Стеклянный занавес - Мария Ивановна Арбатова

Слово «вашим» было выделено так, что сзади жидко захлопали.

– Дайте сказать! – заверещала возле Вики прежде кричавшая подружка.

Ей дали микрофон, она его повертела, важно прокашлялась, подождала, когда пристроится оператор, и пронзительно начала:

– Нам, молодым девушкам, спасу от этого нет! Вот лапшу вешают: «Голосуй или проиграешь!» Я проголосую, но пусть Ельцин защитит нас от насильников, от плохих законов, от плохих милиционеров! Не буду рассказывать свою историю… Но хочу, чтобы такие истории больше ни с кем не повторялись!

Слёзы сперва зазвенели у девушки в голосе, а потом хлынули из глаз. Сидевшая рядом Вика обняла её, администраторша подбежала со стаканом воды, а народ в студии загомонил.

– Кастрировать их, как котов! Садовыми ножницами! – заорала тётка сзади. – Закон ввести, чтоб кастрировать!

– Важно помнить, что изнасилование не конец, а начало проблемы. Сперва шок, при этом жертва может выглядеть спокойной и отстранённой. Шок сменяется страхом и чувством беззащитности, – начал объяснять Мойкин. – Картина всплывает в памяти, и жертве начинает казаться, что она виновата и могла предотвратить трагедию.

Валя застыла на месте. Это было не просто про неё, а двухсотпроцентно про неё.

– Чувство вины навязывается общественными стереотипами, и жертва готова разделить вину с преступником! Но, кроме чувства вины, изнасилование оставляет хвост в виде головных болей, проблем желудочно-кишечного тракта, депрессии, алкоголизма, агрессивности, заниженной самооценки, ощущения ущербности, отсутствия способности делать самостоятельный выбор…

– Да ладно! – выкрикнула тётка со среднего ряда. – Тогда бы все бабы были инвалидами!

– А приходите ко мне на приём, – парировала ей Куница. – Послушайте, какие у них проблемы со здоровьем!

– Особенно опасно изнасилование ребёнку. Его личностная целостность нарушена, но он не понимает, что произошло. – Мойкин уже не сидел, а стоял с микрофоном. – Думает, раз это случилось со мной, значит, я плохой, грязный, ничтожный. Потому психологическая реабилитация особенно важна детям!

Валя снова застыла.

– Ребёнок, видящий, как насилуют или бьют его мать, получает такие же проблемы, что и изнасилованный, и постарается отгородиться от секса стеной, – продолжил Мойкин.

И Валя еле удержалась, чтоб не вскочить и не выбежать, словно получила удар под дых.

– Лебёдка, ты передачу ведёшь или не ведёшь? – раздался недовольный голос Ады сбоку.

– Она меня ведёт… – выдохнула Валя.

– Просыпайся, иди на позитив! – покачала головой Ада. – Уже всё Останкино в соплях утопили.

– Сроки увеличивать! Он сел на восемь, а через три по амнистии вышел! – закричал Ястреб, вид у него к этому моменту был такой же безумный, как у Вали. – Говорят, зона жестока! Но только там насильника самого так же!

– Изнасилование готовится со дня рождения жертвы и преступника, когда девочке навязывают роль жертвы, а мальчику роль решающего проблемы силой, – заявил Мойкин. – А наше телевидение – наглядное пособие для насильников!..

Валя сама не поняла, как довела передачу до конца.

В кабинете Ады был, как всегда после съёмки, накрытый стол. Валя забилась в кресло, попросила горячего чаю.

– Ой, Лебёдка, ну и наколбасила! – заметила Ада, заглатывая первую рюмку коньяку. – В любой передаче как бы есть два акта: кто виноват и что делать. А ты развела квантовую механику!

– Прекрасная передача, – вступился за Валю Мойкин. – Проговаривание выводит проблему в зону видимости.

– На научных конференциях проговаривайте, а телевидение – плакат. – Ада налила себе следующую рюмку. – Но ты, Лебёдка, крута! Студия аж вся дрожала, нарежем так, что рейтинги зашкалят!

В комнату вбежала Вика, поцеловала Валю в обе щеки:

– Всем здрасте!

– Что за девочка была с тобой? – спросила Валя.

– Нонка с актёрского. Третий курс. Хочет, чтоб я её в дипломный фильм сунула на эпизод, вот и отрабатывала. Мегасексуальная девочка, ходит с большой крысой на плече по тёлковской траектории прогулок.

– Так её не изнасиловали? – удивилась Ада.

– Сама кого хошь изнасилует! Это она сюда упростилась, а ваще – это кило тонального крема, полкило клееных ресниц и клееных когтей, как у вампира! – засмеялась Вика. – Третий курс! А они на втором умеют рыдать как поливальные машины.

– Быстрей, детка, доучивайся, пойдёшь ко мне в команду, – подмигнула ей Ада. – Вся в деда! Твои б мозги Лебёдке – выросла бы в директора канала!

– Так ей в другую сторону! – убегая, кивнула Вика на Валю.

И все засмеялись.

Валя пила крохотными глотками обжигающий чай, чтоб согреться, а к ней подсела Ирина Куница и негромко сказала:

– Вы сделали важнейшую передачу! И девочка у вас чудесная. Будут проблемы, вот моя визитка.

– Вроде нет проблем. – Валя машинально взяла визитку.

– А рожать где будете?

– Кого рожать???

– УЗИ ещё не делали?

Валя сперва ничего не поняла, потом провалилась в темноту, и на стенках этой темноты большими красными буквами всплыло: «Вика беременна!»

– Я… Сейчас… Можно вам позвонить?.. – ответила она как робот. – Вика к вам обратилась?

– Нет, но мне как гинекологу по глазам видно, – улыбнулась Куница.

– Как это?

– У беременных взгляд обращён внутрь…

Домой Валя вернулась в полной прострации, позвонила Денису, что ночует дома. Бросилась в ванную к шкафчику с прокладками, купленными на двоих. Точно! Прокладок было слишком много, новые пачки не распечатывались.

– Вареников с вишней поешь. Викуське налепила! – предложила мать.

Валя прилегла на постель, чтоб набраться сил для ванны, но так и не набралась, просто лежала в халате и гладила забравшегося к ней Шарика.

Известие о Викиной беременности огрело такой дубиной, что заслонило всё предыдущее. Почему скрывает? Кто отец ребёнка? Матушкин? Почему прячет его столько времени? Но как она могла этого не заметить? Рекламное платье проросло сквозь кожу?

В двери повернулся Викин ключ, и Шарик зацокал когтями в прихожую. Вика просочилась в кухню, а Валя тихо пошла за ней босиком.

Не сбросив обувь и рюкзак, Вика стояла у подоконника, хватала немытыми руками из миски вареники, макала в сметану и постанывала от удовольствия.

– Бабка – гений! – бросила она через плечо, заметив Валю.

– Дай погрею.

– Не успеешь!

– Хоть чаем запей.

– Кока-колу купила…

– Тебе теперь нельзя кока-колу!

Вика обернулась, выронив вареник в миску, и уставилась на Валю:

– Бабка спалила?

– А она знала? – аж подскочила Валя.

– Вишь, не сдала… Бабка – настоящий друг!

– А я тебе кто?

– Ты мне – всё! – Вика по-детски потёрлась носом об её плечо.

– Почему мне говорит об этом Куница?

– А ей каким ветром? – поражённо застыла Вика.

– Она – гинеколог, по глазам видит. Визитку оставила, помощь предложила.

– Максик всё сам устроит, – Вика снова опустила глаза.

– Какой ещё Максик?

– Серов… – Она затянула паузу. – Потому и не говорила!

– Максим Серов? – аж перекосило Валю.

И перед глазами встала сцена на лестничной площадке поликлиники, где Максим Серов делал