Око Силы. Третья трилогия. 1991–1992 годы - Андрей Валентинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сапожник с треском раскусил кусок сахара и отхлебнул чая.
– А потому ищут, – назидательно произнес он, подняв вверх указательный палец, – что товарищ Лунин решил стать умнее всех. Правильно ли это?
Подумав, он решил:
– Нет, неправильно! А почему неправильно? Во-первых, потому, что товарищ Лунин просто не в силах стать умнее всего советского народа. А во-вторых, сколько бы товарищ Лунин не читал всякой клеветнической подметной литературы, все равно ничего ему ровным счетом не узнать!
Сделав такой вывод, хозяин мастерской допил чай и достал пачку папирос «Казбек». Келюс, подивившись такой музейной редкости, тоже закурил.
– Много ли узнал товарищ Лунин? – продолжал сапожник, пуская кольца дыма в потолок. – Нет, не много. И напрасно отдельные паникеры видят в товарище Лунине какого-то Аттилу. Это не просто смешно. В политическом отношении это очень вредно. Вот, например, прочитал товарищ Лунин гнусные лживые бредни о нашем великом Вожде. Много ли он понял? Нет, ничего не понял! А почему не понял? Этому виной его мелкобуржуазная сущность…
Этот вывод доставил сапожнику немалое удовлетворение. Он глубоко затянулся папиросой и выпустил в воздух полдюжины трепещущих колец дыма.
– А почему старшие товарищи по партии не поправили товарища Лунина? – в тон хозяину спросил Николай. – Где их большевистская сплоченность? Почему они бросили товарища Лунина одного?
Сапожник, искоса поглядев на Келюса, погрозил ему пальцем, затем затушил окурок в большой консервной банке, служившей пепельницей, и вздохнул:
– Извините, дорогие гости, заболтался. Стар стал совсем! Обувку чинить будем?
Келюс автоматически поглядел на свои кроссовки.
– Ой, у меня здесь что-то прогорело! – растерянно произнесла Ольга. На ее правом кроссовке темнело пятно – такое же, как на куртке.
– Снимайте, барышня, – распорядился сапожник. – Здесь коврик, ставьте ноги.
Взяв кроссовок и критически оглядев его, он стал копаться в большом ящике, забитом различными лоскутками, кусками кожи и старыми подметками.
– Тайвань, – констатировал он, вновь поглядев на кроссовок. – Проклятые чанкайшисты, лютые враги китайского народа!
Он вновь занялся содержимым ящика, извлек оттуда несколько кусков кожи и принялся за работу.
– Тайвань! Агенты американского империализма, поджигатели войны… Ничего, будет как новый! Эх, товарищ Лунин, почему молчишь? Почему барышню не развлекаешь? Эх, молодежь, молодежь! Барышня сидит, красавица, умница, а он молчит, как член Политбюро на съезде болгарской компартии. Хотите, барышня, я вам сказку расскажу?
– Хочу, – улыбнулась Ольга.
– В некотором царстве… – не торопясь, начал сапожник, бросив насмешливый взгляд на Келюса, – в некотором государстве жили-были большевики…
Такое начало сказки несколько удивило девушку. Самому же сапожнику оно явно понравилось. Он цокнул языком и продолжил:
– Были они сильные, смелые и морально устойчивые. И были среди них два друга, два кунака…
Лицо его вдруг стало жестким, улыбка исчезла.
– Один из них – просто большевик. Рядовой солдат нашей славной партии. А вот второй – настоящий джигит. Богатырь! Один – десять жандармов мог связать, из любой тюрьмы убегал. Пытали враги его, иголки под ногти загоняли – ничего не сказал. Герой был! И полюбил за это его сам великий Вождь, сделал его своим другом, посылал на самые секретные задания…
Сапожник покачал головой и вздохнул:
– Только вот однажды приходит этот герой к своему другу, простому большевику, и говорит: «Узнал я, что Вождь наш вовсе не Вождь. Умер наш Вождь давным-давно, а на его месте сидит какой-то товарищ Вечный…»
Произнеся это странное имя, сапожник нахмурился:
– Его друг не поверил. Что значит – Вождь не Вождь? Какой-такой товарищ Вечный? Только вскоре поехал этот герой на велосипеде. Хорошо ездил, в дождь ездил, в бурю ездил. А тут поехал – и попал под грузовик. Бывает, конечно…
Сапожник помолчал и заговорил вновь, еще медленнее, взвешивая каждое слово:
– Друг его к тому времени большим человеком стал. Сам не хотел – товарищи выбрали. Познакомился с бумагами – как вот потом товарищ Лунин познакомился. И понял…
Что именно понял этот сказочный герой, сапожник не уточнил. Он перешел к верстаку, где стояла швейная машинка, и начал застрачивать латку на кроссовке.
– А потом Вождь умер. Кто плакал, а кто радовался. Похоронили его, речи сказали. А он потом приходит…
– Как? – не выдержал Келюс. – Кто приходит?
– Приходит и говорит, – продолжал сапожник. – «Я, – говорит, – теперь вместо тебя буду. Тот Вождь уже не нужен, у нас будет новый Вождь. Но это буду тоже я. А ты, дорогой, много знать стал. Прямо как друг твой, который на велосипеде ездить не умел…»
– И что? – вновь не выдержал Николай.
– А ничего, товарищ Лунин. Умные люди догадались и «Карман» этот построили. Пока товарищ Вечный снова власть брал, кое-кто успел выбраться. Кто уехал в эту… Утопийскую Советскую Социалистическую республику. А кто здесь сапоги латает.
– А товарищ Вечный?
– А что товарищ Вечный? – удивился сапожник. – Он на то и Вечный. Правит сколько хочет, потом выбирает себе нового, доверчивого… И снова правит.
Келюсу вспомнилась серая папка со странным списком. Тринадцать номеров – без № 2!
– Тайна Больших Мертвецов!
Сапожник но никак не отреагировал, лишь еле заметно усмехнулся в усы.
– А зачем этому Вечному скантр? – не отставал Лунин. Хозяин мастерской помолчал, а затем задумчиво проговорил:
– А мы его тоже спрашивали, зачем на всякую научную ерунду деньги тратить? Деньги эти, товарищ Лунин, кровью доставались. А он говорит: «Дураки, нам сила нужна, большая сила…».
– Око Силы, – не выдержал Келюс.
– Большая сила, – повторил сапожник. – А скантр эту силу в фокус соберет и куда надо направит. В Крыму поставишь – в Греции «Интернационал» петь начнут. Это тебе, товарищ Лунин, не листовки Коминтерна.
– А что это за Утопийская Республика?
– Утопия, товарищ Лунин, – всегда утопия! – отрезал собеседник. – Циолковские хреновы! Сидят, коммунизм строят и меня ругают. Пусть строят! Поглядим еще…
Он поставил последний стежок, отрезал нитку и внимательно осмотрел кроссовок:
– Прошу, барышня! Не хуже чем у проклятых империалистов.
Ольга нерешительно взяла кроссовок, примерила и вежливо поблагодарили, осведомившись, сколько должна за работу.
– Э-э, – махнул рукой сапожник. – Какая это работа! Носите на здоровье. Ну и обувь теперь делают, смех один! Может, тебе, товарищ Лунин, сапоги сработать? Хочешь – яловые, хочешь – хромовые?
– Спасибо, – поблагодарил Келюс, вставая. – Мы, наверное, пойдем. Где здесь можно передохнуть?
– Заходи, куда хочешь! Тебе какую квартиру? Трехкомнатную? четырехкомнатную? Все по потребностям!
Он кивнул на стену, где под номерками висело несколько десятков разнообразных ключей. Николай, не глядя, тыкнул куда-то в середину, получил ключ и откланялся. Ольга также встала и пожелала хозяину всего наилучшего.
– Смотри, товарищ Лунин, – проговорил сапожник им вслед. – Береги барышню! С такой барышней только смелый джигит гулять может.
Выйдя на лестничную площадку, Келюс остановился и вытер пот со лба.
– Кто это был, Николай? – негромко спросила Ольга. – Я… я не поняла ничего. Он говорил о каких-то страшных вещах. И нас он знает…
– Да, – кивнул Лунин. – Знает…
– Вспомнила! Я видела его портрет у вас в книжке. Ну конечно, я даже помню, как его зовут!..
– Я тоже… – вздохнул Николай. – Пойдемте, Ольга, и в самом деле передохнуть надо.
Квартира находилась на третьем этаже. Дверь была запечатана но, к счастью, не заколочена. Никаких вещей, кроме старой скрипящей мебели, в квартире не осталось, только в прихожей на полу лежал пожелтевший номер «Известий», вышедших в октябре 1961 года.
– Здесь, кажется, есть диван, – сообщил Лунин, осмотрев квартиру, – отдыхайте, Ольга, а я на кресле пристроюсь.
– Николай, здесь жили люди, – заметила Ольга, присаживаясь на старый диван с выпирающими из боков пружинами. – Куда они все делись?
– Похоже, уехали в эту самую, бином, Утопийскую Советскую, – предположил Келюс, пытаясь поудобнее устроится в большом рассохшемся кресле.
– А где это? Ведь про Утопию писал, кажется, Томас Мор?
– Писал, – согласился Лунин. – Должно быть, эта Советская Социалистическая не близко, если сапожник помянул Циолковского.
– А помните, Николай, то письмо, – вспомнила Ольга, – из сумасшедшего дома? Неужели тот человек был прав?
Николай лишь развел руками. Они заснули быстро. Ольга спала спокойно, Келюс же постоянно просыпался. Рана на левой руке болела, боль растекалась холодом, задевая сердце, перехватывая дыхание. Наконец Николай забылся. Перед глазами закружился странный хоровод, мелькнула грустная, бледная Кора, из темноты проступило мертвое, строгое лицо Михаила Корфа, но вот все заслонил страшный, ухмыляющийся лик майора Волкова… Послышался далекий стук. Николай понял, что нужно немедленно проснуться, но, уже выныривая из сонной одури, успел услыхать слова князя Полоцкого:
