Золотая химера Борджа - Жюльетта Бенцони

Интерес ко всему новому, живое любопытство говорили ей «да». «Нет» твердили недоверие и тревога, с какими она стала относиться к американцам после дела Марии-Антуанетты. Больше всех напугала ее Полина Белмон, темноволосая красавица-аристократка, которая к тому же была талантливым скульптором и удивительно умной и обаятельной женщиной. Мари-Анжелин познакомилась с ней у леди Мандл после ночного праздника в Трианоне и не сомневалась, что Альдо не остался бесчувственным к такому обилию достоинств. Он как-то по-особенному смотрел на Полину и даже поцеловал ей руку. А Полина — мадемуазель дю План-Крепен могла поклясться — была всерьез влюблена в Морозини, маскируя свое чувство легкой иронией и прекрасным чувством юмора.

— План-Крепен! — громко окликнула ее маркиза де Соммьер, давно наблюдавшая за компаньонкой. — Почему бы вам не оставить этой розе шанс выжить? Что плохого она вам сделала? Вы подрезаете ее вот уже третий раз. Отсеките ей голову сразу, но только не мучайте больше бедняжку!

Руки глубоко задумавшейся Мари-Анжелин в самом деле были заняты, они ставили в вазу великолепный букет, только что принесенный Лашомом. Мари-Анжелин очнулась и обернулась к маркизе, восседавшей в высоком белом кресле среди зелени зимнего сада, где обычно проводила большую часть времени, когда оставалась дома. Маркиза смотрела на Мари-Анжелин в изящный лорнет, оправленный изумрудами. Щеки бедняжки запылали.

— Не знаю, что со мной сегодня утром, никак не могу сосредоточиться.

— А я знаю. Вернее, догадываюсь. Вам не дает покоя гость, приглашенный к нам Альдо. А не дает покоя потому, что он американец, но недоверие к нему выглядит с вашей стороны очень глупо.

— Почему?

— Сходите в библиотеку и принесите атлас, раскройте его на странице «Соединенные Штаты Америки», и тогда скажете мне, какое расстояние отделяет Нью-Йорк от Техаса.

— Я и без атласа вам скажу, что они расположены далеко друг от друга.

— Рада слышать. Тогда скажите мне, если сможете: с помощью какой алхимии славный степной скотовод, которого мы ждем в гости, может оказаться членом одной из самых могущественных семей Нью-Йорка?

— Но я…

— Не надо, План-Крепен, ничего мне не говорите! Я вижу вас насквозь. Еще немного, и вам покажется, что статуя Свободы похожа на Полину Белмон. У вас просто идея фикс. Будьте осторожны!

— Вполне возможно, мы недалеки от истины, — признала Мари-Анжелин, которая обычно пользовалась царственным «мы», имея в виду свою кузину. — Но предчувствие сильнее меня. Я думаю, не является ли внезапное расположение Альдо к неведомому миллиардеру сродни другой, совершенно никому не нужной симпатии?

— Вы привыкли к мужчинам, готовым ради любимой женщины заново воссоздать историческую драгоценность, которая покоится на дне Атлантического океана, а вот Альдо такой человек показался оригиналом. Меня, признаюсь, такого рода мужчины скорее забавляют… Именно по этой причине Альдо и привезет его к нам. А вы, моя дорогая, не почтите за труд и посмотрите, все ли на месте в его комнате или чего-то не хватает?

— Я уже посмотрела.

— А вы не забыли пригласить к обеду Адальбера?

Мари-Анжелин покраснела до корней волос, которые от природы у нее были желтые, как солома. Однако, узнав из рекламы о необыкновенном бриллиантине и купив его в «Жарден де Мод», она придала им приятный золотистый оттенок. И надо сказать, золотистый цвет был очень ей к лицу! Одновременно с бриллиантином Мари-Анжелин получила в подарок прелестную вазу Киен-Лонга, после чего старая дева обнаружила в себе страсть к древностям, а заодно и занялась китайскими иероглифами и арабским языком, расширив свои и без того феноменальные познания. Для нее не было большей радости, чем услышать от Альдо, что она — воистину возродившийся Пико делла Мирандола[2].

— Вот уже чего не забыла, того не забыла! Он придет даже с температурой сорок, сгорая от нетерпения познакомиться с последней находкой Альдо. Но почему Альдо решил привести к нам в дом незнакомого человека! К нам в дом!

Четверть часа спустя путешественники вошли в этот самый дом, куда незадолго до их появления посыльный от Лашома внес огромную корзину роз, так что Морозини мог насладиться эффектом своего сюрприза. Однако и его ждал поразительный сюрприз. Впервые он увидел Корнелиуса без черного нимба, поскольку тот расстался со своей шляпой, доверив ее старичку-мажордому Сиприену. А войдя в зимний сад, склонился под прямым углом к унизанной бриллиантами руке тетушки и неожиданно заговорил по-французски, объявив, что «фантастически счастлив, будучи госпитализуирован в гостиной такой глубоко аристократической дамы».

— Вы не сказали мне, что говорите по-французски, — удивился Альдо, который все это время беседовал с ним по-английски. Он едва удерживался от смеха, стараясь не встречаться глазами с домочадцами.

— Это вежливость, так ведь? И потом, госпожа маркиза такая красивая и очаровательная женщина!

В ответ на комплимент Корнелиус получил сияющую улыбку маркизы и совершенно искреннее «добро пожаловать».

— Она уже его обожает, — шепнула План-Крепен Адальберу. — Его всегда будет ждать прибор за столом и кресло в зимнем саду.

— Признаем, что наш гость не льстил маркизе, она в самом деле хороша, — шепнул ей в ответ Адальбер, любуясь стройной фигурой в платье «принцесс» из бледно-серого шелка: маркиза осталась верна моде конца позапрошлого века, которую ввела Александра Английская. Пять рядов жемчуга обвивали ее лебединую шею, и не менее прекрасные жемчужины сияли в ушах, приоткрытых благодаря высокой прическе из пышных седых волос.

Ей уже было прилично за восемьдесят, но спина по-прежнему пряма, как стрела, а зеленые глаза смотрят ясно и молодо.

Выпили по бокалу шампанского, болтая о том о сем. А когда Сиприен объявил маркизе, что стол накрыт, Корнелиус, изящно округлив руку, предложил ее маркизе и повел ее к столу.

Желая утешить План-Крепен, которая не вызвала у гостя такого же энтузиазма, хотя и она заслуживала не меньшего восхищения, но получила не очарованный взгляд, а лишь широкую улыбку и фразу «Очень, очень, очень счастлив с вами познакомиться», Альдо последовал примеру Корнелиуса и предложил ей руку. Адальбер завершал их шествие в одиночестве. Когда они входили в столовую, Альдо вполне отчетливо расслышал шепот Мари-Анжелин, которая не удержалась от скептического замечания.

— Посмотрим, как он справится со столовыми приборами, — пробормотала она себе под нос. — Я заказала приготовить спаржу и перепелов, начиненных гусиной печенкой. Это вам не по Техасу скакать!