Один из нас. Вояж, вояж - Лоран Графф

Заново открываешь любовь: аморальное чувство, несправедливое, пристрастное, сметающее все на своем пути. Слепое желание, ничему и никому не подвластное, во имя которого ты способен убить жену, детей и сбежать. Неопровержимый мотив и железное алиби.

Ищешь какой-нибудь идиллический уголок — улица слишком груба для переполняющих тебя новых чувств, — чтобы подарить свой первый поцелуй, торжественный и крепкий, после долгих лет ожидания, как печать на визу в новый мир. Ноги сами ведут в городской парк. Вот место, которое вам подойдет — оно навевает воспоминания молодости. Идеально. Идем же. Открываете калитку и входите, как Адам и Ева в Эдемский сад. На скамейке дрыхнет клошар, какой-то похотливый мужик подкарауливает девочек, заплаканная женщина поправляет макияж, чтобы на работе никто ничего не заметил. Выбираешь скамейку, где поменьше граффити, под каштаном, словно отмеченным словами «Ахилл любит Розу». Садишься. Обнимаешь возлюбленную за плечи и даришь ей нежный взгляд, прицеливаешься поточнее, губы немного потрескались, слегка наклоняешь голову вправо, она легонько склоняет голову влево; медленно приближаешься к ней, расстояние уменьшается, сначала едва касаешься, смачиваешь пересохшие губы: целуешь.

Боже, как хорошо! Уже и забыл, как важен поцелуй. Черт возьми, какое счастье! Это того стоит. Тебя колотит. Не можешь остановиться. Невозможно оторваться от ее губ, как будто вы вдвоем жуете одну жвачку. Весь горишь. Руки хотят ласкать. Пальцы ищут уязвимые места. Спокойней! Возможно, сейчас и время, но не место. «Роза!» — «Да!»

Единственный достойный выход — гостиница. Гостиница того нового типа, где все двери открываются при помощи набора цифр, нет никакого персонала, где все привинчено к стенам и даже пепельница на ночном столике прикручена болтом. Зато недорого. Берешь Розу за руку, и вы, насколько возможно, неспешно направляетесь туда.

Правда, всегда есть вероятность непредвиденного поворота событий, ведь сегодняшний день отмечен неожиданностями и переменами.

Шел вполне бодрым шагом, беспокойно высматривая светящиеся вывески, уверенный в своем решении, как вдруг: транспаранты, лозунги, демонстранты перекрыли улицу, и вот уже ты со всеми своими планами растворяешься в толпе митингующих за «достойные жилищные условия» и в защиту «бездомных» или наоборот — кому что важней. Возглавляет шествие маленький священник в очках «Армани» и с золотой печаткой в 18 карат. Около сотни человек — священник, мужчины, женщины с детьми — движутся твердым шагом, решительно настроенные заявить о себе и добиться выполнения своих требований, а именно «Жилье для всех! Всех, всех, всех! Наше право — крыша над головой! Кры-ша, кры-ша!». Сопровождает колонну грузовичок, за рулем сидит предводитель, который и выкрикивает все эти лозунги, задает тон и поддерживает напряжение с талантом прирожденного массовика-затейника. Застыв на месте, держа Розу за руку, обалдев от нелепости и несуразности ситуации — сколько эмоций, неожиданностей и новизны в один день! — ты теряешься и стоишь как вкопанный, тебя захлестывает этой бушующей волной, и ты не в силах противиться напору маленького священника, который локтем отодвигает вас во второй ряд, чтобы вы не попадали в объективы фотографов. Вы оказываетесь рядом с семьей из Заира, предварительно отобранной за показательно убогий вид — максимум трое детей, по возможности не слишком сопливых, — которую служи гель культа держит на заднем плане на случай интервью. Вам дают понять, что вы выглядите не слишком жалко и вообще неподобающе, чтобы идти впереди, и вы отступаете еще на пару рядов назад. Поглощенные толпой манифестантов, не имея ни возможности отступить, ни желания бороться, растерянно и недоверчиво вы идете вместе со всеми. Поворачиваешься к Розе, она в таком же состоянии, что и ты, и вы начинаете хохотать. «Крыша, четыре стены, достойное жилье!»

Вокруг вас кричат, скандируют, потрясают кулаками. Иногда движение застопоривается, и вы топчетесь на месте, пытаясь понять, что происходит: какой-нибудь упрямый автомобилист, которому силы правопорядка рекомендуют не высовываться, если он не хочет нарваться на эту дикую орду. Обычно это действует, и вы продолжаете двигаться дальше. На одном из перекрестков заводилы что-то бурно обсуждают, похоже, у них возникли разногласия относительно того, куда двигаться дальше; потом маленький священник сверкающим перстнем указывает направление: «Все на улицу Саблон!» На улице Саблон находится здание на реконструкции, жильцов которого по сути вынудили освободить арендуемые помещения, чтобы отдать их под офисы; священник неплохо соображает. Что ж, пошли: послушно, одурело и блаженно ты плывешь по течению (мог ли ты утром, опаздывая на работу, представить, какой у тебя выдастся денек…).

Вот и улица Саблон. Служитель культа встает перед дверью здания, загораживая собой вход, и толкает речь, в которой говорит вперемешку о бедности, выселениях, неприемлемой политике, о Боге (ну надо же!), высшей справедливости и распределении матрасов. Под крики «браво» подъезжает грузовик, подвозя вышеупомянутые матрасы, раздача которых занимает не более пары минут — крепкие руки расхватывают их, как баранов, — затем начинается штурм здания, под героическим предводительством теперь уже Великого Священника. Все следуют за ним, и вы в том числе. Великий Священник энергично раздает пустые квартиры: каждому по комнате плюс кухня, а кто недоволен, скатертью дорога. Подручные раздают новым жильцам матрасы, чтобы те как можно быстрее расселились по комнатам, теперь это ваш дом, а все благодаря кому? Второй этаж уже забит, переходим на третий. Затерянные в толпе, в толкотне и неразберихе, вы всем своим видом излучаете нежную любовь, и вас, словно молодоженов, благословленных священником, вталкивают в пустую спальню для новобрачных, где белые стены и матрас на полу. «Здесь светло», — сдается Роза и закрывает дверь.

Больше ни звука. В окно врывается солнце, освещая комнату и раздвигая пространство. Роза снимает пальто и бросает его на пол. Делаешь то же самое со своей курткой. Каждый обходит матрас вокруг, словно проверяя, нет ли змей. Роза садится первой, поджав ноги. По правде говоря, она немного полновата, но это нисколько не лишает ее грациозности: будь она худее, была бы она столь же красивой? Ты садишься рядом, правда, не столь грациозно. Вы могли бы вот так и сидеть, не раздеваясь, смотреть друг на друга, обмениваясь нежными ласками, касаться друг друга кончиками пальцев. Но терпения не хватает. Раздеваешься, будто собираясь принять ванну, складываешь одежду, и вот ты голый. Дотрагиваешься до Розы, словно проверяешь температуру воды — идеальная, — и твоя ладонь скользит по глади ее мягкой и нежной кожи. Твоя рука спускается вниз по ее спине, отчего по ее телу бегут мурашки. Падаете вместе, земля содрогается. Лежите на боку, лицом к лицу, руками создаете оттиск вашего союза, эмблему любви. Своими сосками Роза рисует на твоей груди несколько замысловатых знаков, которые невозможно воспроизвести, ваши губы скрепляются печатью. Переворачиваешь ее на спину, вызывая новый толчок земной коры. Ваши губы пьют из всех источников, впитывая каждую капельку. Проходишься по извилистым тропинкам ее тела, задерживаясь на препятствиях. На ее животе ты загораешь, закрыв глаза, как на взморье. В качестве развлечения играешь завитками на ее лобке, а она гладит твои волосы. Твои пальцы погружаются в ее лоно, вызывающее неудержимое желание войти в эти врата, и ты склоняешься к ее возбуждающим, чарующим изгибам. Задерживаешься между ее ног, раздвигая их все шире. Она сжимает тебя коленями, и ты замираешь, она сдается, ослабляет хватку и тут же заключает тебя в объятия. Перекатываешься на бок: полюса меняются местами, вы меняетесь ролями. Она оказывается сверху, и ее силуэт возвышается над тобой. Обхватив рукой твой пенис, она приподнимается, а потом медленно опускается на него. Содрогается, смущаясь от удовольствия, и устраивается поудобнее. Ты протягиваешь руки к движущейся мишени ее шикарных грудей с идеально очерченными сосками, свидетельствующими о точном попадании в цель, и касаешься их пальцами. Опершись на тебя, она движется взад-вперед, проверяя архитектуру вашего соития на прочность толчками, и это землетрясение удается ей лучше, чем самой природе. Меняетесь местами, ты снова сверху, на тебя летят обломки — это мир разлетается на куски, и вы в эпицентре большого любовного взрыва.

Дело сделано. Изменил женщине, на которой женился. Не такое уж и мудреное дело, не такая трагедия, как тебе представлялось. Чувство вины не душит, наоборот, даже дышится легче. Чашу свободы осушил до дна.

Теперь надо ликвидировать последствия. Ты уже не так влюблен, как был только что, и вовсе не готов подвергать опасности жизнь, на обустройство которой ушли долгие годы и которой, как ты только что заметил, ты все-таки дорожишь, как старым теплым свитером, что бы ты там не говорил. В целом ты любишь свою жену этакой практичной, привычной, основательной любовью. Но и Розу тоже любишь, как дополнение. И представляешь себе, как заживешь теперь двойной жизнью, полной любви: с одной стороны, женщина, на которой женился, дети, которых она родила, стабильность, надежность, с другой — Роза, твоя любовница, отдушина, фантазия, тайна. Вдвоем они обеспечивают равновесие и удовлетворенность. Чего еще желать? Видишь в этом решение жизненных проблем, небольшое дополнение, которое подсластит пилюлю, добавит немного остроты, чтобы вернуть вкус к существованию, это ложь во имя правды.