Два Обещания - Даша Самсонова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сам Николас, если бы нарушил табу, наложенное на любые сведения, касающиеся его личной жизни, сказал бы, что Лейн стала первой девушкой, которую он полюбил. Она, как и слава полицейского, ворвалась в его судьбу незваной, яростным вихрем сломав все засовы и двери. Воспоминания об их первой встрече веяли смрадом подвала. Ему завязали глаза. Единственное, что он видел на фоне мрака — как мушки света пускались в пляс от новых ударов. Николаса его же собственными наручниками приковали к батарее. Язык не поворачивался назвать его мучителей депосами — стоило узнать о тех страшных преступлениях, которые они совершили. Николас долго шел по их следу, он был уверен, что ему удастся посадить этих тварей за решетку. Вот только удача, всегда сопутствующая полицейскому, в тот день бросила своего подопечного на бетонном полу подвала, во власти убийц, мокрого от крови и пота. Николас смирился с исходом этой истории. Да что там смирился, он молился, чтобы все поскорее закончилось, а в тоннеле забрезжил свет. Ждать ему оставалось недолго… если бы не девушка, словно возникшая из бредовых видений. Лейн спасла его тогда, выудила, как тонущего котенка из реки, из самой страшной передряги, в которую ему доводилось попасть. Вороной депос помнил, как впервые увидел буланую девушку по пути в госпиталь, когда с него, еле живого, сняли повязку и Лейн предстала перед ним, овеянная светом и прекрасная. “Не думал, что встречу ангела так скоро”, — прошептал ей он, перед тем как потерять сознание.
Об ужасном событии, что свело их вместе, Николас и Лейн пообещали не вспоминать. Они придумали, будто познакомились на круизном лайнере. Николас пригласил Лейн на танец, после чего они всю ночь простояли на палубе, глядя, как в темных водах отражаются звезды. И не было никаких подвалов и раненого паренька в полицейской форме. Это так, плохой сон, который по совпадению им одновременно приснился. Не стоит о нем думать, а говорить тем более.
После смерти Лейн Николас неоднократно вспоминал о событиях, связанных с заточением. Не столько об издевательствах или невероятном спасении из плена. Он думал о самом чувстве, постигшем его в ту бесконечную ночь. Именно тогда вороной депос заглянул в глаза смерти, принял факт, что всему, чего он добился, что было у него, билось в нем и дышало, пришел конец. Кто бы мог подумать, что спустя два года все вернется. И он — полностью здоровый физически, будет не лучше себя в том подвале — раненого и мечтающего о глотке воды, засыпая в луже собственной крови. Пускай снаружи Николас был свободен, мог дышать, разговаривать, улыбаться… А еще таранить на пикапе машину преступника.
В омут раздумий о своей полицейской карьере и Лейн, прошлом, которое до сих пор виделось вчерашним днем, Николас погрузился по дороге в участок. Час назад он разбил свой пикап. В правой ноге до сих пор застыло ощущение вдавленной в пол педали, когда на скорости сто километров в час он сокращал расстояние до баклажанового бока седана. Покореженные машины забрал эвакуатор. Николаса, целого и невредимого, не считая разбитого лба, увез Рассел Лэйон. “Ты совсем помешался”, — не раз сорвалось с языка всегда тактичного и сдержанного напарника. Он был родом из Странглеи1, а странглийцам, насколько знал Николас, было свойственно прятать эмоции. Рассел загибал маленькие породистые уши, а его невнятный голос звучал строже обычного: “О чем ты думал, Николас? Твое счастье, что машины не взорвались! Ты под чем-то или просто пьяный? Откуда ты вообще взялся?”
На последние два вопроса Николас мог бы дать адекватные ответы. Насколько помнилось, он не брал в рот ни капли, а взялся — из дома на Вишневой улице. “Наша пряничная усадьба” — так в шутку называла их скромное жилище Лейн. Она любила этот дом. К заднему двору примыкал клочок земли, где они вместе обустроили сад. Вид на улицу открывали широкие окна, при восходе солнца, стоило раздвинуть шторы, стены комнат окрашивались в ярко-оранжевые тона.
При теплом свете сегодняшнего утра Николас готовил завтрак, по привычке слушая фоном полицейское радио. Допить кофе он не успел. Сообщение с кодом погони заставило Николаса, едва не позабывшего сменить домашние шлепанцы на ботинки, прыгнуть за руль пикапа и устремиться на окраину Одары. Там, если верить диспетчеру, должен был появиться автомобиль преступника. Объезжая пробки, Николас вспомнил о том, что в его пикапе не предусмотрено сирены, что сам он уже два месяца как не на службе…
— Ты, словно чертов странглиевский туман, то исчезаешь, то появляешься, заполонив собой все вокруг. На месте Дженны я перестал бы прощать твою самодеятельность, — изрек Рассел завершающим аккордом, остановив машину на парковке полицейского участка. Они двинулись к зданию. Напарник семенил следом, так и не научившись приноравливаться к широким шагам Николаса. Вороной депос слышал его бурчание:
— У тебя кровь на лице.
— Это всего лишь шишка.
Он ощупал ладонью свою прямую беспородную морду. Рассел был прав — следовало принять душ или на край окунуть голову под кран, прежде чем предстать перед Дженной. Но ни того, ни другого он не сделал. Забыл о своих планах, стоило ему переступить порог офиса. Все, кто нес обеденную смену и не принял участие в погоне, мигом повскакивали ему навстречу. Николас пожимал вереницы рук, протискиваясь сквозь толпу. Он ловил себя на мысли, что его сослуживцы пялятся на него, как на привидение. Его место у окна
