Занимательная механика - Вадим Панов

— Нет.

Но профессор не унимался:. — Может, здесь был полигон, на котором проводились какие-нибудь испытания? Вы спрашивали? Уточняли?

— Ни черта здесь не было, — махнул рукой Остин. — Тайга.

— Точно?

— Абсолютно. — Офицер поерзал, устраиваясь поудобнее, заложил руки за голову: — Почему вы спрашиваете?

— Есть одно подозрение, — медленно ответил Кантор. — Но если вы говорите, что никаких военных объектов в нашем районе не было, то…

Джеймсу очень не хотелось менять принятую позу, уж очень комфортно он устроился, но пришлось. Он чуть подался вперед и задрал левый рукав:

— Вы спрашиваете, потому что у вас появились такие же штуки?

Эммануил закусил губу и долго, почти минуту, изучал три красные язвы, украшавшие предплечье офицера. Затем кивнул:

— Да. Сегодня утром… на груди…

— И вы решили, что подцепили какую-нибудь заразу?

— А что я еще должен был решить?

— Не знаю, — спокойно произнес Остин. — Я, к примеру, сразу подумал о шаманах.

Кантор удивленно посмотрел на офицера:

— О шаманах?

— Разумеется. Вы ведь сами говорили, что они способны на многое.

— Но… — Эммануил прикоснулся к груди, но тут же отдернул руку. Он явно пребывал в замешательстве. — Но…

— Ваши язвы болят?

— Нет.

— Температура? Сухость в горле?

— Нет.

— Видимо, все еще впереди.

Совпадение или нет, но врач экспедиции погиб совсем недавно, на него упало дерево. Однако Остин не сомневался: останься врач жив, он бы не помог.

— Я завидую вашему спокойствию, Джеймс, — признался Кантор. — Меня, честно говоря, трясет от страха.

Командир обязан демонстрировать спокойствие и рассудительность в любых ситуациях.

— Вы держитесь молодцом, профессор, — похвалил собеседника Остин. — Не ожидал.

— Спасибо.

— Не за что.

Мужчины помолчали.

— А еще, — спокойно продолжил офицер, — мне понравилась ваша мысль насчет того, что шаманы позволят нам увидеть Богиню. Я хочу ее увидеть. Я хочу знать, ради чего умираю.

— Спасибо, что не держите на меня зла, — прошептал Кантор. — Ведь это я…

— Не терзайтесь, — усмехнулся Остин. — Ложитесь лучше спать, завтра нас ждет еще один переход.

И поднялся на ноги. Третью и последнюю на сегодня сигарету Джеймс решил выкурить в одиночестве.

Все было точно так же, как в прошлый раз. И совсем не так.

Деревянная, чуть покосившаяся дверь оказалась незапертой, Волков просто потянул на себя ручку, и проход в квартиру открылся. А вот аромата сырости Федор не почувствовал, несмотря на то, что старье из прихожей никуда не делось. Висело, как в прошлый раз, но пахнуть перестало. И лампочка, едва светившая во время его прошлого визита, теперь радостно сверкала. То ли хозяин ее протер, то ли ввернул новую.

«Занятно…»

В комнате тоже навели порядок. Ковер стал заметно светлее, практически вернул себе прежние краски. Абажур, висевший над самым столом, переместился ближе к потолку и тоже производил впечатление вычищенного.

«Если верить наружному наблюдению, Оружейник явился в квартиру всего двадцать минут назад. Действительно, занятно…»

Очкарик выполнил данное обещание — снял засаду. Однако слежку за квартирой оставил, а потому уже знал, как выглядит загадочный убийца.

— Доброе утро.

— Доброе.

Оружейник сидел на стуле, положив руки на стол. Старый, немного сутулый, одетый… как-то серо. Именно так: не неброско, не незаметно, а именно серо. И хотя каждая надетая на нем вещь сама по себе была относительно новой и чистой, вместе они создавали весьма и весьма унылое впечатление. Убийца, наводящий ужас на самые мощные спецслужбы мира, походил то ли на кладбищенского сторожа, то ли на контуженого клоуна.

А может, дело не в одежде, а в глазах?

— Вы пунктуальны, Федор Александрович.

— Работа такая, — хмыкнул Волков и сделал шаг в комнату.

И замер от неожиданности.

В стоящей на комоде клетке, той самой, что вчера служила усыпальницей для попугая, сидел тойтерьер. Пару мгновений собачка мерила Очкарика мрачным взглядом, а затем рявкнула. Да как рявкнула! Карманное животное оказалось обладателем тяжелого и чудовищно громкого баса. Короткое «Гав!» наполнило комнату так быстро и так плотно, словно на комоде разорвался артиллерийский снаряд.

Федор вздрогнул.

Оружейник улыбнулся:

— Именно поэтому, когда приходят гости, я запираю Серафима в клетку. Что поделаешь — зверь.

Тойтерьер зевнул и улегся на дно клетки. Выглядел он довольным. Птичьих костей вокруг не наблюдалось.

Сгрыз?

Шаляпинский бас песика стал той самой каплей, которая переполнила чашу волковской невозмутимости. Очкарик впал в легкое замешательство и спросил первое, что пришло в голову:

— В квартире стало…

— Чище? — пришел на помощь Оружейник.

— Да.

— Это все монета, — рассмеялся старик. — Она так и называется: «Гнилое место», усиливает гнетущее ощущение. Карпов сделал, как вы уже поняли. Когда я оставляю убежище, я расплачиваюсь, и до моего следующего визита квартира выглядит крайне погано. Предосторожность.

— А откуда у вас номер моего телефона?

Очкарику требовалось время, чтобы прийти в себя.

— Пусть это останется моим маленьким секретом, хорошо? — Оружейник снова улыбнулся: — А вы присаживайтесь, Федор Александрович, присаживайтесь. В ногах правды нет.

— А где она есть?

Волков отодвинул стул и разместился напротив старика.

— Правд много. Какая вас интересует?

— Все, — отрезал Очкарик.

— Но я не могу ответить на все вопросы разом, — развел руками Оружейник. — Тем более на невысказанные. Давайте пойдем по порядку?

— И вы будете отвечать?

— Вы спрашивайте, а там посмотрим.

Тойтерьер засопел, но голос подавать не стал. В открытую форточку долетели звуки грустной песни:

Ты снимаешь вечернее платье, стоя лицом к стене.И я вижу свежие шрамы на гладкой, как бархат, спине.Мне хочется плакать от боли или забыться во сне.Где твои крылья, которые так нравились мне?

Кто-то слишком громко включил радио.