Мистер Кэвендиш, я полагаю.. - Джулия Куинн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что–то было в ее голосе…И когда он посмотрел, что–то также было и в ее глазах. Но он не хотел видеть этого. Он не хотел знать об этом. Ему не нужны были ее жалость и сочувствие или чем бы это не было, когда на лице женщины отражается то ужасное выражение – немного материнства, немного грусти, когда она хотела исправить его проблемы, заставить их прекратиться поцелуем и словами «успокойся».
Стоили ли эти несколько моментов близости того, чтобы поддаться собственному страданию?
И они принадлежали только ему. Это была такая вещь, которая могла быть определена как совместный опыт.
Ах, да, я — мужчина, когда–то известный как герцог Уиндхем.
Это будет самой обсуждаемой темой на приемах.
— Мне кажется, что мистер Одли напуган, — сказала Амелия.
— Так и должно быть.
Она в подтверждение кивнула, с задумчивым выражением.
— Я тоже так думаю. Ему придется многому учиться. Ты всегда был ужасно занят каждый раз, когда я была в Белгрейве.
Он взял кружку с элем, не потому что захотел его – это была его третья кружка, скорее он думал, что ему уже достаточно. Но если бы ей пришло в голову, что он планирует сделать такую глупость как напиться, возможно, она ушла бы.
Без нее было бы легче.
Сегодня. Здесь. Он был мистер Томас Кэвендиш, джентльмен из Линкольншира и прямо сейчас было бы легче без нее.
Но она не поняла намека, и даже наоборот, казалось, более глубоко обдумывала это, так как сказала:
— Я уверена, что Грейс поможет ему. Она так много знает о Белгрейве.
— Она хорошая женщина.
— Да. — Она посмотрела вниз на свои пальцы, лениво исследующие царапины и вырезы на столе, а затем посмотрела вверх. — До этого путешествия я не очень хорошо ее знала.
Он нашел ее утверждение странным.
— Ты знала ее всю свою жизнь.
— Но не очень хорошо, — прояснила она. — Она всегда была подругой Элизабет, не моей.
— Я предполагаю, что Грейс не согласилась бы с твоим утверждением.
Ее брови приподнялись, достаточно для того, чтобы выказать, свое презрение.
— Легко заметить, что у тебя нет братьев и сестер.
— То есть?
— Невозможно одному в равной степени дружить с двумя братьями или сестрами. Один из друзей всегда должен быть главным.
— Как сложно это должно быть, — сказал он сухим голосом, — относиться по–дружески к сестрам Уиллоуби.
— В пять раз сложнее, чем относиться по–дружески к тебе.
— Но далеко не так сложно.
Она холодно посмотрела на него.
— В данный момент я бы с этим согласилась.
— Ой! — Он натянуто улыбнулся. Преувеличенно.
Она не ответила, что по непонятной причине задело его. И так – хотя он знал, что ведет себя, как осел – он наклонился, внимательно рассматривая ее руки.
Она немедленно отдернула их.
— Что ты делаешь?
— Проверяю наличие ногтей, — ответил он, в его голосе звучала самодовольная улыбка.
Она остановилась. Резко.
— Ты изменился.
Этого было достаточно, чтобы он засмеялся.
— Ты это только что поняла?
— Я говорю не о твоем имени, — выпалила она.
— О, тогда это должно быть мое обаятельное отношение и вид.
Ее губы сжались.
— Ты обычно не так язвителен.
Боже мой. Чего она от него ожидала?
— Молись, если ты хоть немного симпатизируешь мне, леди Амелия. Разрешается ли мне хотя бы несколько часов, чтобы оплакать потерю всего, что у меня было, дорогая?
Она села, но ее движения были робки, и она не выглядела спокойной.
— Прости меня. — Ее рот сжался, и она сглотнула, прежде чем сказать — Мне следовало быть более понимающей.
Он раздражительно вздохнул, потирая руками веки глаз и лоб. Проклятие, он был утомлен. Он не спал прошлой ночью, ни капельки, и как минимум час его бессонницы был проведен скорее из–за неудобного состояния от того, что он хотел ее. И сейчас она действовала таким способом?
— Не проси моего прощения, — сказал он, изнуренный всеми событиями.
Она открыла свой рот, но потом закрыла его. Он подозревал, что она хотела извиниться за извинение.
Он взял другую выпивку.
И снова она не поняла намека.
— Что ты будешь делать?
— Сегодня днем? — пробурчал он, зная, что она не это имела в виду.
Она одарила его раздраженным взглядом.
— Я не знаю, — ответил он в раздражении. — Прошло только несколько часов.
— Ну, да, но ты думал об этом уже около недели. На корабле ты был вполне уверен в таком исходе.
— Это не одно и тоже.
— Но …
— Ради Бога, Амелия, перестань.
Она отступила, и он мгновенно пожалел о своем взрыве. Но недостаточно, чтобы извиниться.
— Я лучше пойду, — сказала она ровным голосом.
Он, конечно же, не собирался останавливать ее. Не пытался ли он освободиться от нее? Она выйдет за дверь, и он наконец–то обретет мир и покой, ему не придется только сидеть здесь, с трудом пытаясь не смотреть на ее лицо.
На ее губы.
На ту крапинку на губах, которой ей нравилось касаться языком, когда она волновалась.
Но когда она встала, что–то сжалось у него внутри – та раздражающая маленькая частичка чистоты, которая отказывалась дать выход его остальным индивидуальным качествам.
Черт возьми.
— Тебя кто–то сопровождает? — спросил он.
— Мне никто не нужен, — ответила она, явно не впечатленная его тоном.
Он встал, его стул громко процарапал пол.
— Я провожу тебя обратно.
— Я уверена, что сказала…
Он взял ее руку, немного грубее, чем намеревался.
— Ты – незамужняя женщина, одна на чужой земле.
Она с недоверием посмотрела на него.
— Я приехала на лошади, Томас. Если бы не она, неужели я бы путешествовала по дорогам одна.
— Я провожу тебя, — повторил он.
— Ты будешь воспитан?
— Воспитанность – единственная вещь, которую я не могу потерять, — сухо сказал он. — Кроме того, я был бы счастлив оставить тебя в покое.
На мгновение он подумал, что, возможно, она бы поспорила с этим, но ее врожденный здравый смысл взял вверх.
— Очень хорошо, — сказала она, дыша с нетерпением. — Ты можешь чувствовать себя спокойно и провести меня до конца пути, если захочешь.
— Ты отваживаешься на это, леди Амелия?
Она повернулась к нему с такими грустными глазами, что он почти почувствовал себя так, как будто его сильно ударили.
— С каких пор ты снова начал называть меня леди?
Он смотрел на нее несколько мгновений, прежде чем, в конце концов, ответить, мягко и низко.
— С тех пор как я перестал быть лордом.
Она ничего не ответила, но он видел, как она сглотнула. Черт, ей лучше не плакать. Он не сможет вынести, если она заплачет.
— Тогда давай возвращаться, — сказала она и освободила свою руку, быстро шагнув вперед. Он расслышал запинку в ее голосе, хотя, когда она пошла к двери, он увидел, что ее походка была нетвердой.