Темна египетская ночь - Дия Гарина

«Ну, теперь-то мне бояться нечего», – подумал я, прежде чем снова задремать под равномерное постукивание колес. И в который уже раз ошибся.

Я не слышал, как они вошли. Слишком далеко забрел в призрачное царство Морфея. А когда открыл глаза, понял, что попался. Двое крепких арабских парней в черной форме туристической полиции заменили немецкую чету и удобно устроились рядом со мной на диване. Третий, видимо старший, возвышался надо мной и нетерпеливо потряхивал за плечо. Левое. Отчего искры, дождем посыпавшиеся из моих глаз, грозили устроить в поезде пожар первой категории сложности.

– Лейтенант Сабир. Туристическая полиция, – объявил он на приличном английском, увидев, что я начал немного соображать. – Вы арестованы.

Еще не до конца придя в себя, я не нашел ничего лучшего, чем спросить:

– За что?

– За бесплатный проезд, – радостно осклабился полицейский, – И еще вот за это.

Он быстрым точным движением выудил из моего нагрудного кармана небольшой прозрачный пакетик с белым порошком. Старый как мир трюк с подкидыванием вещественных доказательств. Сидящие на диване полицейские весело рассмеялись, глядя на мою вытянувшуюся физиономию. А мне было не до смеха. Потому что за контрабанду наркотиков в Египте предусмотрена только одна мера наказания – высшая. Па-ба-ба-бам…

Теперь меня мог спасти только побег. Но я всю жизнь относил себя к реалистам, и склонностью к строительству песчаных замков не отличался. Хренушки, не пройдет у меня этот номер. Капризная Фортуна вновь отвернулась от Игоря Семенова. Возможно, я перестал привлекать ее как мужчина. И все-таки что-то здесь было не так. Зачем им вообще понадобилось подбрасывать мне вещдоки. Что я им такого сделал? Стоп. Не им – ему. Господину Ашрафу Салеху, которому очень нужно узнать, куда подевалась его сбежавшая дочь. А что может быть логичнее, чем выудить у меня информацию в обмен на снятие обвинения в контрабанде наркотиков? Это Карим разобрался бы со мной простым, но действенным способом, вроде памятной зажигалки. А дядюшка больше привык работать цивилизованными методами.

Наверняка, ему уже сообщили, что меня видели в той безымянной деревушке, вот он и объявил операцию «Перехват». Теперь мне предстоит на своей шкуре испытать все прелести египетской тюрьмы.

Наверное, я не слишком доброжелательно посмотрел на лейтенанта или сделал непроизвольное движение. Только смех в его глазах угас, сменившись легкой озабоченностью. Очевидно, в полученной им ориентировке упоминались мой вздорный характер и склонность к применению насилия. Поэтому ничтоже сумняшеся лейтенант Сабир отцепил от пояса наручники и с помощью одного из полицейских, клещами вцепившегося в мою правую руку, приковал меня к поручню на стене.

Весь оставшийся до Каира путь я обдумывал создавшееся положение и пришел к кое-каким выводам. Еще немного и я смогу их проверить. Потому что освещенный утренним солнцем поезд, весело выстукивая колесами, приближался к Каиру. И чем ближе мы подъезжали к египетской столице, тем веселее они стучали. Наверное, машинист сильно поздадержался в пути и теперь наверстывал упущенное. Он так разогнался, что я едва успевал выхватывать из мелькающих за окном видов отдельные детали. Вот дома похожие на наши многоэтажки: такие же серые и невзрачные. Только стены их сплошь увешаны кондиционерами, отчего создается впечатление, будто смотришь на гигантские соты. Вот рассыпает солнечные блики зеркальная гладь Нила в окружении финиковых пальм. А вот…

Оглушительный скрежет резанул одновременно по ушам и по сердцу. Поезд несколько раз качнуло из стороны в сторону, и я будто наяву увидел, как сходит с рельсов тепловоз, как громоздятся один на другой вздыбившиеся вагоны. Почувствовал, как наш вагон присоединяется к общей куче-мале и услышал испуганные крики пассажиров. Резкая остановка не прошла для меня даром. Я со всего маху влепился в стенку, и все, что было сломано, тут же дало о себе знать погасившей сознание болью.

Очнулся я довольно быстро и первым делом услышал жуткий гвалт, доносившийся снаружи сквозь разбитое окно и нехороший треск покореженного железа. Потом включилось зрение, и я с удивлением понял, что остался один одинешенек. Моих конвоиров как корова языком слизала. Разумеется, вместе с ключами от наручников. То, что я увидел, высунувшись по пояс в окно, напоминало апокалипсис. Обезумевшие люди, окровавленные и растрепанные, бегали возле лежащих вповалку вагонов, часть из которых уже загорелась. Едкий черный дым заволок белесое от жары небо, и мне стало предельно ясно, что пора выбираться, пока пожар не перекинулся сюда.

Подергав наручники, я убедился, что проще отгрызть руку, чем порвать крепеж, соединяющий браслеты. Эх, где ты, мой допинг? Сейчас я бы не стал от тебя нос воротить. Но если браслеты оказались несокрушимы, то железный поручень не справился с задачей, возложенной на него полицией. После того, как я, ухватившись за него, несколько раз рванул в полную силушку, болты, возмущенно поскрипывая, начали постепенно высвобождаться из гнезд. Так что к десятому разу я уже держал в руке вырванный «с мясом» поручень и скидывал с него ненавистный «браслет».

Пробежавшись вдоль подозрительно накренившегося вагона и убедившись, что он пуст, я соскочил на землю и затравлено огляделся. Все-таки меня здорово приложило головой. Целую минуту не удавалось, как следует, сосредоточиться и выбрать верную дорогу к свободе. Пришлось моему спутнику-ветру позаботиться о своем напарнике. Следуя его дующим указаниям, я повернулся и метрах в ста увидел открытый полицейский джип. Пустой. Даже дверцы были гостеприимно распахнуты. Такая безалаберность могла показаться странной, если бы я не видел, как люди в форме выносят детей из горящих вагонов, перевязывают раненых, и по мере сил пытаются внести хоть какой-то порядок в хаос горя и слез.

Отбросив колебания, я припустил к джипу, и ветер подгонял меня в спину, прибавляя скорости моим не слишком послушным ногам. Мне удалось одолеть, наверное, метров двадцать, когда раздался отчаянный детский крик:

– Помогите! Помогите моей маме! Ну, помогите же!!!

Не знаю, как бы я поступил, если бы призыв о помощи раздался на другом языке. Но ребенок кричал по-русски и меня, казалось, без малейшего участия с моей стороны развернуло на 180 градусов. А потом бросило к распростертой на земле женщине и заплаканному мальчишке, пытавшемуся вытащить ее из под опрокидывающегося на них вагона. Возмущенный таким самоуправством ветер во всю мощь задул в лицо, пытаясь помешать творимому мной безрассудству. Говорят, есть яхты, которые могут идти против ветра. Я стал именно такой яхтой. Преодолевая воздушный поток, я схватил женщину за руку и успел оттащить прочь от гремящей и скрежещущей смерти.