Чужак. Сапсан и нетопырь - Север Снег

— Хор Гортензий Квинт, третий центурион восьмой когорты Его Императорского Величества Этрурийского легиона. Благодарю за помощь.

— Де…, - Денис Алексеевич запнулся и замолчал, лихорадочно соображая. Его собственное имя прозвучало бы на имперском языке странно. Но надо что-то ответить… Само собой всплыло слово — Дар. Конечно, Дар — он в детстве носил такое прозвище, среди друзей. Это его инициалы и имя его любимого героя из замечательного романа Ефремова "Туманность Андромеды"… Как давно это было…

— Дар, пленник здешнего… хозяина, — представился он, наконец. Слова незнакомого, непонятным образом выученного языка, сходили с языка с некоторыми запинками, но в целом свободнее, чем Ренев ожидал. — Я родом… издалека. Так что уж простите, что про империю знаю не слишком много.

— Но вы прекрасно говорите на лакаанском, — с легким удивлением сказал центурион. — И вы очень похожи… если бы не некоторые отличия… я бы сказал, что вы — родной брат моего легионера Лакса, с которым мы вместе попали в плен. Его два дня назад увели из камеры, сказали — на допрос, но он не вернулся…

— Ну вот, приехали, — подумал Ренев. И совершенно неожиданно, как это с ним бывало и раньше, нужные слова сами стали приходить на язык.

— Лакса нет в живых. Так получилось, что я присутствовал при магическом обряде, где он был принесен в жертву — ритуальную жертву. — Ренев говорил медленно, стараясь не лгать, но и не рассказывать всей правды. — То, что я на него похож — тоже результат этого обряда. Я должен был стать рабом мага, но сумел освободиться. А уйти не успел. И тут вот пришли вы со стражниками…

— В этой камере, как уверяли стражники, держали шедду — призванное порождение горячих миров. Меня должны были ему скормить. — центурион говорил безмятежным тоном, но взгляд его цепко следил за Денисом Алексеевичем. — Я слышал, что ему уже скормили одного стражника. Он был весьма самонадеян и глуп, этот тюремщик, и вчера я смог его оглушить. Мне уже почти удалось освободиться, но не повезло — шум услышали, меня избили и вернули в камеру, заковав в цепи. А стражника, вместо обычной казни за дисциплинарную ошибку, должны были отдать шедде. Тут ни с кем не церемонятся, и свои со своими — тоже…

— Может быть, они так острили или запугивали, — неопределенно заметил Ренев. — Я не знаю ничего про шедду, в моей камере его нет.

И не давая продолжить скользкую тему, добавил:

— Нам не стоит терять время, господин э-э-э, Хор Гортензий Квинт. Сюда в любой момент может еще кого-то занести. Надо выбираться.

— Квинт!

— Что?

— Называйте меня просто Квинт, господин Дар.

— Тогда меня — просто Дар, без господина…

Денис Алексеевич (или отныне и очень надолго — Дар) взвесил в руке трофейную саблю и подумал, что она ему ни к чему — фехтованием он сроду не занимался. Нож — другое дело, пригодится, если не как оружие, то, как инструмент. А вот цепь себя зарекомендовала хорошо, ее надо прихватить.

Дар двинулся вперед по коридору, поигрывая цепью. Квинт следовал за ним, отставая всего на шаг. Пол холодил босые ступни, но особой сырости в подземелье не ощущалось, да и холода — тоже. Кстати, а чего это он решил, что находится в подземелье — отсутствие окон еще ни о чем не говорит…

Рядом с бывшей камерой Дара были еще три двери, все по одной и той же стороне коридора, похоже, что камеры были вырублены в сплошной скале. Пользуясь связкой ключей тюремщика, Дар и Квинт быстро отперли и осмотрели помещения — пусто. Направо, от камеры Дара, коридор заканчивался тупиком. Налево — уходил в полутьму, которую плохо разгонял горевший перед дверями камер смердящий факел. Пошли влево.

Дар с некоторым удивлением обнаружил, что в коридоре нет больше камер. Только скальные, грубо обтесанные стены и редкие факелы, горящие странным, слишком ровным пламенем, и при этом омерзительно воняющие горелым жиром. И еще — редко встречающиеся отдушины, иногда затянутые паутиной, иногда — поблескивающие глазками-бусинами летучих мышей, для которых они служили норами.

Коридор оказался длинным и заметно изгибался по часовой стрелке. У окованной железом двери, замыкавшей коридор, они остановились.

— Вас вели оттуда, — повернулся Дар к Квинту. Что там, где посты стражи?

— Сразу за дверью, винтовая лестница вверх и, ярусом выше, примерно такой же коридор с камерами, только большими, рассчитанными на десятки заключенных, — лаконично доложил Квинт. — Но сейчас они пусты. Меня с Лаксом держали в ближней к выходу. Постоянной охраны нет, стражника заходят пару раз в сутки. Выше — есть еще два яруса, я видел входы, когда меня тащили в камеру, но что за ними — не знаю. А еще выше — казарма охраны и, вроде бы, мимо никак не пройти.

— На сколько человек казарма? — деловито осведомился Дар.

— Десятка на четыре. Но когда меня вели, там было не более одного. Десятка, разумеется.

— Отдыхающая смена?

— А вы разбираетесь, — отметил Квинт. — Да, по всей видимости.

— Обход камер регулярный, в одно и то же время?

— Как правило, да. Я понимаю, о чем вы — как скоро наших стражей хватятся? Здесь нет окон и следить за временем трудно, но по моему расчету, било у нас должно быть в запасе.

Да мысленно прикинул ощущение времени — било означало что-то около получаса, по его субъективным часам.

— Ладно, пойдем, аккуратненько…

Дар еще раз прислушался и толкнул дверь — при своей массивности она открылась неожиданно легко. Как и говорил Квинт, за дверью оказалась небольшая площадка с уходящей вверх каменной винтовой лестницей и неизменным вонючим факелом в стене. Дар глянул на нее и вдруг перед его мысленным взором проплыли вереницы ступеней, двери, помещение с тюфяками на полу, на которых, поджав ноги, сидят плосколицые степняки… запах кухни и сладковатого дурмана из наргиле… Он встряхнул головой и видение пропало. Что это было — приступ ясновидения?

Воспоминания стражника. Часть его воспоминаний, которые перешли при впитывании жизненной энергии, как ранее перешло знание его языка.

Мысль-образ от… от шедды? Полезное умение… Но нельзя расслабляться — шедда, в лучшем случае, временный союзник, который, в любой момент может стать врагом. Понять бы только, что всё же произошло у него с этим недавним "впитыванием жизненной энергии"…

И тут только обнаружил, что всё еще стоит в дверном проёме, тупо глядя на факел, а Квинт терпеливо ждет, когда он пройдет дальше. Дар еще раз прислушался к возможным звукам сверху и начал подниматься по лестнице.

Огромный зал тонул в мягком лазоревом сиянии. Стен у него, казалось, не было, и бездонная чернота звездного неба вокруг оттеняла переплетения ярких разноцветных световых потоков внутри помещения. Семеро — семь фигур, очертания которых невозможно было определить глазами, сидели прямо на световых лучах в середине зала. Но сами они видели друг друга иначе — в образе трех мужчин и четырех женщин. Их разговор не мог услышать никто, кроме них самих — лазоревая пелена была сильнейшей магической броней, гасившей любые попытки материального или энергетического проникновения снаружи.