Провинциализируя Европу - Дипеш Чакрабарти
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эти изменения шли в тандеме с другими преобразованиями общественных пространств в городе. Нашего внимания заслуживают прежде всего два из них. В первую очередь, нам необходима история городских парков. В материалах XIX века парки практически не упоминаются, по крайней мере, не используется это слово. «Хутом», очень подробный источник во всем, что касается улиц, веранд, гостиных, опиумных «адд», о парках молчит. Однако парк на Корнуоллис-стрит, который жители Калькутты называли «Хедо» или «Хедуа», играет весьма заметную роль во многих литературных воспоминаниях двадцатого века. Книга «Пуратан прасанга» Бипина Бехари Гупты, обязательный источник по истории XIX века, в сущности, представляет собой серию бесед между автором и Кришной Камалем Бхаттачарья (современником и знакомым Бонкимчондро и Тагоров), которые велись именно в этом парке («Бидон Гарденс/Хедуа») приблизительно в 1910–1911 годах[561]. Физик Сатьендра Нат Бозе во время обучения в университете, то есть в 1910-е годы, был участником литературной «адды», встречавшейся обычно на крыше здания – еще один неисследованный пласт Калькутты – дома Гириджапати Бхаттачарьи. Позднее Бозе и Бхаттачарья стали выдающимися членами другой знаменитой литературной «адды», сформировавшейся вокруг журнала «Паричой». Нам рассказывают, что иногда эта «адда» перемещалась в парк «Хедуа». Основным времяпровождением этой «адды» было обсуждение рассказов Тагора, чтение его стихов, исполнение песен[562]. Журнал «Прабаши» в его более поздней реинкарнации под редакцией Ашоки Чаттопадхая, был задуман во время «адды» в этом же парке в 1924 году. Необходимы дополнительные исследования относительно роли парков и крыш домов в культурной жизни города в XX веке[563].
Следующий важный вопрос: когда именно чайные, кофейни и рестораны получают распространение в Калькутте и когда они становятся основными местами для встречи литературных «адд»?[564]. Были, конечно, такие места, как лавка «Пунтирам» на Колледж-стрит на севере Калькутты, которой уже более ста лет, хотя ее конкретная история тоже не изучена. Политик-коммунист и литератор Музаффар Ахмад упоминает в мемуарах, посвященных поэту Кази Назрулу Исламу, о чайных, куда они с друзьями могли зайти для беседы в начале 1920-х годов[565]. Однако, согласно замечаниям Нирада Чаудхури, «адды» в чайных в ту пору были относительно редким явлением в сравнении с домашними собраниями. Во введении к воспоминаниям Хиранкумара Саньяла о литературном журнале «Паричой», основанном около 1932 года, историк Сушобхан Саркар пишет: «В нашей институтской жизни места для встреч нам дарили главным образом улицы и переулки в центре Калькутты. Обедать в ресторанах тогда еще не было распространенной практикой»[566].
Эти наблюдения подтверждаются и ремаркой Радхи Прасада Гупты. Гупта вспоминает, как в конце тридцатых годов многие чайные «от Шьямбазара до Калигата» (то есть от северной до южной оконечности города) рекламировали на красных растяжках свои отчаянно низкие цены: «Только две анны за чашку чая, два куска хлеба и омлет из двух яиц»[567]. По всей видимости, существовало несколько кафе, пестовавших культуру «адды» среди студентов университета уже в середине – второй половине 1930-х: Гупта упоминает «чайную Гьян-бабу», Favourite Cabin на Мирзапур-стрит, Basanta Cabin напротив корпусов Калькуттского университета и ресторан YMCA на Колледж-стрит. Однако сеть кофеен, а также ресторанов Sangu Valley Restaurants, которые станут главной городской ареной «адды» вскоре после обретения независимости, появилась только в конце тридцатых годов или уже во время войны[568]. Большие кофейни были основаны Кофейным советом Индии как способ расширения рынка кофе в городе, который принадлежал – и принадлежит до сих пор – в основном любителям чая. Однако практика потребления кофе, по словам Гупты, появилась в бенгальской культуре Калькутты в тридцатые годы благодаря приезжим с юга (бенгальское слово «дакшини» относится к жителям южных штатов – Тамилнад, Керала, Андхра-Прадеш и других), которые в это время стали открывать небольшие заведения в квартале Баллигандж. Драматургию знакомства с культурой «кофейни» лучше всего передает Гупта:
Однажды вечером в 1941–1942 году я пошел… на Ватерлоо-стрит к моему другу детства, дантисту Гопалу Банерджи. Это был молодой человек, который, хотя и вырос… в Коннагаре[569], в те дни временами выдавал себя за подлинного сахиба, а временами – за чистокровного бенгальского денди – воспитанника Калькутты. В тот день, когда я появился, он был уже ready к выходу… одетый в тонкие «дхоти»[570] и «курту»[571]. Увидев меня, он произнес: «Пойдем, покажу тебе новое место». Когда я спросил его, что это за место, он сказал: «О нет, в данном случае я останусь „спикти нот“ [шутливое бенгальское выражение, основанное на английском „не скажу“]. Это близко, почему бы тебе не пойти? Скоро сам увидишь». И с этими словами он провел меня мимо… Бентинк-стрит к только что открывшемуся India Coffee House на перекрестке Мередит-стрит и Сентрал-авеню. Сегодня молодежь, даже детей, кажется, можно изумить чем угодно. Но и у меня в мои «взрослые» годы упала челюсть при виде этой кофейни, ее огромных размеров, ливрейных подавальщиков с нагрудными значками, чистоты, начищенных до блеска столов и стульев, изящно одетых клиентов за каждым столиком. <…> College Street Coffee House открылся вскоре после этого.[572]
Основываясь на данных художественной литературы, можно предположить, что хотя «адда» и была распространенной плебейской практикой среди жителей Калькутты, ее более респектабельная форма, сознательно имитирующая форму европейских кафе, только начала появляться в тридцатые годы XX века. Знаменитый рассказа Парашурама «Ратарати» («Ночь напролет»), написанный в 1931 году, описывает забавную ситуацию в вымышленном ресторане под названием The Anglo-Mughlai Cafe («Англо-могольское кафе»), расположенном где-то в Дхарматале, центральном деловом квартале города. Уже само расположение заведения определяет его культурную дистанцию от повседневной жизни средних классов. Юмор ситуации проявляется во многих аспектах. С одной стороны, «Англо-могольское кафе» стремится европеизировать «адду», превратить ее в нечто
