Т. 10. Река Вечности. Мир Реки. Рассказы - Филип Фармер

Стаффорд поднялся из-за стола и вежливо поприветствовал своих гостей. Это был высокий — шести футов и двух дюймов ростом сухопарый мужчина, широкоплечий и длиннорукий. На длинном и узком лице выделялись густые, кустистые брови, длинный и острый нос, тонкие губы и выдававшийся вперед подбородок с глубокой ямочкой посередине. Длинные светло-каштановые волосы, чуть ниже плеч, были завиты на концах.

Приятным голосом, сильная картавость которого выдавала в нем уроженца севера — он был родом из Карлайла, что почти на границе с Шотландией, — он попросил пришельцев сесть за стол и предложил им на выбор вино, виски или ликер. Микс, зная, что запасы спиртного ограниченны, счел его предложение за хороший знак. Стаффорд не стал бы столь щедро раздавать дорогостоящие продукты тем, кого считал бы врагами. Втянув носом аромат великолепного бурбона, Микс восхищенно улыбнулся и отпил маленький глоток. Он бы с удовольствием вылил в себя всю свою порцию, но тогда его хозяевам пришлось бы тут же предложить ему еще.

Стаффорд попросил Тома Микса все подробно изложить. Рассказ был долгим, и, пока он длился, в двух громадных каминах по обе стороны зала развели огонь. Среди тех, кто принес дрова, Микс заметил смуглых низкорослых мужчин и женщин монголоидного типа. Он предположил, что они родом с другого берега Реки, занятого гуннами. Насколько он слышал, гунны родились примерно в то время, когда Аттила вторгся в Европу, то есть в пятом веке нашей эры. Микс только не разобрался, кем они здесь были — рабами или же беглыми из-за Реки.

Стаффорд и остальные слушали Микса и пили, лишь изредка вставляя слово-другое. Вскоре внесли изобильники, и все принялись за еду. Том был приятно удивлен тем, что преподнесло ему в этот вечер ведро. Все блюда оказались мексиканскими: такос, энчилады, бурритос, салат из бобов, а из алкогольных напитков — текила с ломтиком лимона и немного соли. Он сразу почувствовал себя почти как дома, особенно когда обнаружил в ведре не что-нибудь, а изящно скрученные темные сигары.

Стаффорду, похоже, не понравился тот напиток, который ему достался. Принюхавшись к нему, он посмотрел вокруг. Микс верно истолковал выражение его лица.

— Не хотите ли поменяться? — спросил он.

— А что у вас? — поинтересовался лорд-мэр.

Микс пустился в пространные объяснения. Стаффорд жил в то время, когда англичане только начинали колонизировать Северную Америку, и поэтому мало что знал о ней. В то время Мексика находилась под владычеством испанцев, и он не имел об этой стране почти никаких сведений. Но, выслушав весьма длинное описание Миксом напитка, он протянул тому свою чарку.

Том понюхал ее содержимое.

— Что ж, не знаю, что это, но меня ваша выпивка не пугает, сказал он. — Вот вам текила, пробуйте.

Стаффорд последовал его совету относительно того, как следует пить: сначала лимон с солью и тут же залпом запить их текилой.

— Тысяча чертей! Такое чувство, будто из ушей сыплется огонь! — Вздохнув, он произнес: — Напиток чрезвычайно странный. Но и чрезвычайно приятный и бодрящий. А какого мнения вы о своем?

Микс отхлебнул:

— А! Будь я проклят, если знаю эту марку! Но на вкус бесподобный, хоть и грубоват. Неважно, какого он происхождения, но это — настоящее вино, из сортовых. Может, оно из тех, что выжимали из своего винограда древние вавилоняне. А может, египетского происхождения или малайского. Или же это раннее японское сакэ — рисовая водка. Интересно, а у ацтеков водилось вино? В общем, не знаю, но с ног свалить оно может, хотя на вкус довольно отвратительно, и вместе с тем в нем что-то есть.

Ну а текила — это очищенный спирт, и получают его из сока столетника или, как его еще называют, агавы. Ну, за интернациональное братство, и чтобы никакой дискриминации иностранного алкоголя, и за ваше здоровье!

— Правильно, правильно!

Покончив с содержимым своего изобильника, Стаффорд приказал принести бочонок с лишайниковым напитком. Его основой являлся спирт, получаемый путем перегонки из сине-зеленого лишайника, который растет лишь на отвесных скалах. Этот спирт разбавляли затем водой, а для вкуса настаивали на сухих, истолченных в порошок виноградных листьях. Опрокинув в себя сразу полчарки, Стаффорд проговорил:

— Хотелось бы мне знать, почему люди Крамера так жаждут убить вас, что даже осмелились зайти в мои воды?

Не торопясь и тщательно подбирая слова, Микс начал свой рассказ. Время от времени Стаффорд кивал офицеру, чтобы тот подливал Миксу. Микс прекрасно понимал, что его щедрость исходит не только из гостеприимности. Если бы стараниями Стаффорда его гость достаточно захмелел, то он — если вдруг окажется шпионом — мог бы ненароком что-нибудь сболтнуть из того, что должен был бы держать за зубами. Однако Миксу было еще далеко до того состояния, когда развязываются языки. Кроме того, ему скрывать нечего. Ну разве что самую малость.

— С какого времени начать рассказывать?

Стаффорд засмеялся, и в его глазах, постепенно наливавшихся кровью, заплясали веселые искорки.

— С нынешнего. Земную жизнь можете опустить. А для начала сосредоточьтесь на своей первой встрече с Крамером.

— Ну что ж. Я начал свои странствия вниз по Реке еще со Дня Всех Душ — так иногда называют день, когда обитателей Земли стали впервые воскрешать из мертвых. Хотя я родился в Америке в 1880 году нашей эры и умер в 1940-м, меня почему-то не воскресили среди народа моей эпохи и страны. Я вдруг обнаружил себя на территории, занятой поляками из пятнадцатого века. На той стороне Реки жили американские индейцы-пигмеи — ну, что-то в этом роде. До этого я даже не подозревал, что такие вообще существуют, хотя у индейского племени чероки есть легенды о них. Я знаю, потому что и сам немного чероки.

Это была ложь, которую когда-то породила киностудия, чтобы сделать его популярным. Но он так часто повторял эту байку, что и сам почти поверил в нее. А попользоваться иной раз прежней рекламной выдумкой вовсе не повредит.

Стаффорд рыгнул.

— Я сразу подумал, как увидел вас, — заметил он, — что в вас есть что-то от краснокожего.

— Мой дедушка был вождем чероки, — сказал Микс. Он всей душой надеялся, что его голландские предки из Пенсильвании, а также английские и ирландские простят его. — Как бы там ни было, но долго у поляков я не задержался. Я хотел очутиться в таком месте, где смог бы понимать язык. И я, отряхнув прах с моих ног, отправился в путь, как тупоумная мартышка.

Стаффорд засмеялся и сказал:

— Как вы забавно выразились!

— Мне понадобилось немного времени, чтобы понять, что в этом мире нет ни лошадей, ни каких-либо других животных, за исключением человека, земляных червей и рыб. Поэтому я смастерил себе лодку. И принялся искать людей из моего времени в надежде, что повстречаю тех, кого когда-то знал. Или тех, кто слышал обо мне. В своей жизни я пользовался некоторой известностью: меня знали миллионы. Впрочем, об этом сейчас ни к чему. Я прикинул, что если людей разместили вдоль Реки в соответствии с тем временем, когда они родились — правда, с многочисленными исключениями, и один из них я, — то люди двадцать первого века должны жить неподалеку от устья Реки. Что, как я выяснил, вовсе необязательно. Итак, со мной были еще с десяток мужчин и женщин, и мы плыли по течению с попутным ветром… сейчас прикинем… э-э, около пяти лет. Время от времени мы делали остановки и сходили на берег, чтобы отдохнуть или поработать.