Мир приключений № 8, 1962 - Леонид Платов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Трагическая гибель». «Убитый был найден в нескольких шагах от отделения милиции, куда он направлялся с повинной, — мысленно читает Валентин газетную заметку. — При нем обнаружен пакет…» Жалея себя, он видит плачущую Гету. Только теперь она поняла, что любит его.
Нет, нет! Он хочет жить, учиться. Может быть, его все-таки простят…
Утром он подошел к кассе и взял билет. Не в Муром к родным, а на пригородный поезд. Вылез в дачном поселке. Тишина, заколоченные дома. Кое-где столбы дыма — жгут сухие листья Страх погнал дальше от людей, в лес.
Жаль, нечем надрезать кору березы. Подставить бы ладонь, выпить сока, как в детстве.
Он переносился в Муром, видел мать, пытался рассказать ей все… Про Лапоногова, про вещи и нечестные деньги, про Гету. Как далека Гета от этой грязи! И, однако, если бы не она…
Началось все недавно, месяца три назад. И вместе с тем очень-очень давно, когда он был свободен от стыда, от страха Счастливая пора! Теперь она лишь уголок в памяти, драгоценный уголок, словно освещенный незаходящим солнцем Как детство…
В столовой института он столкнулся с Хайдуковым. Дружбы между ними не было. Ну, земляки, ну, немного знали друг друга в Муроме. Хайдуков к тому же старше — он на третьем курсе.
— Хочешь подрыгать ногами? — спросил Хайдуков, подразумевая танцы, и дал адрес.
Валентин спросил, кто еще будет.
— Лапоногов — наш лаборант, — ответил Хайдуков, — два эстрадника, еще кто-то и девочки.
Валентина влекло к новым людям. Большой город вселил в него томящее предвкушение новых встреч, «бессонницу сердца», как сказал один когда-то читанный поэт. Эти слова Валентин внес в свой дневник и утром, за чаем, прочел вслух Вадиму.
— Что-то заумное, — фыркнул Вадим Лапоногов сперва понравился Валентину.
— Не принимает душа у человека и не надо, неволить — грех.
Это было первое, что он услышал от лаборанта — кряжистого парня в плотном, грубошерстном пиджаке и в низеньких сапожках, долгоносых, как у деревенского щеголя. Эстрадники сурово и молча наливали Валентину водку. Он выпил стопку, чтобы не отстать от других, второпях забыл закусить, пригубил вторую и закашлялся. Хорошо, Лапоногов выручил. Валентин благодарно улыбнулся ему.
— Сам пью, а непьющих уважаю, — пробасил Лапоногов.
И эстрадники, высокие парни с густыми бачками, перестали обращать внимание на Валентина. Возле каждого сидело по девице. Одну, круглолицую, курносую, в красной шелковой блузке, Лапоногов звал Настькой, а прочие — Нелли. Имя второй девицы, очень тощей, длинноносой, с острыми плечами, в лиловом платье с кружевами, Валентин боялся произнести, чтобы не рассмеяться, — очень уж не шло к ней. Диана!
Он дивился, как привычно и смело пьют девицы. Они как будто и не пьянели, только разговаривали всё громче.
— Дианка, — кричала Нелли, — тебе привет! Знаешь, от кого? От Леонардика! — Давясь от восхищения, она продолжала: — «Я, говорит, ей из Роттердама привезу чего-нибудь». Слышишь?
Польщенная Диана хихикала, спрашивала:
— А как твой штурман?
Валентин иногда чувствовал прикосновение ее сухого локтя. Забавно. Неужели мода распространяется и на женские фигуры?
Он спросил Диану, знает ли она и Нелли английский.
— Слышишь, Нелли! — крикнула Диана. — Знаем ли мы с тобой английский? Еще как! Верно, Нелли? На пятерку, верно? Как англичанки!..
Они явно издевались над Валентином, но он понял это не сразу и сказал, что очень бы хотел хорошо знать английский, прочесть в подлиннике Хемингуэя.
— «Старик и рыба», — молвил один из эстрадников.
— «Старик и море», — поправил Валентин.
Эстрадник нахмурился, но тут опять вмешался Лапоногов.
— Где море, там и рыба, — сказал он примиряюще. — Поверьте старому рыбаку.
— Ой, умора! — закричала Нелли и захихикала.
Валентин умолк Он не пытался больше примкнуть к беседе за столом и принялся за холодную телятину так энергично, что Диана бросила ему:
— Поправляйтесь!
А эстрадник — тот, что спутал название повести Хемингуэя, — оглушительно захохотал.
Стул справа от Валентина оставался свободным. Ждали еще одну пару. Хозяйка дома, полная, немолодая женщина, заискивающе поглядывавшая на Лапоногова, уже который раз возглашала:
— Опаздывают, разбойники! Заставим выпить штрафную!..
Гета поразила его сразу. Смуглая, с нерусским разрезом глаз, вся в сиянии пышного серебристого платья, она вошла сюда, в эту обыкновенную комнату5 как создание из иного мира.
Она села рядом. Руки его дрожали, когда он робко накладывал ей закуски. Он стеснялся смотреть на нее в упор и поэтому не поднимал глаз, правая щека его горела.
— А вина? — услышал он.
Смущение душило его. Он протянул руку к водке и отдернул — не станет же она пить водку.
— Я пью сухое, — услышал он тот же голос, ее голос.
Он вдруг позабыл, какие вина сухие. Спасибо Хайдукову — пододвинул через стол, почти к самому прибору Валентина, бутылку «Саперави».
— А вы? — спросила она.
Только тут он осмелился взглянуть на нее. И вид у него, наверное, был жалкий, нелепый. Смысл ее слов доходил медленно.
— У вас же пустая рюмка, — сказала она с ноткой нетерпения.
Диана и Нелли по-прежнему хвастались своими знакомствами. Лапоногов смешил хозяйку анекдотами. Хайдуков произносил тосты и иногда окликал Валентина, но напрасно — Валентин не понимал его. Напротив сел спутник Геты. Валентин заметил его не сразу, а лишь когда справа раздалось:
— Ипполит, помни, пожалуйста, — тебе вести машину!
— Железно, крошка! — прозвучал ответ. — Со мной ты как у бога в кармане!
Валентина покоробило. Обращаться так с ней! Ипполит держал рюмку, отставив мизинец. Нестерпимой самоуверенностью веяло от каждого завитка артистически уложенных глянцевито-черных волос, от галстука «бабочки», от длинных, холеных пальцев.
— Горючего-то маловато! — громыхнул Лапоногов. — Эй, друзья! — бросил он эстрадникам. — Кто добежит до «Гастронома»?
Встали оба, но Диана вцепилась в своего соседа и силой пригвоздила к стулу.
— Водочки? — Эстрадник обвел глазами сидящих.
Лапоногов качнулся от смеха.
— На, салага! — Он достал из бумажника десятирублевку и помахал над столом. — Коньяку нам доставишь Не меньше пяти звездочек, есть? Дуй без пересадки!
— Неприятный субъект, — тихо сказала Гета, повернувшись к Валентину.
Сказала только ему. Он машинально кивнул, не вдумываясь, осчастливленный ее доверием.
После коньяка и кофе завели радиолу. Ипполит увлек танцевать Нелли. Валентин робко готовился пригласить Гету — готовился долго, пока она сама не пришла ему на помощь.