Всегда начеку - Сергей Смирнов

Однако взглянем все же на этот кажущийся людской хаос, всегда, по мнению стороннего наблюдателя, царящий на вокзале, глазами старшины милиции Сергея Николаевича Акулова.

Впрочем, сначала представим его, тогда легче будет смотреть его глазами.

Биография Сергея Николаевича несложна, если судить по анкетным данным. В 1940 году Сергей Акулов окончил семь классов. Был он тогда зелен и юн. Но прошло два года, и недавний школьник страстно захотел стать воином, защитником Родины. Правда, эти два года не так уж изменили внешность Акулова. Он только чуточку раздался в плечах, но шея, как подшучивали друзья, осталась «цыплячьей». Тонкая-тонкая будто детская, — жесткая солдатская шинель до красноты и острой боли натирала ее.

Парнишка, оказавшись в армейской обстановке, тренировал свои мускулы, учился выносливости. Ночами, стоя на посту, вглядывался во враждебную настороженную тьму. И сетовал на судьбу: не повезло! Ему пришлось служить в Забайкалье, на границе. Когда шло сражение под Москвой, а потом великая Сталинградская битва, воины-дальневосточники в любую минуту ждали, что таежную тишину разорвет гром орудийных залпов. Но бои шли там, далеко на Западе. Там насмерть стояли советские воины, сдерживая натиск фашистов.

— А я?.. — сетовал молодой пограничник. — А мы тут?

И он подавал рапорты командованию с просьбой отправить его на фронт.

— Служи, солдат, там, где приказано, — строго сказал ему комиссар, прочитав очередной его рапорт. — Понимаю тебя, у самого душа не на месте. Семья под фашистом, понял? Но... надо быть здесь. Это приказ Родины.

Война, однако, не обошла Сергея Акулова.

На рассвете 9 августа 1945 года несколько лодок тихо отчалили от нашего берега. Так началось форсирование Аргуни, реки, отделяющей от нас захваченные японцами территории. Верный союзническим обязательствам, Советский Союз вступил в войну с Японией. И в головном отряде одной из передовых частей наступающей армии был младший сержант Сергей Акулов.

Японский берег, затаившись, молчал. Но когда лодки пересекли середину реки, вспыхнули прожекторы. Ухнуло орудие, за ним другое, третье... Огромные столбы-фонтаны стали подниматься вокруг лодок. Одновременно с орудиями застрекотали пулеметы, автоматы.

Японцы отстреливались с отчаянной яростью. Однако ничто не могло ослабить напор наступающих войск, слишком велика была ненависть к врагам.

Прибрежные вражеские заставы были смяты и разгромлены. Страстная воля к победе сыграла свою роль. Путь войскам был проложен. Начался разгром Квантунской армии.

В 1949 году младший сержант Сергей Акулов вернулся из армии в родной Егорьевск. Было ему в то время двадцать пять лет. Его сверстники и товарищи уезжали из родных мест: кто в Москву учиться, кто на Восток строить. А Сергея почему-то не тянуло в далекие края. Сердцем прикипел он к небольшому подмосковному городку, где прошло его детство, где начал он работать токарем,где вступил в комсомол.

Однокашники и друзья — их, к сожалению, осталось очень мало — не одобряли этих его настроений.

— Что ты будешь делать в этой провинции? Ты — солдат, где хочешь устроишься.

— А здесь кому оставаться? Нет, это мой город. Правда, пока беспорядков много. Нам порядок и наводить.

— Порядок милиция пусть наводит.

— Вот-вот. Я и думаю в милицию.

— Ты?!

— Да, я. — Вышло это у Сергея твердо и гордо.

— Делать тебе нечего больше, что ли?

Не станем скрывать: подобный недоуменный вопрос не редкость. Мы очень охотно превозносим людей в синих шинелях в дни юбилеев, мы торопливо набираем «02», когда что-нибудь случилось, мы бросаемся к милиционеру, если нам угрожает опасность. Но, откровенно говоря, не всегда почтительны к охранителям наших жизней, нашего здоровья и покоя, когда все в порядке.

Не раз потом сталкивался за время своей семнадцатилетней службы в рядах милиции Сергей Николаевич с таким вот отношением. Обидно, конечно. Иная неразумная мама пугает расшалившегося мальчонку:

— Скажу дяде милиционеру, он тебя заберет...

А Сергей Николаевич вспоминает, как дядя милиционер выхватил вот такого пацана из-под поезда и остался без обеих ног... Как другой милиционер, рискуя оставить сиротами своих детей, лез в горящий дом, чтобы вынести из пламени девчонку... Как третий... десятый... пятнадцатый ушли из жизни, защищая «чужое» имущество, «чужую» жизнь...

Чего только не случалось? Семнадцать лет — не семнадцать дней. Однако нелегко и непросто рассказывать о милицейских буднях. Они порой скучны и надоедливы; они заполнены однообразными обязанностями: надо делать то-то и то-то изо дня в день, как солдату заниматься строевым, колхознику выпалывать сорняки, студенту сидеть над учебниками... А попробуй-ка не делать всего этого!

Да, будни. А солдатские будни во время войны и семнадцатилетняя служба в милиции сделали из Сергея Акулова человека волевого, цельного, хорошо разбирающегося в том, что такое жизнь и как нелегко и непросто налаживается в ней порядок.

Таков был человек, который нынче вышагивал близ вокзала, остро вглядываясь во все, что его окружало. Здесь, на станции, Сергей Николаевич Акулов, конечно, не чувствовал себя так напряженно, как на берегу далекой Аргуни. Но пост есть пост. Тот, кто на нем находится, всегда должен быть начеку...

Итак, касса... буфет... зал. Зал... буфет... касса...

Наметанным глазом старшина Акулов заметил, что в углу зала уютно разместилась компания. Они были явно пьяны, судя по тому, как шумели и размахивали руками. Старшина увидел в руках одного из выпивох новую бутылку.

— Может, хватит, друзья? — Акулов пока что вежливо суховат, но не строг, не категоричен: старшина хочет воздействовать на совесть.

— Да мы ж ничего, — пряча за спину бутылку, заискивающе промямлил один.

— Тр-р-резв, как пробка... — заверил другой.

Нет, совесть у всех дремлет.

— Ну вот что! — повысил голос Акулов. — Чтобы духу вашего здесь не было.

Самое рядовое будничное происшествие.

— Что делать, пьют. — Старшина немного философ. — Думаю иногда — почему? Ну, понимаю, алкоголик. А ведь ребята на вид интеллигентные. Вот пишут и о принудительном лечении, и об ограниченной продаже водки. Нужные, конечно, меры. Только не очень помогают. Вот эти идут к нам на вокзал. А знаете почему? На вокзале-то и можно выпить. Тут тебе и место, и закуска, то-се... А как бы в городе все это культурно организовать, чтобы не на троих под забором, а с закуской в каком-нибудь заведении? Глядишь, сытнее, и ум не пропит, и обстановка обязывает... Нет, это серьезный вопрос.

Сергей Николаевич о многом думает, вышагивая привычным маршрутом.

В начале пятидесятых годов куда сложнее была служба на вокзале. В Егорьевск приезжало много бродяг, освободившихся преступников, не бросивших своего ремесла, поездных жуликов. По залу шныряли мелкие карманные воришки. Часто возникали драки.

— Народ тогда был отчаянный, — вспоминает старшина, — палец в рот не клади. Часу не пройдет, слышишь, какая-нибудь тетка уже кричит: «Ой, батюшки-святы, обокрали!» Теперь куда легче...

Впрочем, спокойствие обманчиво. С дальнего конца платформы послышался шум. Акулов сразу же туда. Трое здоровых мужиков «выясняли отношения». Это не подвыпившие юнцы. Когда старшина подбегал к месту происшествия, двое уже били одного — лежащего.

Вечер прорезала трель свистка. Двое бросились бежать. И старшине теперь уже пришлось оказывать помощь пострадавшему.

Из таких будничных происшествий соткана служба патрульного милиционера. Однако это всегда напряженные, опасные и чреватые разными неожиданностями будни. Как на фронте в затишье. Вроде бы ничего тебе не грозит, но расслабить нервы и волю ты не имеешь права.

Самым обычным был и этот день. На дежурство Сергей Николаевич Акулов вышел в положенное время. Все было спокойно. В 11 часов вечера старшина медленно шел через спящий город. Заснеженные деревья выступали из темноты причудливыми великанами, на городской площади мерзли гипсовые физкультурницы, где-то тоскливо тявкали собаки. Оживление угадывалось лишь на станции, к которой подходил Сергей Николаевич.

С улицы он свернул на пешеходную дорожку, которую протоптали, чтобы прямее пройти на вокзал.

Навстречу Акулову шли два человека. Он сразу же заметил, скорее почувствовал их напряженную походку. Один из встречных был очень высокого роста, другой поменьше.

Нет, в их поведении не было ничего необычного. Просто два прохожих. Но годы службы в милиции, всегда рядом с опасностью, выработали, по всей видимости, особый, свойственный только милицейскому работнику рефлекс. Старшина, подчиняясь невольно появившемуся ощущению опасности, весь собрался, готовый отразить удар или нападение.

Тот, что пониже — он шел чуть впереди, — почти поравнялся с Акуловым. В это время шедший сзади остановился. Еще два шага — и старшина очутился между ними.