Самая желанная - Ольга Арсеньева

— Поцелуй меня, Санта.

— Санта-Рома. Меня зовут Романо…

— Невероятно, что ужасы и горе так тесно соседствуют с радостью! Какой-то крохотный кусочек времени, и прямо сразу, без перехода границы, я ныряю в блаженство, — сказала Кристина, не отрывая взгляда от вечернего неба, в котором кружила, то появляясь, то исчезая, совершенно розовая от закатного солнца чайка.

Они лежали, тесно прижавшись, боясь пошевелиться, спугнуть то невероятное, что произошло с ними. От первого, нежного поцелуя до последних, дурманящих ласк прошло несколько часов. Нет, целая вечность, превратившаяся в чистейшее наслаждение.

— Еще вчера записанные в смертники, сегодня мы предаемся любви, наивные и забывчивые, как дети, — грустно продолжил Санта. — Вот и эта птица кружит над морем, наслаждаясь синевой, свободой, простором, ощущая силу в своих легких крыльях, высматривая зорким глазом мелькнувшую в волнах рыбку… И всего лишь маленького кусочка свинца, пущенного сдуру мальчишкой или пьяницей, достаточно для того, чтобы наступил конец. Тьма… Согласись, девочка, — Санта приподнялся на локтях, окидывая Кристину восторженным взглядом, — было бы обидно умереть вчера.

— И еще обиднее будет сделать это завтра…

— Знаешь… — Санта взял длинную светлую прядь и, медленно разжимая пальцы, задумчиво смотрел на рассыпающиеся, струящиеся волосы. — Как песочные часы — так и скользят в вечность… Ты мне тогда уже показалась странной. Стояла у дома, держа на ладони кленовый листок, и что-то шептала — нежная, испуганная, как дикая лань. Потом сидела у камина, рассказывая небылицы своим завораживающим голосом…

Кристина недоуменно подняла брови:

— Каким-каким голосом?

— Русский акцент очень чувственный. И сильный. Он сразу создает ощущение мощи, значительности, власти… Поверь, я знаю толк в звуках… Ты казалась хрупкой и в то же время опасной.

— Опасной? Но почему?

— Я знал уже многое про тебя. Об этом расскажу потом. Но то, что я знал, притягивало. Ницше писал: «Мужчина любит игру и опасность. Но почему он любит женщину? Потому что она и есть все это». А ты была вдвойне, втройне опасна… Прежде всего потому, что притягательна…

— А во-вторых, потому что русская? Русские все шпионы, воры и убийцы? И ты даже не нашел нужным сказать мне свое настоящее имя, — нахмурилась Кристина.

Санта рассмеялся.

— Просто моя детская кличка куда скромнее. Святой. Их так много в Италии. На каждом углу. А Рим — всегда один.

— Значит, теперь я могу звать тебя Рома? Не верю. Это ты специально придумал, зная, что я влюблена в этот город.

— Это придумала моя мать. Она назвала меня Романо. Сладкоголосая Лидия была цыганкой, поющей под бубны и мандолину… Мама безумно любила все красивое — породистых лошадей, шикарные машины, богатые дома, яркие украшения и шелка… Поэтому-то и выбрала моего отца. А потом велела всем звать сына Ромой… «Рим — это так прекрасно. Особенно для певца». Мне едва исполнилось три года, но мама пела вместе со мной и была уверена, что вырастит знаменитого певца… Все цыганки немного провидицы, — шутливо заметил Санта. — И, наверно, она знала, что когда-то в жизни сына появится девушка, которая станет звать его Рома… — Санта искоса глянул на Кристину. — А ведь и вправду, детка, я так хочу стать твоим покоренным Римом!

Санта горько улыбался, вспоминая детство. — Никудышная я завоевательница, милый. Все жар-птицы, ухваченные жадной девочкой в волшебном саду, оказались воробьями… Но об этом лучше не вспоминать сейчас. Сейчас в моих руках сам Рома! Санта-Рома!.. А что произошло с твоими родителями?

— Молчи. — Санта запечатал губы Кристины поцелуем. — Не время для длинных монологов. Мне много надо рассказать тебе, детка. Только я сам еще не все понимаю. А тому, что понимаю, ты просто не поверишь. Мы были сегодня очень близки, когда стали просто мужчиной и женщиной. Но Санту и Кристину разделяет пространство, похожее на пропасть… — Он виновато посмотрел на девушку. — Я не такой уж «святой», детка. И в том, что тебя едва не убили, наверно, есть и моя вина.

— А то, что я жива, наверняка твоя заслуга! И уже за это Санта заслуживает награду. О, нет! — засмеялась Кристина, увидев недоумение Санты. — Не от меня — я сама награждена тобой, твоей близостью, твоей заботой, самоотверженностью… Перестань, я серьезно, ведь ты сам говорил о птице… Может ведь не случиться у нас больше серьезного разговора… И, возможно…

Кристина задумалась, и Санта подхватил недоговоренную фразу:

— …Возможно, он и не нужен будет в другой, настоящей жизни…

— Да, мы — сказочные персонажи, в сказочном пространстве… Во сне, который скоро кончится… Сегодня ты даже не спросил, есть ли опасность… То есть глотаю ли я таблетки. Ты не думал обо мне, как думают о своей женщине. Случайная попутчица, абстракция, символ…

— Вот глупости! — возмутился Санта. — Я же не идиот — какие здесь таблетки? Понятно, что у тебя другие меры предосторожности, раз ты молчала.

Кристина насмешливо глянула на него и бросила в воду камешек. Он пронизал зеркальную поверхность три раза.

— У меня вообще все другое, — загадочно вздохнула она.

Ночь наступила сразу, как бывает на юге. Только что все небо с западной стороны пылало закатным заревом, золотя морскую гладь, и вот уже залегли на холмах лиловые тени, в сквозящей зеленью небесной глубине заблестели почти прозрачные звезды. Очень скоро небесный купол затянулся угольным бархатом, став плотным и округлым, а на бархате, как в планетарии, отчетливо и ярко засияли алмазные россыпи.

Тщетно отгоняя тревожные мысли, Кристина сидела у воды одна. Санта ушел, лишь только сгустились сумерки, прихватив пистолет и оставив ей две ракушки с водой. Ждать одной в пещере было просто невыносимо — черный ящик, полный видений и призраков. Как плодятся в темноте фантомы разгулявшегося воображения! Таящийся в засаде комиссар Курбе со своими ребятами, среди которых и тот — мертвый, павший в ночь побега… Элмер, увиденный Кристиной впервые у подъезда «Карата», выскочил из открытой ярко-красной машины, чмокнув сидящую за рулем красавицу, откинул длинную русую прядь, а в виске — дыра! А вот и пистолет Санты, упирающийся в спину…

Вскрикнув, Кристина выскочила из норы и теперь сидела у моря, теряясь в сомнениях. То ей казалось, что спутник сбежал, то она замирала от страха, представляя его, настигнутого врагами. Кристина запрещала себе думать о произошедшем с ними, боясь понять, что чувство, вспыхнувшее и разгоревшееся, несмотря ни на что, намного серьезнее «лирического эпизода». Прежде она без оглядки назвала бы его любовью. Да, именно такой должна была стать ее настоящая любовь — невероятной, страстной, нежной, восторженной… Не только партнершей в сексе, а подругой, сестрой, дочерью, желанной возлюбленной почувствовала себя Кристина в объятиях этого странного человека. Именно его любила она всегда, с самого своего рождения. Просто появилась на свет с этой любовью, с его образом в душе, мерещившимся во сне и наяву. Поэтому тогда, у шоссе, в ярком свете фар увидела это лицо — ямочку на подбородке, взъерошенную копну цыганских волос, насмешливые, зоркие глаза — и потом всегда носила с собой заветный образ, моментальное фото суженого.