Журнал «Вокруг Света» №07 за 1988 год - Вокруг Света

По рассказу Сергея я и попытался воссоздать один эпизод его военной службы, который можно было бы назвать

Тавахская петля

Перед восходом солнца, когда голые склоны гор туманились серой дымкой и темнеющая на дне ущелья дорога едва просматривалась, воздух содрогнулся от глухого уханья минометов. Первые мины разорвались чуть выше расположения заставы, дробя камень и осыпая осколками и пылью дозорных. В следующую минуту из землянки выскочили солдаты вместе с командиром взвода.

— Всем укрыться в окопах,— старший лейтенант Волков прыгнул в траншею к дозорным.— Откуда бьют?

— Почти с вершины горы правее выдвижного поста...

— На карте отметили? Передать координаты на КП батальона,— командир взвода и сам уже в бинокль засек минометные точки.— Фадеев, к пулемету...

Две мины с воем разорвались в нескольких метрах от окопов. В ответ ударил пулемет, но «духи» так же неожиданно прекратили обстрел, как и начали.

— Никого не задело? — окидывая взглядом бойцов, спросил Волков и облегченно вздохнул. Снял каску и смахнул с нее пыль. Солдаты начали вылезать из окопов.

— Фадеев,— позвал командир взвода пулеметчика.— Возьми Копылкова и сбегайте по-быстрому за водой...

Фадеев и Копылков были не только тезками. Первый родом из Владимира, второй из Подмосковья — здесь это почти что родня. Оба хорошо играли на гитаре, которую правдами и неправдами выпросили у ребят с соседнего поста. И немало усилий приложил к этому рядовой Сергей Хамзин. Ему не откажешь, песен знал много и пел хорошо. Три Сергея служили на заставе, три гитариста, три друга — осталось два. Хамзин погиб, когда БМП, на броне которого он ехал, наскочила на фугас, посмертно его наградили орденом Красной Звезды...

Родник находился метрах в пятидесяти от заставы. Вернувшись, Копылков и Фадеев поставили банки на кухне, и тут вошел командир взвода, сказал, что связи с батальоном нет — села батарея и надо срочно идти на соседний пост.

Спустя полчаса старший лейтенант Волков, рядовые Копылков и Брикин в бронежилетах и полном боевом снаряжении начали спускаться по склону к дороге. Застава их находилась на высоте где-то метров 700, а выдвижной пост на другой стороне ущелья Тавахская петля почти рядом с разрушенным высокогорным кишлаком. Солнце уже припекало довольно ощутимо, идти было тяжело. Один бронежилет весит 18 килограммов, да еще оружие и боеприпасы. И топать не по проселочной дороге, а карабкаться по каменистому склону, когда жаркий воздух и пыль иссушают, кажется, все нутро. Но главное — в любой момент можно ждать обстрела. Находиться под постоянным прицелом — чувство непередаваемое и ни с чем не сравнимое. Да только именно оно здесь и предопределяет все твое поведение, твои действия, заставляет выкладываться полностью.

Они пересекли дорогу и стали подниматься по тропе, которая, огибая каменные выступы, тянулась к нависшему над крутым склоном глиняному дувалу вокруг кладбища, устроенного рядом с кишлаком. И тут тишина лопнула от знакомого и уже довольно близкого уханья миномета, нарастающий визг мин заставил ребят разом прижаться к дувалу. Вдруг рвануло метрах в трехстах от ограды кладбища. Значит, их засекли.

— Надо возвращаться,— сказал Волков.

— А если на заставе раненые? — возразил Копылков.

— Верно,— согласился Олег Брикин.— Без связи «вертушки» не вызвать.

— Не будем терять времени,— и командир взвода быстро пошел вперед. Миномет бил, не умолкая.

Они добрались до конца дувала, оставалось преодолеть подъем и пройти метров 400 по открытому месту, когда взрывная волна ударила Копылкова в грудь. Оглушенный падением, некоторое время лежал неподвижно. В ушах звенело, пылью забило нос и рот. Придя в себя, приподнял голову, оглянулся и... по спине продрал озноб. В нескольких сантиметрах, почти на уровне глаз, блестела тонкая проволока — растяжка от мины. Копылков понял, что взрывом его отбросило на душманское минное поле.

— Сергей, ты как, живой? — услышал он хриплый голос взводного. Старший лейтенант лежал в трех шагах от него.

— Осторожно,— крикнул Копылков,— на минное поле попали.

— Да знаю я,— поморщился Волков.— Плохо мне... в животе печет... Влипли мы с тобой, вряд ли выберемся...

— Где Брикин? — спросил Сергей, не сводя глаз с проволоки.

От звона в ушах он наполовину не расслышал того, что говорил командир взвода.

— С ним все нормально. На пост я его послал, за помощью.

«Выберемся,— упрямо повторял Копылков.— Судьбу испытывают до трех раз...»

В мае их взвод привезли на точку — совершенно голое место. Два часа работали, два — вели наблюдение, охраняя порученный участок дороги. Обед готовили на костре. В первую очередь стали рыть траншеи и сооружать вокруг будущей заставы скальное противоосколочное сооружение — толстую каменную ограду со щелями для ведения огня. Короче — СПС. Лом и кирка лишь отщипывали кусочки грунта, но углубиться требовалось на полтора метра. А поверх гимнастерок были надеты бронежилеты, и снимать их не разрешали. Хорошо, родник рядом, воды вдоволь. На другие заставы ее «вертушками» доставляют, как и все остальное. Тогда-то многие и зароптали — мол, для чего гробить себя, кому это нужно, достаточно вырыть окопы и на полметра.

— Кому нужно? — поднял голову Фадеев.— Да всем нам, чтобы могли вернуться домой. Для этого и траншеи необходимы по плечо, и бронежилеты...

Ночью в горах заметили огоньки. Взводу был дан приказ с наступлением темноты выйти на место предполагаемого скопления «духов» и уничтожить их. Как только начало смеркаться, пятнадцать бойцов след в след двинулись по тропе. Впереди шли сапер и два разведчика. Уже в полной темноте приблизились к кишлаку, бесшумно двинулись вдоль полуразрушенных домов. Но только взвод полностью втянулся в кишлак, с крыш и из развалин ударили пулеметы. Взводный приказал занять оборону. Копылков и Фадеев залегли у обломка дувала и открыли ответный огонь. То, что они попали в засаду, бойцы поняли, когда с окраины загрохотал гранатомет. Именно там находились кяризы — глубокие колодцы, объединенные одним подземным каналом. Это был настоящий тоннель, по которому даже проводили верблюдов, груженных оружием и боеприпасами. «Духи» внезапно появлялись из колодцев, обстреливали и уходили под землю. Уничтожить их было непросто, кяризы, бывало, тянулись на многие километры.

Сильный огонь заставил взвод начать отход. Пока работал пулемет Фадеева, Сергей в три прыжка достиг развалин на противоположной стороне улицы, залег и открыл огонь. Вскоре рядом оказался и Фадеев. Теперь короткими перебежками надо было выбираться за кишлак — и в горы. Они поднялись, но тупой удар в плечо снова опрокинул Копылкова на землю. Тут-то Фадеев и сказал:

— Ну, Серега, после того, как на заставе тебя ранило, второй раз, считай, «духи» отметили. Смотри, судьбу можно испытывать трижды, потом отвернется.

В шутку, конечно, сказал. Бой закончился неожиданно быстро. Вызванные по рации «вертушки» расстреляли засаду с воздуха. И ранение оказалось не таким уж и серьезным.

...«Пусть третий, лишь бы не последний»,— думал теперь Сергей, приподнимаясь и стараясь не задеть проволоку. И в этот момент засвистели, зацокали о сухую землю рядом с ним пули. Душманы вели прицельный огонь по хорошо видимым на открытой местности и неподвижно лежавшим бойцам.

Массированный огонь с поста заставил замолчать пулемет «духов». Оттуда уже бежали солдаты вместе со своим командиром прапорщиком Кутыкамбаевым. Копылков хотел было встать, но острая боль резанула по ногам, и он потерял сознание. Очнулся уже на плащ-палатке, на которой его несли. Потом на посту кто-то пытался напоить Сергея сладким чаем, но пить он не мог — кружилась голова, тошнило, да и боль была нестерпимой. Его ранило в обе ноги, Волкова — в живот...

Мы возвращались в Баграм. Я сидел на крышке люка бэтээра, упираясь ногой в ствол пулемета. Так надежней, дороги здесь ухабистые. О минах стараешься не думать, хотя, если не повезет, взрывной волной лишь сбросит на землю — в этом случае наверху больше шансов остаться в живых, чем находясь внутри бронированной машины.

По обеим сторонам дороги, на пустынных коричневатых землях — разбросанная покореженная военная техника: сожженные машины, разорванные на куски взрывом БМП. Вокруг кучи снарядных гильз, черные от дыма и пороховой копоти воронки. И в этом металлоломе войны копаются мальчишки. А дальше глиняные бугры разрушенных кишлаков, мертвые поля, над которыми в очень чистом и очень голубом небе висит ослепительное солнце. Здесь оно лишь резче подчеркивает страшные раны земли, ее боль. Ведь за каждой воронкой или разбитой машиной — жизни советских и афганских солдат.