Утро в раю (очерки нашей жизни) - Александр Фитц

Отмечу, что репрессии в отношении российских немцев начались задолго до 1941 года. Как пишет доктор Роберт Корн, «Иоганнес Шлейнинг (пастор, писатель, историк, известный защитник прав российских немцев. — А. Ф.) ещё в довоенный период сделал достоянием общественности неопровержимые данные, иллюстрирующие целенаправленное уничтожение российских немцев в качестве этнической группы. В своей работе „Die deutschen Siedlungsgebiete in Russland“ он напоминает, что по данным российской переписи населения 1897 г. в России (не считая Финляндии и Прибалтики) проживало 1 767 707 немцев. На начало же 1941 г. Б. Пинкус и И. Флейшгауэр указывают 1 543 000 немца. Данные Г. Тейха, учитывающего результаты официальной переписи населения, а также количество находящихся в заключении, примерно соответствует этому и составляет 1 543 000. Таким образом, немецкое население в СССР по сравнению с данными переписи населения 1897 г. по положению на 1941 г. уменьшилось более чем на 200 000 человек. Но фактические „потери“ этой этнической группы с учётом традиционно высокой рождаемости в немецких семьях и бурного роста численности немцев в России в течение периода, предшествующего Первой мировой войне, были, конечно, намного выше»[175].

В период тотального геноцида (а как ещё характеризовать беспредел в отношении российских немцев?) был ликвидирован цвет национальной группы: учёные, писатели, юристы, конструкторы, преподаватели, актёры, художники, музыканты, врачи. Как справедливо отмечает Виктор Бер-динских, «выселение, „трудовая армия“, лагеря и спецпосе-ления не просто разбили многие немецкие семьи. По сути, они подорвали жизнеспособность народа. С утратой автономии в Поволжье, ликвидацией национальных районов и сельсоветов в других регионах страны практически погибли структурообразующие и культуроносные институты этноса российских немцев: национальные школы, периодика. Книгоиздание, театр, сельские и городские традиции, народные обычаи, обряды. Этнос, распылённый по лесам Урала и Сибири, по степям Казахстана и пустыням Средней Азии, лишился очень важных жизненных опор»[176].

В последующие годы, вплоть до крушения Советского Союза, многие города и целые регионы (например, Москва, Ленинград, Калининградская область, Таллин, Вильнюс, Рига, Клайпеда и др.) были для российских немцев закрыты, то есть, их там не прописывали. Скажите, а много ли вы знаете российских немцев адвокатов, режиссёров, журналистов, архитекторов, медиков, государственных деятелей, получивших образование в СССР в 50-е, 60-е, 70-е, да и в 80-е годы? Не напрягайтесь, если и вспомните одного-двух — уже прекрасно. В так называемые престижные вузы и факультеты российских немцев не принимали, что, естественно, не смогло не сказаться на общем интеллектуальном уровне народа, превращённого за годы советской власти из самого образованного в Российской империи в самый, как свидетельствовали публикуемые в открытой печати официальные статданные, малообразованный в СССР.

Общеизвестно, что в ХХ столетии отношения между Германией и Россией то улучшались, то ухудшались, в большинстве оставаясь напряжёнными. Но, пожалуй, лучше всякого историка или политолога об этом могут рассказать те российские немцы, которым чудом удалось дожить до преклонных лет. Ведь пресловутый указ, датированный августом 1941 года, был далеко не первым и, к сожалению, не последним, который обрекал этот народ на изгнание, лишения и муки.

Судьба распорядилась так, что в ХХ столетии российским немцам была уготована роль заложников, некой разменной карты, достоинство которой, по молчаливому, но, вне всякого сомнения, обоюдному согласию официальных Москвы и Берлина, оставалось весьма низким. И поэтому каждый раз, когда два колосса намеревались вступить в очередной свой «последний и решительный бой», между ними, как между молотом и наковальней, оказывались люди, которых в России считали и продолжают считать «немцами», а в Германии — «русскими».

Впрочем, скорбный путь, пройденный моим народом, хорошо виден из одного лишь перечисления указов, распоряжений и постановлений (причём далеко не всех) царского, советского и российского правительств, различных министерств, управ и ведомств, касающихся непосредственно российских немцев.

Вспоминаю, как в 1988 году главный редактор газеты «Нойес лебен» Владимир Чернышёв пригласил меня в свой кабинет, открыл сейф и, предупредив секретаршу никого не впускать, достал из него заметно потёртый сборник Ведомостей Верховного Совета СССР № 38 за 1941 год. Со словами: «Вот, почитай» протянул мнеЛак впервые собственными глазами я увидел полный текст Указа «О переселении немцев, проживающих в районах Поволжья».

Этот документ не имел официального грифа «Секретно», но даже ссылаться на него советской цензурой было запрещено. И потом, как можно было его цитировать, опровергать или рассуждать о нём, если самого указа ты не читал. Да ведь и в августе 1941-го, исключая выходившие в Немре-спублике газеты Nachrichten и «Трудовую правду», он нигде не публиковался.

В перестройку, ближе к кончине СССР, в прессе, прежде всего ориентированной на российских немцев, а также изданиях либерального направления стали появляться хранившееся раньше в спецхранах различные официальные документы, касающиеся репрессий, депортации, а также приглашения немцев в Российскую империю, прав и обязанностей колонистов, их образования, религии, воинской службы и т. п. По мере того как я их прочитывал, складывая в специальную папку, во мне всё более крепла мысль, что, пожалуй, ни один из народов, живших в Российской империи, затем в СССР, а теперь живущий в Российской Федерации, не удостоился даже четверти того внимания (пожалуйста, не путайте с заботой), которым власть наделила немцев. Что с формулировкой «Народ более всего упоминаемый в государственных карательных и репрессивных указах и постановлениях» их вполне можно занести в Книгу рекордов Гиннесса. Следующий вывод, к которому пришёл, — если выписать одни лишь названия этих указов, то получится лаконичный и мрачный план «блокбастера» о переселении и жизни немцев в Российской империи, затем в СССР и, наконец, в Российской Федерации. При этом ни в коем случае нельзя забывать и умалчивать факта, что российские немцы как народ сформировались именно в Российской империи, за сто лет до возникновения Германии как государства. Не стоит также забывать, что ни один из немцев, находившихся в России на государственной и военной службе, никогда не обвинялся в отсутствии российского патриотизма. Все они, включая родившихся за пределами России, в меру сил и способностей служили стране, всемерно содействуя её процветанию.

Дабы вы, уважаемый читатель, яснее представили, о ком я веду речь, назову лишь нескольких из минимум двух сотен видных военачальников и государственных мужей: основатель Омска, генерал И. Д. Бухгольц; сподвижник Суворова, генерал-аншеф О. Х. фон Дерфельден; главнокомандующий во время русско-шведской войны и участник битвы при Аустерлице генерал Ф. Ф. фон Буксгевден; начальник Главного штаба и главнокомандующий русскими войсками в Турции, генерал-фельдмаршал И. И. фон Дибич-Забалкан-ский; один из организаторов героической обороны Севастополя, дядя поэта А. А. Блока, Гродненский и Самарский губернатор И. Л. Блок; первый начальник Сахалина и первый военный губернатор Амурской области, генерал Н. В. Буссе; Туркестанский генерал-губернатор, инженер-генерал К. П. фон Кауфман; Приамурский генерал-губернатор, наказной атаман Амурского и Уссурийского казачьих войск, генерал А. Н. фон Корф; главнокомандующий Закавказским краем, генерал А. И. Нейдгардт; главнокомандующий русской армией на Балканах, инженер-генерал Э. И. фон Тотлебен; генерал-фельдмаршалы И. Д. Л. Иорг, Ф. В. фон дер Остен-Сакен, адмирал Я. А. Гильдебрант…

Правда, после 1917 года ситуация резко изменилась, и военные, государственные деятели, многие учёные с немецкими корнями были отстранены от активной деятельности и в большинстве уничтожены. Ну а среди членов, а тем более лидеров большевистской партии было очень мало немцев и поэтому последние, за редким исключением (В. В. Шмидт, Э. И. Квиринг), не занимали в СССР заметных государственных постов. Чуть больше немцев было среди советских военачальников (В. М. Альтфатер, Е. А. Беренс, Л. М. Галлер, В. А. Ольдерогге). Но даже те из них, кто дожил до середины 30-х годов, были репрессированы, а с началом чисток по национальному признаку присутствие немцев на руководящих государственных и военных постах было полностью исключено.

Размышляя обо всём этом, я задумался — стоит ли ждать, что однажды кто-то возьмёт и соберёт воедино все указы, постановления, распоряжения, в той или иной степени касающиеся российских немцев? А сделать это нужно, тем более что даже в фундаментальных работах вроде «Истории российских немцев в документах (1763–1992 гг.)»[177], различных энциклопедиях, справочниках при всём моём глубоком уважении к их авторам и составителям, случаются «прорехи» и «тёмные пятна» нашей недавней истории? Решив, что не стоит, я включил компьютер и, создав папку, внёс в неё название первого указа, впрямую касающегося моих предков. Но прежде чем вы с ним познакомитесь, уважаемый читатель, хочу предупредить, что этот мой труд не является историческим исследованием. Скорее я бы отнёс его к жанру публицистики, размышлений, в которых вопросов, пожалуй, даже больше, нежели ответов. Да и начинаю я своё повествование не с правительственных декретов XVIII–XIX веков, как того требует логика исторического исследования, а с XX столетия.