Имя нам – Легион - Александр Сивинских

– То-то же, козел, – сказал я мстительно и переступил через него. – Кузнечик, мать твою. Сдохнешь – жалеть не буду.

Второй этаж пострадал от обстрела гораздо сильнее, чем первый. Огнетушители изрыгали пену уже не скудными клочками, как внизу, а обильным потоком, заливая пол почти по щиколотки. Развороченный кухонный комбайн плевался кипятком и паром. Стену и окна, выходящие в сад, уродовали пробоины. Прочие стены, пол и потолок были выщерблены и перепачканы копотью. Налетчиков тут или не было вообще, или они очень хорошо прятались. Но прятаться, судя по повадкам тех, с кем я уже успел познакомиться, было у них не в моде.

Кто они, интересно, все-таки такие? Расисты? Религиозные экстремисты? Буйно помешанные? Ума не приложу…

Я заглянул в кабинет. Шкафы были опрокинуты, книги жестоко растерзаны и разбросаны по комнате. «Словно резвилась стая бешеных павианов», – вспомнил я прочитанную где-то фразу. Точно так. Где-то тут мои вещички валялись – спальник, рюкзачок. Целы ли? Я шагнул через порог.

Из-за крайнего шкафа, лежащего не на фронтоне, как прочие, а на боку, вынырнула, словно выброшенная пружиной, проворная личность в серо-голубом камуфляже. Камуфлированный вскинул к плечу приклад двуствольного охотничьего ружья. Глубоко-черные даже в темноте едва нарождающегося утра, смертоносные кружочки смотрели прямо мне в глаза. Я прижал подбородок к груди и нырнул на пол. Ружье гавкнуло. Я вскинул над затылком пистолет, еще не зная, сумею ли выстрелить или выроню его, убитый наповал. Боли я пока не чувствовал. Пистолет дважды дернулся, честно выполняя предназначение почти без моего участия. Я колбаской откатился вбок и замер, лежа на спине и направляя зажатое в обеих руках оружие в сторону камуфлированного.

Тот безуспешно пытался поднять поникшие стволы бескурковки. Сил у него на это не хватало. Его покачивало. Наконец пальцы его разжались, ружье выпало. Он медленно прижал руки к солнечному сплетению и повалился за шкаф.

Я опустил пистолет на пол за головой, расслабил руки и закрыл глаза.

Саднило содранные локти и, кажется, что-то твердое и колючее застряло в трапециевидной мышце. «Наверное, дробина, – подумал я безучастно, – а то и картечина». Меня начало знобить. «А ведь чуть не грохнул меня охотничек-то. Маленько же ему не хватило для этого». Я хрипло вздохнул и закашлялся.

В переносицу мне уперлось нечто железное и холодное, почти ледяное. Формой, кажется, точно такое же, какое я видел вот только что. Восьмерочка. Значок бесконечности. Той, что ждала меня, притаившись, на другом конце стальных стволов. Видимо, мертвец воскрес.

Кашель мой как отрезало.

Я открыл глаза.

Ружье было другое, и человек был другой.

Она зашла ко мне со стороны головы и стояла сейчас, широко расставив ноги. Один из шнурованных ботиночков рубчатой подошвой надежно прижимал к полу «Хеклера». Эффектная шатенка в годах, близких к возрасту «ягодка опять». Визаж, макияж, камуфляж. Патронташ. Газыри. Стрижка «под мальчика». Серьги капельками – как светящиеся алые запятые. Один глаз прищурен. Другой перечеркнут прицельной планкой великолепного двуствольного штуцера. Нарезного. Калибр миллиметров восемь. Куркового. Курки взведены. Знаменитые фирмы «Перде» или «Голланд-Голланд» по праву гордились бы таким оружием, и, разумеется, заламывали бы за него крутые бабки с немногочисленных клиентов-миллионеров. И были бы совершенно правы. А клиенты терпеливо стояли бы по несколько лет в очереди, дожидаясь изготовления вожделенного предмета, и не кудахтали. Слонов таким валить и носорогов. Мне бы такой штуцер.

«Зачем она целится, дура, когда стволы упираются добыче в лоб?» – подумал я.

Стареющая Артемида зловеще улыбнулась. Холеный пальчик нежно поглаживал спусковой крючок. Если бы я чуть раньше догадался перейти на рапид, то сейчас элегантно отвел бы стволы в сторону и насладился замедленным зрелищем выстрела ценой не менее чем полсотни баксов.

Но я не догадался.

И уже не успеть.

Жаль.

Система, любовно сотворенная золотыми ручками Сергея Даниловича для моего «Рэндола», сработала безукоризненно. Нож глубоко вошел дамочке в ямку за коленом. Я рисковал, конечно, – она могла от боли дернуть пальчиком и тогда… Да она просто-напросто обязана была дернуться! Однако у меня не было другого выхода.

Глаза дамочки широко открылись. Курки понеслись на встречу с капсюлями. Но она, шокированная болью, потеряла-таки одно крошечное мгновение.

Одно-единственное.

То, которое было так мне необходимо.

Траектории движения пули и моей головы разошлись навсегда. Пуля надорвала мне ухо, вылетевшие следом за ней газы опалили кожу, но это были мелочи. Я ковырнул ножиком вбок, и дамочка перекосилась, дергая порезанной ногой и голося совсем по-заячьи. Поднявшись на ноги, я отобрал у нее ружье и врезал ей по почкам прикладом. Она сомлела. Я снял с нее ремень, связал руки, заломив предварительно за спину, и уложил ее лицом вниз. Чтобы не захлебнулась в пене, подложил под щечку стопку книг.

– Охотиться на зверей омерзительно, – напомнил я ей одно из основных этических убеждений Фэйра. – На людей тем паче. Поэтому штуцер я реквизирую. Адье!

Дядька за шкафом был дохлее дохлого, и ружье у него было похуже, чем у коллеги по живодерскому пороку. И зарядов не осталось. Засовывая в карман длинные, едва не в четверть, патроны для штуцера, что реквизировал из патронташа и газырей у дамочки, я вышел из кабинета.

Дом был сравнительно чист от вредителей.

Пора было браться за сад.

– Кто мне скажет, скоро ли сюда нагрянут тревожные и аварийные службы? – размышлял я вслух, выглядывая из окна. – Жандармерия, пожарные, служба спасения… кто еще? МЧС? Никакой расторопности. Как у нас, блин. Тормоза…

На улице к тому времени почти совсем рассвело. Колыхался слоистый туман. Редкие пробудившиеся пташки прочищали глотки и едва-едва лишь начинали чирикать.

Простреленная холка отчаянно зудела. И ухо. И спина, которую пободал стеклянный зверь, и бок… Впрочем, я, кажется, повторяюсь.

Отчаянно вскрикнула Светлана. Я вылетел на балкон, забросил штуцер за плечо, а пистолет в кобуру, вскочил на уцелевшие перила и прыгнул вверх. Уцепился за карниз, подтянулся, забросил на крышу ногу и выбрался сам.

Перед Светланой стоял широкоплечий узкобедрый мужчина в облегающей черной форме и поигрывал моим же тесаком. (Как же я о нем забыл-то? О тесаке.) Светлана прижимала к щеке руку, из-под которой сочилась кровь. Эх, говорил я глупой бабе: не снимай шлем, дуреха!

– Эй ты, ниндзя, – позвал я бандита, доставая пистолет. – Ком цумир! Сюда смотреть! Ваша муттер пришла, звездюлей принесла. Не хотеть ли отведать?

Он словно не слышал.

– Брось ножик, гандон! – разозлился я и ткнул стволом в основание крепкого шишковатого затылка.

Он стремительно, совсем не по-человечески оборотился, и я узнал его. Это был один из тех кулакастых брюнетов, что сопровождали приснопамятным днем моего прибытия в Фэйр доходяг-золотопогонников. В прошлую нашу встречу я был скромен и миролюбив, и для него не нашлось иной работы, кроме партнерства в сексуальной оргии. Не то было сегодня…

В глазах его читалась твердая решимость беспощадно покончить с неожиданной помехой, а в движениях чувствовалась молниеносность рапида. Я поспешно спустил курок. Его разлетевшиеся мозги могли бы значительно преобразить эстетику пляжного убранства крыши – если бы у меня не кончились патроны.

Отработанным движением профессионала он выломал из моих пальцев пистолет и отшвырнул его подальше. Хватил мне по лбу «пяткой» рукояти тесака. Я «поплыл». Он содрал с меня штуцер, который последовал за пистолетом, и двинул коленом между ног. Безрезультатно пытаясь втянуть ртом воздух, которого вдруг стало катастрофически не хватать, я погрузился в боль и сумерки. Он схватил меня одной рукой за расшитый пояс, другой – за шкирку, подтащил к краю крыши и швырнул вниз.

Я кулем шмякнулся о балкон и развалился на десятки кусков.

И каждый из кусков сипло выл от боли.

Вразнобой.

Если бы я потерял сознание, то все на этом бы, наверное, и закончилось. Громила прибил бы Светлану, а потом спустился на балкончик и разделал меня, как мясник свиную тушу.

Но я умудрился-таки поломать его зловещие планы. Не знаю, что мне помогло. Врожденное упрямство? Жажда жизни? Сома Больших Братьев? Не суть важно. Я не только сравнительно быстро очухался, но и нашел в себе силы вызвать наконец долгожданное состояние боевого транса.

Стало легко и весело. Энергия переполняла члены. В два прыжка я забрался на крышу. Шершавый черенок ножа ласкал ладонь, прохладная крестовина плотно прилегала к указательному пальцу; большой палец уютно покоился в специальной выемке на обушке. Острие резало воздух, почти звеня. Я пронзительно свистнул.

Мой обидчик сидел, развалившись, в шезлонге и что-то поучительно говорил стоящей перед ним на коленях Светлане. Для придания словам большей убедительности он иногда бил ей по голове тесаком. Плашмя.