Про Иону - Маргарита Хемлин

– Я про вас так сразу и подумала. А раз вы все знаете, я вам скажу – ничего мне мама Григорию Михайловичу передавать не поручала. Я к вам зашла. Просто по-товарищески.

И улыбнулась не то чтобы кокетливо, а совсем по-женски.

Софа увидела рояль и чуть не упала в обморок. Это еще когда он был в простыне. А когда Иона простыню снял – тут началась реакция ой-ой-ой. Что? Откуда? Каким образом?

Иона не стал распространяться. Туманно намекнул, что про подарки не рассказывают об источниках.

Насчет тазика с водой под роялем Софа осудила:

– У вас сырая комната. Вон и на стенке плесень, а вы дополнительно разводите. Немедленно уберите тазик навсегда! Я сейчас что-нибудь сыграю. Вы не против?

Открыла крышку, огляделась, на что присесть – как раз на краешек кровати. Села и пальчиками стала тыкать в клавиши – для пробы. И снова выговор:

– Рояль расстроенный, играть невозможно. Нужно срочно звать мастера, настраивать. Что ж вы не смотрите за инструментом? Ему цены нет, а он у вас как в сарае.

– Не сердитесь, Софочка, я в роялях ничего не понимаю. Это теперь ваше, что хотите, то и делайте. Но, может, все-таки сыграете как есть?

– Нет-нет. Ни в коем случае. Сначала надо настроить, подлечить. А потом уже играть.

Иона обратил внимание, что голос у Софочки стал другой, и говорила она будто давняя знакомая, не стеснялась: красиво жестикулировала руками и поворачивала головку в сторону Ионы – медленно, плавно, наверное, заранее репетировала перед зеркалом.

Иона решился сказать главное:

– Софочка, вы не подумайте ничего плохого. Но хочу вам предложить встречаться. Вы мне нравитесь, и я вам тоже. Мне Григорий Михайлович говорил. Посмотрим друг на друга поближе, может, сложится. А если нет – будем дружить. А что касается рояля – забирайте его себе хоть сейчас. Рояль к нашим дальнейшим отношениям совершенно не касается. Это просто сюрприз в честь нашей встречи.

Софа сидела на кровати и спокойно смотрела снизу вверх на Иону:

– Иона, вы взрослый человек, а ведете себя как маленький. Думаете, я не понимаю, зачем вам знакомство со мной. Вы посмотрели на меня – я хромая, мне по всей Москве жениха ищут – найти не могут. А тут вы – красивый мужчина, между прочим, довольно молодой, и все у вас есть: и комната, и хорошая работа. Только хромоножки вам не хватало. Хотя лицо у меня красивое, конечно. Вы хотите со мной я знаю для чего встречаться, так и я этого хочу. А о дальнейшем давайте не думать. Насчет рояля, спасибо. Но куда ж я его? Пусть тут.

Когда поздно вечером вышли из дома, Софочка прижалась к Ионе и шепотом сказала:

– Хорошо, что так сразу получилось. Не хочется время терять. Правда? А то мало ли что.

Иона проводил Софочку до ее дома – неподалеку, на Большой Полянке, рядом с Дворцом пионеров, где она работала.

Честно говоря, радости у Ионы на сердце оказалось мало. Софочка чем-то напомнила Ионе Фриду. Другая, ясно, и говорит по-другому, и обращение у нее другое. Но вот когда в глаза заглядывает – точно Фрида.

А что, все женщины похожи. Ничего страшного.

Встречались примерно раз в неделю. Иона не спрашивал у Софочки ничего про отца и мать, и она не рассказывала. В любви не признавалась. Он тоже не распространялся. Улягутся в кровать и занимаются своим делом. Иногда Софочка расскажет какую-нибудь книгу, иногда Иона – случай из фронтовой жизни.

Айрапетов, конечно, как сосед, видел Софочку у Ионы. Но не лез. А когда ему Иона предложил никому не рассказывать про девушку, особенно Пичхадзе, Айрапетов дал слово молчать.

Как-то Иона похвастался Софочке своим биноклем. Смотрели в окно, друг на друга – переворачивали бинокль по-всякому, выходило интересно.

Софочка спросила:

– Ты его с мертвого снял? С убитого?

– Ну, с офицера. С живого. Он валялся рядом со своим танком. Танк покореженный, горелый. Я внутрь полез, прихватить дальномер, у них были. А у нас не было. Вылажу – немец подает голос. Я хотел застрелить, да пожалел.

Софочка обхватила щеки руками, как ребенок:

– А он какой? Молодой? Красивый?

– Не знаю. Сильно обгорел. Наверно, надо было застрелить, чтобы не мучился.

– Да. Чтобы не мучился, – тихо подхватила Софочка, как эхо.

Про бинокль больше не вспоминали.

Получилось, что из дому вдвоем не выходили и не назначали встреч на улице. Софочка так повела себя сразу:

– Зачем выставляться напоказ?

Иона подозревал, что причина больше таилась в Софочкиной хромоте.

Раз сходили в “Ударник”, на Тарзана. Очередь за билетами – до самой набережной. Потратили часа полтора, кроме сеанса, – посторонние лезли без совести.

Рояль пребывал без изменений. Простыню Софочка сняла и велела больше не прикрывать инструмент. А играть – не играла. Все обещала привести настройщика, но не вела.

Как-то спросила:

– Иона, у тебя еще женщина есть?

– Нет. Ты у меня есть. Никого мне больше не надо.

– Очень хорошо. Если ты не обманываешь меня в утешение.

Иона от таких слов покраснел:

– Ты что говоришь? Давай я на тебе женюсь. Ты не говорила, и я не дергал тебя. Тем более нас для того и знакомили. Если бы не твоя мамаша, мы бы давно жили семьей. Я, наоборот, думал – ты сама меня как мужа не хочешь.

– А что мама? Ты же через Пичхадзе передал, что я тебе не нравлюсь. Он мягко маме намекнул, она мне рассказала. Надо, мол, Софочка, нам на землю опускаться, тебя возьмет только очень старый вдовец. Я назло ей подошла к тебе ближе. Мне, может, надо было кое-что доказать самой себе.

Иона аж задохнулся от возмущения:

– Ты что несешь? Ты сама хоть слова понимаешь? Ты мне сразу понравилась, я еще понятия не имел, хромая ты или не хромая. Ты хоть знаешь, почему на самом деле от меня твоя мамаша отмахнулась? Я тебе, чтобы не удивлять тебя насчет темноты твоих родителей, не рассказывал причину. Твоя мама не хотела меня, потому что я необрезанный. Ты-то хоть разницу знаешь? Ты передо мной держишь фасон неизвестно какой и зачем. Лично у тебя для этого какой повод? Ты из моей же кровати мне в лицо тычешь свою правоту. Выходит, ты на мне свое одолжение оттачиваешь.

– А ты думал, ты мне одолжение делаешь?

Софа прекратила разговор и быстро собралась. От провожания отказалась.

С того дня пропала. Полгода ее не было.

Иона подходил к Пичхадзе с непринужденной беседой, мол, как там Софочка со своими папой и мамой, не вышла ли замуж. Пичхадзе хмыкает, а толком не говорит, что случилось:

– Своим чередом идет, своим чередом.

Иона караулил у Софочкиного дома. То его чуть сам Кременецкий не увидел, то мамаша Хана Гедальевна прошла мимо в двух шагах – не заметила. А Софочки нет и нет.

Само собой, у Дворца пионеров дежурил. Ничего.

Иона бросил следить и решил, что раз у них с Софочкой не заладилось, так и ладно. Если бы с ней стряслось какое несчастье, Пичхадзе рассказал бы. А молчит – значит, все слава Богу. Наверное, вышла-таки замуж и с мужем уехала по его месту расположения.

Сидит Иона в гардеробе, приткнется к какой-нибудь шубе и размышляет ни о чем. Все тайны, а тайны какие-то пустые. Разгадывать не хочется, и так понятно: живи и радуйся, что живой.

И вот Софочка пришла к Ионе. В воскресенье с утра. Рассказала, что ее отсылали к дальним родственникам проветриться. Она там родила мальчика и оставила на попечение. А сейчас приступает к прежней работе и очень рада, что Иона ее не забыл. Мальчик, конечно, Ионе сын, но это не имеет значения. Главное, забыть все недоразумения.

Софа попросила, чтобы все было как раньше.

Иона растерялся:

– Как это? Мы теперь поженимся, и мальчика к себе заберем.

Софа не перечила, но и не выразила согласия. Сказала:

– Я просто поставила тебя в известность. Лучше, чтобы было, как есть.

Иона спросил, как в целом ощущают себя родители.

– А что, они мне счастья хотят. А я их так подвела своим поведением. Но ты не волнуйся, они про тебя не подозревают. Я вообще им заявила, что меня преступно изнасиловал незнакомый человек.

– Ух ты! Прямо кино. Подумаешь, соврала родителям. Нехорошо, но это запросто аннулируется. Вместе пойдем, и все расскажем. Страх есть страх. Страх – большое дело в этом вопросе. А ты ведь, как молодая девушка, боялась им признаться, стеснялась. Ясно.

Однако Софочка махнула ручкой – это еще хуже будет. Тогда ее вовсе не простят за распущенность.

Иона сказал Софочке, что между ними все будет как прежде. Насчет мальчика спросил, как зовут. Тут Софочка расплакалась и объяснила, что ребеночка отдала сразу после родов, про себя его никак не называла, потому что ее заверили, если хоть раз назовешь дитя по имени, потом не оторвешь от себя даже с мясом. А, по правде сказать, ей этот ребенок был все равно. Как женщина она, конечно, чувствовала ответственность, но в остальном не желала привязываться.

Иона поинтересовался, неужели отдала мальчика без содрогания? Софочка ответила, что ей мальчик представлялся исключительно помехой в дальнейшей жизни и непредвиденной остановкой в пути. У нее даже злость была: всегда, как только намечается что-то важное, от чего жизнь может переиначиться в положительную сторону, возникает какая-нибудь помеха.