Багдад до востребования - Хаим Калин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Полифоническая галиматья авантюры попищала, а где поквакала, подсказывая самый оптимальный выход – плыть по течению, а лучше – завалиться спать. Подняв воротник, Семен Петрович прикорнул, прислонившись головой к окну.
Почивать однако вышло недолго – от силы четверть часа. То самое течение, выказав свой склочный норов, выбросило на берег. Интервент-похититель растолкал самую затасканную марионетку интернационального сговора и скомандовал выметаться. На тот момент авто припарковалось, судя по добротным одно- двухэтажных строениям, вблизи некоего престижного района – само собой напрашивалось – «Аль-Мансур».
Водитель на авто куда-то умчался, а вот интервент-похититель потащил Талызина за собой к жилью. Минут десять дуэт шагал вдоль сплошного бетонного забора – ограждения внешнего ряда вилл – пока не уткнулся в скверик, врезанный клином в квартал.
«Гид» скомандовал подопечному остановиться, после чего, сев на корточки, разок-другой заглянул внутрь. Будто убедившись, что опасаться нечего, зазвал Семена Петровича рукой.
В последующие пять минут Талызин несколько раз вздрагивал, притом что, страдая от недосыпа, вновь выскочил за бровку события. Пока они с эскортом держали к месту назначения путь, в некоторых виллах вскидывались, рыча или лая, собаки.
Наконец связка «похититель-объект» уткнулась в дом с высокими, орнаментированными вычурной вязью воротами. «Гид» задействовал звонок какое-то число, должно быть, условленных раз и в ожидании отклика нервно оглядывался. Пожужжав, калитка отворилась.
Оказалось, заявившие о себе в подметном жанре «мы» – не блеф: более чем реальные особы, включая двух полисменов, – целый квинтет. И ангажирование имени Федора отнюдь не слепая случайность – крепко стоящие на земле, по виду, охотники за головами. Ни лишнего движения, ни, тем паче, слова. И столь знакомый, бесящий своей обращенностью в себя взгляд. Фасад у всех, правда, арабский – что по-прежнему не умещалось в голове…
Но тут некий крепыш, до сих пор возившийся в каких-то снастях и стоявший к Семену Петровичу спиной, обернулся и поприветствовал гостя милой, с налетом снисхождения, улыбкой. Захваченный в апогее зевка врасплох, Талызин пару раз диковато кивнул. И тотчас успокоился. Бледнололицый – однозначно иудейского племени. Эту полную иронии и снисхождения улыбку бывший деревенский паренек приметил еще на студенческой скамье, в общении накоротке открыв, каковы они «герои» эпоса анекдотов – евреи. Даже литые руки и крепкая шея персонажа не затирали незлобивую в истоке душевную конституцию. Как и у Шахара, не проскальзывал и намек вогнать объект в страх, эксплуатируя свое физическое превосходство. И не благодаря особой выучке – так в замесе его этноса нахимичила матушка-природа, заключил днями в Кунцево Талызин.
Между тем «якобы бы соплеменник Шахара» обратился к полисмену, эскорту Семена Петровича, по-арабски. Выслушав доклад, благожелательно воззрился на этапированного.
– Пойдем, пообщаемся, самый полезный на свете человек, – пригласил шеф залетной гастроли, кивая на соседнюю комнату.
– Не думаю, что получится… – огрызнулся этапированный, хмыкнув.
Бледнолицый вскинул брови и… вновь покровительственно улыбнулся.
– Спать хочу… – объяснился Семен Петрович.
– Спать – так спать… – согласился после паузы, полной тектоники, распорядитель момента, добавив чуть погодя: – Только учти: в восемь тебя разбудят. Тогда и поговорим…
– Кстати, Федор не упоминал какой-либо эскорт… – заметил Семен Петрович, ища глазами, куда бы бросить свои кости.
Бледнолицый озадачился, словно подыскивал ответ или ответить было нечего.
– Теперь, после багдадского опыта… – додумывал мысль бледнолицый. – Стал бы… загадывать, чем новый день кончится?
– Ладно. – Талызин махнул рукой, похоже, не дав себе труда вникнуть в иносказание. – Лечь где?
***
13 января 1991 г. 09:00 Багдад ул. Аль-Мутанаби 605, посольство СССР
«Дрыхнут что ли?..» – повторно нажав на звонок, подумал Семен Петрович. – «Или съехали?..»
Тут в здании хлопнула дверь и зазвучали энергичные шаги – некто стремительно приближался к воротам.
– Кто? – твердо спросил мужской голос по-арабски.
Талызин растерянно взглянул на табличку с гербом СССР. Откуда арабский? Посольство-то наше…
– Командировочный, зарегистрироваться, – назвал свои установочные данные Талызин.
– Не понял… – Металлическая дверь распахнулась, являя взору мужчину средних лет в кроссовках и шерстяной мастерке, чем-то знакомого.
– Доброе утро! – Талызин торопливо полез в карман пиджака. Достал паспорт, но предъявить не торопился.
– Доброе, – ответил спортсмен и потянулся за паспортом.
– Вы из посольства? – вкрапил нотку недоверия совгражданин, нехотя передавая серпастый.
– Из посольства… – подтвердил спортсмен и цепким взором сверил фото с оригиналом. После чего, словно говоря про себя, представился: – Посувалюк Виктор Викторович, посол. Прошу любить и жаловать…
– Извините, – стал оправдывался Семен Петрович. – Мог бы и признать… Портрет-то видел, в прошлой командировке.
– Да ладно, я не из гордых, – скромничал, но как-то сквозь зубы посол, изучая страницы паспорта и командировочное удостоверение.
– Виктор Викторович, завтрак… – Выскочивший на крыльцо мужчина в тапочках на босу ногу запнулся.
– На ловца и зверь… – Посувалюк поманил Игоря Тимофеева, офицера по безопасности, рукой.
– Товарищ посол, я, собственно, к вам, по очень, лично для вас, важному делу. Ни к чему свидетели, – огорошил Чрезвычайного и Полномочного резкой сменой интонации нежданный посетитель.
Изумился своему холодно-безапелляционному тону и сам Талызин, успев отметить про себя: с кем поведешься, от того и наберешься… Из всех вариантов контакта с послом, прокатанных шефом группы поддержки, вылупившийся по факту, учтен не был. Вот и сымпровизировал гонец на ходу…
Посувалюк, обращенный вполоборота к крыльцу, застыл, но через секунду-другую его умное, не замутненное чиновничий лаком лицо распалось на разобщенные фрагменты: лоб хмурился, в глазах – бессмысленная чехарда, а вот подбородок хитренько заострился.
Тут, словно оправившись от раздрая, Чрезвычайный и Полномочный небрежно, с налетом спеси Семена Петровича осмотрел, передавая: не по сану даже отчитывать… Тем временен Тимофеев то пялился на не заявленного визитера, то на свои голые, в тапочках, стопы, тревожась, что завтрак остынет, если не накроется…
– Кто вы, товарищ Талызин, откуда взялись? – выдавил, наконец, из себя Посувалюк.
– Займу ровно минуту, Виктор Викторович, и повторюсь: без свидетелей, – как равный равному отчеканил Семен Петрович.
– Послушайте, решением правительства советские граждане давно эвакуированы. Вы что, в больнице провалялись без памяти? Или как-то по-другому затерялись? – искал изъяны в балансе репатриированной колонии посол.
– Да вы в паспорт вглядитесь, я только что прибыл! Как думаете, зачем? На передовой частушки попеть? – подводил посла к некой истине Талызин.
Посувалюк вдруг передернул замок на мастерке и вновь обратился к паспорту. Потряс головой, словно ничего не понимает, обернулся и крикнул уже шлепавшему к нему Тимофееву:
– Игорь, завтракайте без меня! Я скоро.
– Виктор Викторович, все в порядке? – пролил тревогу офицер по безопасности.
– Разберусь. – Посувалюк кивком пригласил Семена Петровича войти.
Склонив на бок голову, Талызин ждал, когда Тимофеев скроется из виду. Тот однако не менял диспозиции, глядя с опаской шефа и нежданного визитера. Наконец дверь на посольском крыльце захлопнулась.
– Вопрос к вам, Семен Петрович: отдаете отчет, кем командуете? Не будь на повестке дня война, не колеблясь, потребовал бы вашего ареста…
Семен Петрович ухмыльнулся, выбрасывая из рукавов кисти рук. По очереди
