ведь помочь могу, если что…
— Ничего не случилось, — скучным голосом сказала Алена. — Наверное, вы правы — я просто потеряла радость жизни. А играю хорошо потому, что учили меня хорошо, а мастерство, как известно, не пропьешь… Хотя я и непьющая.
* * *
Был второй час ночи.
— Ну что? — спросил Николя, тщетно пытаясь поймать попутку. — Чего он тебя вызывал?
— Так… — пожала плечами Алена — Просто любит Халатов порисоваться. Сегодня, видимо, у него зрителей не было.
— А…
Они с Николя жили примерно в одном районе и, если получалось, возвращались всегда вместе. Алена — из соображений безопасности, Николя — из экономии, поскольку они скидывались на такси пополам.
— Холодно! — поежилась она. — Господи, куда все машины подевались, а?.. Перестань, ты всех водителей распугаешь!
Николя — высокий, тонконогий, с черными длинными волосами до плеч — принялся подпрыгивать у тротуара, выделывая ногами коленца.
— Сама говоришь — холодно… Слушай, Алена, а сколько тебе лет? — обернувшись, вдруг спросил он с интересом.
— Тридцать четыре, — равнодушно ответила она.
— Ого… — присвистнул он.
— А ты думал?
— Я думал — меньше. Мне — двадцать три. Это что же, выходит, ты меня почти на десять лет старше?
— Выходит, так…
Черный асфальт блестел в свете фонарей, небо было затянуто багровыми облаками — страшными, тяжелыми, неподвижными. Алена вспомнила, что скоро Новый год, и не ощутила по этому поводу никакого энтузиазма. Прошлый Новый год она провела на редкость бездарно — съездила к родителям, получила от них нагоняй за то, что ушла из Большой Музыки, потом тридцать первого вернулась в Москву и отправилась в гости к Симе (Люба тогда не пришла, она провела праздник в каком-то другом месте, и судя по всему, весело — даже забыла позвонить подружкам, чего с ней раньше не бывало). Выпили с Симой три бутылки шампанского на двоих, но никакого опьянения не почувствовали, лишь на следующий день была изжога.
А перед тем, осенью, она ушла от Алеши… Ну и ладно.
Мимо промчалось еще несколько машин, но ни одна из них не остановилась.
— Надо было такси заранее заказать… — раздраженно произнес Николя. — До чего паршивая работа!
— Или машину купить. А что? Не такие уж это большие деньги… — усмехнулась Алена. — Вон, у моей подруги Серафимы — «Ока».
— Что? — широко раскрыл тот глаза. — «Ока»?! Ой, не смеши! На таких машинах только инвалиды ездят!
— А тебе «БМВ» подавай? Ты пижон, Жданько.
— Я не пижон, — дернул тот плечом. — У меня совсем другие взгляды на все это. Я считаю, что если человек не может купить приличную машину, то пусть лучше он вообще ничего не покупает. Это касается всего… Нет настоящих друзей — не дружи с кем попало, нет нормальной, красивой девушки — живи один, а не с каким-то уродливым чучелом. Я максималист.
Алена посмотрела на Николя: бледное, тонкое лицо, огромные темные глаза, широкие брови, чуть приподнятые к вискам, — они напоминали размах крыльев какой-то хищной птицы. У ее спутника была отталкивающая, жестокая красота. «В самом деле, как же я не замечала — у него нет ни девушки, ни друзей!..» — догадалась Алена.
— А твоя работа? — осторожно спросила она. — Она тебя устраивает?
— Нет, что ты, — снисходительно, краешком губ улыбнулся тот. — Я ненавижу эту работу.
— Так зачем же работаешь?
— Потому что выхода нет.
— А учиться? Ты мог бы пойти в институт, потом сделать карьеру — если ты такой честолюбивый…
— Чтобы почувствовать некоторое удовлетворение годам к сорока-пятидесяти? Нет уж, спасибо… Десяток-другой лет унижаться, чтобы потом иметь возможность унижать кого-то, кто моложе тебя? Нет, нет, это все не то… Я хочу все и сразу, как ни банально это звучит.
— Все и сразу? Но откуда? — насмешливо спросила она.
— Оттуда, — сердито ответил Николя. — Вот ты не знаешь, а у меня тетка есть, очень богатая…
— А, поняла — ты ждешь наследства!
— Не вижу ничего смешного в этом, — сурово произнес Николя. — У нее квартира пятикомнатная на Тверской, дача на Николиной Горе, антиквариата как в музее, деньжищ на счете… А я, между прочим, единственный наследник.
— Да-а…
— А тетка старая, ей шестьдесят восемь, и у нее диабет. Она мне по завещанию все уже отписала. Вот я и жду…
Алена представила себя на месте Николя, и ей стало не по себе. Она принципиально не хотела, чтобы умирал кто-то из ее родственников.
— А потом что ты будешь делать? Ну, когда получишь наследство…
