Звезда бессмертия - Виктор Федорович Цокота
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да, капитан, вы правы, – отозвался Антонио. – Среди прибывших на фестиваль безусловно есть и наши лютые враги. Они сейчас внешне любезны, почтительны, даже милы. Но кубинская мудрость говорит: не верь спящему зверю. И каждому из нас следует об этом помнить… А вот и наши девушки! Как раз вовремя.
Таня, Каридад, а с ними еще две ее подруги подошли к стоянке “Семена Гарькавого”. У каждой в руках – полные сумки.
– Две – ребятам, а в остальных трех наше свадебное одеяние, – сказала Таня Олегу. – Замечательные здесь люди! Радушные, сердечные. Последнюю рубашку готовы отдать русским камарадо. Кольца ты не забыл? – вдруг вспомнила она. – Конечно, забыл! Собирайтесь быстрее. У въезда в порт ждут две машины.
У нас в запасе почти два часа до отлета. Каридад обязательно хочет показать нам город. Ведь старт завтра в десять утра, а финиш в Гаване. Мы вернемся домой, так и не увидев Сантьяго.
Нет, Каридад зря времени не теряла. За два часа она успела не только побывать вместе с Таней в молодежном поселке и найти все до мелочей для невесты, жениха и, конечно же, для дружки, то есть для себя, не только купить ребятам, остающимся на “Гарькавом”, запас продуктов, но и забежать в городской Национальный комитет Союза молодых коммунистов Кубы, чтобы выпросить там на пару часов автомашину. Ведь такой редкий случай: гости фестиваля – советские друзья, участники Регаты Свободы – решили пожениться здесь, на кубинской земле! Не могут же они, в самом деле, отправиться в плавание, не посмотрев прекрасный город революции!
Вторую машину – черную “Волгу” – она выпросила у начальника порта Луиса Серрада, которого все в городе уважительно называли Синим Мавром. Его темная кожа, продубленная ветрами и просоленная всеми морями и океанами мира, действительно отливала синевой. Однако на прозвище свое он откликался так же охотно, как и на имя. Если тебя так называют пять десятков лет, поневоле привыкнешь. К тому же он отлично знал, что никто из друзей ничего обидного в эти слова не вкладывает. Просто это одна из традиций порта, отражающая склонность кубинских моряков и докеров к меткому слову. А традиции Луис уважает. Можно даже сказать, что он стал здесь, в порту, их главным хранителем. Что ж, годы и здоровье выходить в море больше не позволяют, а оторвать душу от моря он сможет только вместе с жизнью. Вот и стал он не просто начальником, но и наставником молодых, судьей в возникающих порой житейских спорах между его подчиненными, человеком, свято берегущим законы морского братства и взаимовыручки, живой историей порта, отцом и воспитателем целой плеяды молодых капитанов.
Каридад не вошла – влетела к нему в кабинет, ворвалась, словно штормовой ветер. Быстро объяснила, в чем дело. Луис Серрада очень обрадовался, что среди советских моряков находится и его хороший знакомый, капитан “Друга” Александр Павлович Винденко.
– Скажи, где я могу увидеть капитана Александре? – спросил он Каридад.
– Завтра перед стартом регаты. Сегодня некогда. Ему еще в Гавану лететь, – крикнула Каридад уже из дверей.
Конечно, за два часа они не успели осмотреть весь город. Но главное все же увидели. С волнением подошли все вместе к приземистому розоватому зданию, на фронтоне которого крупными буквами выведено: “Первая казарма, превращенная в школу”. Надпись свежая.
Каридад сказала, что ее обновляют несколько раз в год: к началу школьных занятий, к Первому января – национальному празднику освобождения – и обязательно к 26 июля. Потому что это розоватое здание не просто символ революции, превратившей казармы в школы.
Оно – сама Революция, ее история. Здание, где теперь расположился школьный городок имени 26 июля, и есть та самая бывшая казарма Монкада, у стен которой пролилась кровь первых героев революции.
Неподалеку от нее высится суровый монумент в память погибшего здесь во время штурма Абеля Сантамария – одного из верных соратников-единомышленников Фиделя Кастро.
Посмотрели они и старинный дом возле кафедрального собора, который считается самым древним во всей Южной Америке. Несколько минут побродили среди старинных улочек, то сбегающих вниз, то карабкающихся на горную крутизну, пролегающих между великолепными парками и величественными соборами. А потом Каридад повезла их в новый жилой массив имени Хосе Марти.
Четко спланированные, утопающие в зелени, улицы, современные дома, выкрашенные в веселые тона, огромные магазины, детские комплексы, многочисленные уютные кафе-все здесь радовало глаз, поднимало настроение. И совсем уже не верилось, что район этот вырос на этом самом месте, где прежде ютились лачуги, слепленные от отходов опалубки, кусков старой жести, фанеры. Даже старое название бывших трущоб Мансана-де-Гомес – мало кто теперь помнил. Его бы и вовсе забыли, если бы под развесистыми кронами деревьев не стояло причудливое ярко-голубое здание, вокруг остроконечной крыши которого весело мигали разноцветные неоновые буквы.
– Кафе “Манасана”, – прочитал Олег и, взглянув на Каридад, не совсем уверенно попросил: – Может быть, выпьем по чашечке?
– О! – хлопнула та в ладоши. – Это же чудо, как хорошо!
В пустых уютных залах было прохладно. Заказ принесли мгновенно. От маленьких, будто игрушечных чашечек исходил необыкновенный аромат.
– Пить надо маленькими глоточками и очень медленно, – предупредила Каридад.
– Но у меня всего полчашечки, – с ноткой обиды в голосе проговорил Сережа. – Тут и воробышку мало будет.
– Это для тебя на первый раз даже многовато, – усмехнулся Александр Павлович. – Тут, брат-воробышек, вполне взрослая доза. Ее, если разбавить в принятой у нас пропорции, хватит, чтоб два или даже три больших стакана приготовить. Двадцать пять граммов лучших в мире зерен на порцию идет. Понял?
Он наклонился к мальчику, потрепал его вихры.
– Ты, воробышек, и вправду не пей его весь, только попробуй. А потом поищи какую-нибудь посудину, чтобы Джека напоить. Да и бутерброд ему, видимо, не помешает.
Кофе действительно был крепким и очень сладким. Несмотря на маленькую порцию, каждый почувствовал прилив бодрости и какой-то удивительной легкости…
Самолет – знакомый и милый сердцу АН-72 – поднялся в воздух в одиннадцать тридцать. Прошло немного времени, и вот уже они приземлились на аэродроме Гаваны.
Прямо у трапа их ожидал огромный, сверкающий лаком и никелем открытый автомобиль с ослепительно-белым тентом. Однако цвет самой машины распознать было трудно – столько на ней было гирлянд из благоухающих роз и лилий. На радиаторе сверкали два больших переплетенных
