НФ: Альманах научной фантастики. Операция на совести - Зиновий Юрьев

Как-то раз, однако, часа в два дня я возвращаюсь в номер, и это описать невозможно! Звонок заливается как дизельная сирена, почему — непонятно, ведь сейчас два часа дня, а табло словно с цепи сорвалось; "ЧТОБЫ ВЫКЛЮЧИТЬ ЗВУКОВУЮ СИГНАЛИЗАЦИЮ, НАЖМИТЕ КНОПКУ", вспыхнет и погаснет, вспыхнет и погаснет и отражается во всех предметах в комнате: в кофейном столике, в стакане с водой, которая получилась, когда растаял лед из автоматического ледодела, — во всем. Тут я дошел по-настоящему, хоть на стенку лезь. Я метнулся к телевизору-конторке-бюро и т. д. и нажал кнопку. Тварь умолкла, но прошло несколько секунд — бламм! — и все началось сначала. Да это безумие какое-то! Нажал снова — на несколько секунд тишина, а потом опять все то же, и так без конца. Я не знал, что мне делать. Тут увидел телефонную книгу, большую и тяжелую, в фирменном хилтоновском переплете, и прижал ею кнопку. Ф-фу, прямо не верится: звонок заткнулся. И вдруг — пх! — начало вспыхивать другое табло (оно было над тем, первым): "НАБЕРИТЕ «5», ДЛЯ ВАС ЕСТЬ СООБЩЕНИЕ", "НАБЕРИТЕ «5», ДЛЯ ВАС ЕСТЬ СООБЩЕНИЕ". Пх, пш, все как прежде. Особенного шума от этого табло не было, только щелкало — ну да вы, наверное, знаете, но яркие вспышки и безотлагательность: "ДЛЯ ВАС ЕСТЬ СООБЩЕНИЕ!" — все равно действовали на нервы. Доигрался; видно, от моих речей, которые мог произносить только полоумный, вся эта система разладилась. Поэтому я сразу же набрал "5".

— Есть что-нибудь для меня? — спросил я женщину, которая мне ответила.

— А как ваше имя?

— Я тысяча семьсот три, — сказал я голосом способного ученика.

— Тысяча семьсот три, — повторила она. — Для вас ничего.

— Вы уверены? — спросил я.

— Уверена, сказала она. — Абсолютно ничего.

— Тогда, — попросил я, — будьте так добры, выключите, пожалуйста, у меня табло.

— Ваше табло не включено, — сказала она, — никаких сообщений для вас нет. Ведь вы тысяча семьсот три?

— Совершенно верно, он самый, — ответил я.

— Ну так повторяю: ничего для вас нет.

Даже не нужно было оборачиваться: вспышки табло отражались на стекле "хилтоновского оригинального эстампа", висевшего над моею кроватью. Это была одна из работ Марисоля. Как раз этого мне больше всего сейчас не хватало — поп-искусства!

— Наверно, вы правы, — сказал я.

Попробовал было звонить телефонистке, но она отвечала каждый раз, что мне следует читать инструкции, а потом подключала меня к "дыре памяти". Я прочитал все инструкции, какие были в номере, прочитал даже правила пожарной безопасности — в общем, всю чушь, какая только была, до последней строчки, но не встретил ни единого слова о взбесившемся световом табло. Этим занимался я, а табло все вспыхивало: пх, пш, пх, пш, "НАБЕРИТЕ «5», ДЛЯ ВАС ЕСТЬ СООБЩЕНИЕ". Сделать нельзя было ничего, поэтому я просто накинул на табло рубашку, и своими полами она закрыла также телефонную книгу, которая прижимала кнопку сигнализации. Потом я сел и попытался работать, но где там! До моих ушей доносилось из-под рубашки обезумелое щелканье, и я готов был поклясться, что под ней, в этих нагромождениях световых табло, вот-вот произойдет страшный взрыв.

Эта ночь была жуткая. Когда я выключил свет в номере, оказалось, что все равно видно, как вспыхивает под рубашкой табло. Подремав немного, я просыпался, и каждый раз, проснувшись, видел сквозь рубашку, как под ней загорается: "НАБЕРИТЕ «5», ДЛЯ ВАС ЕСТЬ СООБЩЕНИЕ". Я лежал, как в коконе, окно скрывали две занавески, одна газовая, прозрачная, другая, плотная бледно-лиловая, багряная, сливовая, зеленоватая; в Манхэттене, на семнадцатом этаже, по сторонам — Нью-Джерси, Квинс, берег континента и Атлантический океан, и я изолирован от мира, даже воздух ко мне поступает только из кондиционера, и царит тишина, если не считать щелчков, когда к мировой скорби, завернутой в гигроскопическую вату, прорываются сквозь рубашку буквы: "ДЛЯ ВАС ЕСТЬ СООБЩЕНИЕ".

Рассвело, и я понял, что не могу больше оставаться в этой комнате, и поэтому вышел и отправился бродить по Манхэттену, и в отель вернулся только часа в четыре дня. В холле, как обычно, яблоку негде было упасть, и я с трудом протолкался между алюмикроновыми костюмами к лифту. Лифт, естественно, был автоматический и должен был подняться через какое-то определенное время, но ни секундой раньше, так что всем, кто зашел в него, приходилось стоять и ждать.

Казалось, что путешествие на этом лифте будет длиться вечно, но наконец я вышел на своем семнадцатом этаже и проследовал по холодноватым, пахнущим нафталином туннелям к 1703-му номеру. Я и не знал, что в боковых коридорах прячутся Скелет и Огнетушитель, сотрудники секретной службы «Хилтона». Я вошел в номер. Они подождали ровно столько, сколько нужно, чтобы соблюсти приличия, — секунд семь с половиной — и после этого постучали в дверь. Я открыл ее, передо мной стоял Скелет, а позади него — Огнетушитель.

Скелет заговорил (Огнетушитель за все время, что они у меня были, не проронил ни слова):

— Тысяча семьсот три?

— Да, — сказал я.

— Мы хотим поговорить с вами, мистер… э-э… Вулф, — сказал Скелет.

"Вулф" он произнес так, как будто фамилия эта принадлежит не мне, а он это прекрасно знает, так как ценой немалых усилий установил подлинную мою личность, но пока решил меня не разоблачать и мне подыгрывает.

— Кто вы такие? — спросил я.

— Служащие охраны.

— Ну что ж, — сказал я, — входите.

В голову мне пришло только одно: они явились ликвидировать меня за то, что я произносил речи в систему звуковой сигнализации и она от этого спятила. Что делать? Остановить их невозможно. Даже телефонистке не позвонишь и уже не услышишь ее наставлений о том, что следует читать инструкции.

Они вошли, как входит Джон Айленд, когда исполняет роль лейтенанта и оглядывает помещение, где, как он предполагает, прячут оружие. Скелет был в алюмикроновом костюме и в завязанном по-виндзорски полосатом галстуке; в руке он держал папку с бумагами. Лицо у него было очень ухоженное, ну совсем как на фото в рекламах парикмахерских салонов — благодарное "Компании универсальной стрижки", и в то же время немного ошалелое. Огнетушитель был много ниже ростом и был похож на… ну, в общем, на мичиганский огнетушитель 1935 года.

— Присаживайтесь, — сказал я.

— Что-о? — сказал, резко повернувшись ко мне, Скелет.

А потом бросил Огнетушителю уголком рта:

— К двери!

Огнетушитель бросился к двери — видно, для того, чтобы предотвратить мой побег.

— "Беретта" в стенном шкафу, — сказал я.

Это была последняя моя удачная реплика.

— Что? — сказал Скелет. — Знаете, мистер… э-э… Вулф, давайте-ка мы посмотрим ваши документы.