Письма в квартал Капучино (сборник) - Георгий Панкратов

– Шикарная женщина, – сказал он. И любовался ею, пока его не оторвал очередной деловой звонок.

Дни шли. Более или менее удачные попытки не думать о Тигре сменялись отчаянными мыслями о ней, он боролся с желанием немедленно позвонить ей и выпалить в трубку: «Я приеду прямо сейчас, жди». Все мысли о семье, о благодарном и нежном чувстве к Марии, которыми он питал себя в течение дня, исчезали, как ни странно, с возвращением домой. Вечерний суп, просмотр какого-нибудь очередного дурацкого, интересного одному маленькому Кеше фильма, несколько бокалов вина, не приносящих ни упоения, ни опьянения, ни какого-то чувства радости, проведенное за пустыми разговорами время перед сном и полуночная сигарета на балконе, когда жена уже засыпала. Валерию казалось, будто сам прохладный ветерок нашептывает ему: «Пора менять что-то. Тебе ведь это надоело, да?»

– Надоело. – Он выдыхал дым и судорожно обводил взглядом двор – вдруг какое-нибудь интересное происшествие или что-то такое, чего он не замечал раньше, привлечет его внимание настолько, что он увлечется зрелищем и сможет наконец-то отвлечься, не думать о своем выборе, забыть о том, что существует Тигра, что существует Мария, что существует он сам, в конце концов, и просто не думать.

«Надоело, но так надо», – думал Валерий. Он докурил сигарету и отправился в постель. Мария еще не спала.

– Ребенок на тебя жалуется, – сонно сказала она, обняв его под одеялом.

– Чего это? – отстраненно спросил Валерий.

– Говорит, папа какой-то странный стал. Не обращает на меня внимания, играть не хочет, в школу везет – молчит, если спросишь о чем – раздражается.

– Ну, просто забот много, – ответил Валерий. – А может, ему кажется. Да, скорее всего, кажется.

– Он говорит, ты никогда таким не был. И знаешь, я присмотрелась к тебе и решила – он прав. Я тоже это заметила.

– Что ты заметила? – Валерий начал раздражаться. – Ну вот что ты заметила? Ты хочешь выяснить отношения перед сном? И зачем тебе это?

– То, что ты какой-то не такой стал. Тебе твой собственный ребенок надоел? Я надоела?

– Нет, не надоели. – Он погладил ее руку.

«Сказать, не сказать? – бешено пульсировало в голове. – Сейчас, наверное, и стоит рассказать все. Вот только ночь… И ребенок спит. А завтра же дел столько».

– Мне ничего не надоело, кроме вот таких разговоров, – улыбнулся он. – Они мне надоедают всегда. Давай спать, а?

Валерий посмотрел на нее в темноте, и ему стало не по себе, даже мурашки пробежали по коже, и он поспешил закрыть глаза. «Неужели она понимает? – подумал он. – Неужели она почувствовала?»

– Ты правда еще с нами? – спросила жена.

– Правда, – ответил он. – Спи.

И только на следующий день Валерий понял, что этот короткий ночной разговор решил все. Он осознал, насколько права Мария и насколько он бессилен что-либо изменить в себе, – его сдерживало от решительного шага нежелание сделать больно жене. Но теперь, когда она засомневалась в нем, все стало гораздо легче.

«Ты просто пытаешься переложить эту ответственность на жену, – говорил он себе. – А это отвратительно. Знаешь ведь, что тебе жить с этим грузом, как с тяжелым камнем на шее».

Он понял, что больше не хочет быть с ней. Не хочет, засыпая, видеть этот взгляд, от которого мурашки. Все рухнуло именно в тот момент, когда она сказала ему: «Ты стал не такой». Ведь это было правдой.

«Она готова, – подумал Валерий. – Даже если она не хочет этого, то все равно она готова. Пусть и не понимает. Что ж, мне придется объяснить. А как по-другому? По-другому никак. Непонятно лишь, зачем было говорить: “Да, правда, я с вами”. Зачем? – корил он себя и сам себе отвечал: – Ну надо же было как-то завершить этот разговор».

Он заряжал себя, как футболист на решающий матч, как боксер на спарринг, как менеджер на главную сделку в жизни, как солдат на последний бой, как писатель на начало великого романа. Ходил по углам своего кабинета и повторял: «Я смогу, я смогу». Он колотил кулаками в стены, садился за стол и нервно стучал пальцами по крышке, затем вскакивал и начинал снова ходить взад-вперед. Ни о чем не думалось («Так я скоро и работу потеряю»), ничего не хотелось. Необходимость разрешить ситуацию занозой впилась в его сознание. «Я должен, я должен», – повторял он себе.

В какой-то момент стало противно от того, к чему он себя готовит: не к победе, не к достижению, не к решению сложной задачи, принятию вызова, а всего лишь к постыдному разговору, призванному прикрыть его слабость, которую он отчаянно пытался выдать за решительный мужской поступок.

– Но другого выхода нет, – прошептал он, глядя на фотографию в рамке, подаренную женой; они улыбались, молодые, счастливые, и смотрели на него, заросшего, нервного, растерянного, с недоумением – кто ты вообще такой? «У нас есть будущее, – словно говорили они ему. – А у тебя?»

Валерий в сердцах отвернул рамку.

– Больше не думаю ни о чем, – сказал он громко. – Решение принято.

С работы он специально приехал позже, чтобы избежать ритуала встречи, ставшего у них за долгие годы традиционным: когда Мария приходила домой позже, он встречал ее у порога, обнимал, помогал раздеться, а в лучшие годы нес ее на руках до ванной или до комнаты, расспрашивал о делах и о том, как прошел день. Не то чтобы ему было трудно повторить это действие еще один, последний раз. Но он не хотел больше окружать ее такой заботой, создавать контраст между каждодневным ритуалом и теми словами, которые он готовился произнести.

Ему повезло: Мария была в ванной. Он прошел в комнату, где играл Иннокентий.

– Пап, привет! – радостно крикнул мальчик и кинул отцу мяч.

Тот поймал и уселся на кровать; смотрел на сына и ничего не говорил.

– Пап, что с тобой? – спросил удивленный ребенок. – Играть будем?

– Ну вот что ты такой неугомонный? – тихо и как-то виновато произнес Валерий. – Поиграл бы, вон, в компьютерные игры или в приставку. Все сейчас играют.

– Пааап, – протянул Кеша. – Мама говорит, я подвижный. Чтобы было больше энергии, нужно больше кушать. А чтобы было куда ее девать, надо больше играть. С папой. – Он подбежал к отцу и обнял его. – Ну, чего ты, пап? Прекращай.

– Ничего, – отвернулся Валерий. – Ничего, просто я устал.

Он опрокинулся на кровать и долго-долго всматривался в потолок, как будто пытаясь найти там решение всех вопросов, которые так мучали его. Но, разумеется, никакого решения там не было, а были лишь небольшие трещины. «Привести бы в порядок», – подумал он машинально, но тут же вспомнил, что это без нескольких часов не его дом.

– Без нескольких часов, – произнес он вслух.

– Что, пап? – переспросил Кеша, отрабатывая финты с мячом.

Валерий не ответил, он вслушивался в гулкий звук бьющегося о стены мяча, увлеченный смех сына, плеск в ванной. Он погружался в сон.

«Это пока что твой дом, и он может быть твоим всегда. Сейчас он – твой навсегда. Пока ты не произнес пару слов, после которых он уже никогда не будет твоим. Что может быть сильнее пары слов? – думал он, засыпая. – Такая сила…»

Спать не пришлось долго.

Ворочаясь на кровати, он услышал голос жены из коридора:

– Ребята! Ужинать? Кто хочет на ужин?

«Ее голос звучит так счастливо», – подумал Валерий, зевая.

– Сейчас, – крикнул он.

– А я не хочу, я уже поужинал, – крикнул сын и кинул в него мячом.

– Ну и ладно, – мрачно сказал Валерий. – Нам с мамой поговорить надо.

– О чем это ты собрался говорить? – спросила зашедшая в комнату жена.

– Вот сейчас и расскажу, – замялся он.

– Это что-то хорошее? Мне так не хватает хороших новостей.

– Не знаю. Не совсем, наверное, хорошее. Решать тебе.

– Да? И что же это?

– Ну, пойдем, пойдем, поужинаем. – Он взял ее за руку и повел на кухню. – Все и расскажу.

На столе стояли две тарелки с супом, от супа шел приятный пар. Голодный Валерий зажмурился от удовольствия.

– Ну так что? – Тревожный вопрос жены отвлек его от мыслей о еде.

– Ничего, – ответил он, но тут же почувствовал как будто удар током, какая-то неведомая сила прошептала: «Сейчас или никогда». – Точнее, кое-что все-таки есть. – Он постарался сделать лицо отрешенным. – Я ухожу.

– Куда ты уходишь? – рассмеялась жена. – Ты еще суп не доел.

И тут страшное осознание накрыло ее, она вжалась в стул и побледнела. Валерию стало не по себе. «Ну вот что я делаю, что ж я за человек-то», – подумал он.

– Ты что? – сказала Мария срывающимся голосом. – Правда, уходишь?

– Ухожу, – ответил Валерий честно. – Правда.

Мария смотрела на него непонимающими глазами, в которых копились слезы, но она сдерживала себя. Ее мир рушился, а Валерий сидел напротив и ел – ложка за ложкой – суп. Она уже перестала что-то видеть, в ее голове взрывались вулканы и разверзлась земля, выпуская наружу кипящий пар. Солнце померкло, и в пропитанной ядом и смертью темноте всходило новое – огромное, ледяное. Оно занимало свое место в центре Вселенной – единственный раз и навсегда.