Таксопарк - Илья Штемлер

Сагателов снизил голос и метнул тревожный взгляд на стену, отделяющую комнату от спальни. Переждал. Кажется, пронесло. Сагателов облегченно вздохнул и перевел взгляд в сторону гостя, но Вохты уже не было, ушел.

Сквозь разряды и шорохи пробивался Алеша Никитенко с очередным заказом. Разговоры неслужебного характера по рации были категорически запрещены. Но Алеша не мог удержаться:

— Валерка, черт! Ты, что ли? Ну как? Все в порядке? Прием!

— Пока вот выпустили. Заказы есть? Прием!

— Организуем, Валера, организуем… В Рыбачий поселок махнешь. Туда-обратно сто пятьдесят километров. Прием!

— Согласен. Прием!

— Записывай. Рыбачий поселок. Улица Адмирала Ушакова, 5. Лобанов. Заказ на шестнадцать тридцать. Рассчитывай сам. Прием!

— Рыбачий поселок. Адмирала Ушакова, 5. Лобанов. Спасибо, Алеша.

Валера положил трубку, спрятал бумажку с записью и посмотрел на часы. Только два часа, до поселка, ходу немногим больше часа. Удача — половина плана, считай, в кармане… Он никогда не встречался с этим Алешей Никитенко, а казалось, что знаком с ним всю жизнь…

Валера решил заехать к бабушке Вере, пообедать, давно обещал повидаться со стариками, да все времени не было. Бабушка Вера с дедом жили в трех кварталах отсюда. Валера и не помнил, когда был у них в последний раз, во всяком случае, дом, что строился напротив, уже глазел на улицу окнами в разноцветных занавесках, а во дворе выставила низкий заборчик детская площадка с каруселью и качалками. Даже некуда машину приткнуть, пришлось поставить на улице…

— Лерик? — удивилась бабушка. — Какими судьбами?

— Проезжал мимо. Думаю, надо повидаться. — Он поцеловал мягкую бабушкину щеку и, проходя следом в кухню, удивился про себя, какая же она стала маленькая. И этот халатик в крупный горошек…

— Такой гость как ясное солнышко.

— А дед где?

— В шашечный клуб отправился. Какой-то чемпион приехал. Все надо твоему деду.

— Молодец дед, не сдается.

— Зато я уже вся сдалась. Вчера давление подскочило, «неотложку» вызывали… Есть будешь?

И бабушка захлопотала. Поставила на газ белую кастрюлю. На вторую конфорку — латку. Любила она кормить своих внуков, хоть и обижали ее, редко навещали, только что по телефону переговаривались.

Валера смотрел на ее остренькое смуглое лицо, на худые высохшие пальцы. Чувство пьянящего довольства размягчало его тело: он здесь был свой человек, в точном звучании этого слова — свой. Дома он тоже был своим, но дома к этому он привык и не замечал. А здесь, у бабушки, понятие своего человека было конкретным, привязанным к определенному отрезку времени. И поэтому казалось острым и почти физически ощутимым…

— А где Пал Палыч?

— В комнате где-нибудь. Дед вчера специально представление устроил: царапает ногтями по полу. А Пал Палыч и ухом не ведет. Сидит урчит, как троллейбус. Дед аж извелся…

Валера представил, как дед провоцирует кота, и засмеялся. И бабушка засмеялась. Носик ее морщился, собирая тоненькие милые морщинки, прядь седых волос упала на глаза, и она отвела их таким знакомым добрым жестом худенькой руки.

— Скажи мне, Лерик, почему ты пошел работать в такси?

— Ну, бабушка… Вот еще. То мама, то ты… Должен ведь человек где-нибудь работать.

— Но почему в такси?

— А почему не в такси?

— Но там же опасно. Все мои знакомые качают головами. Мой внук — и таксист… Лерик, ты на чай берешь?

— Конечно.

Бабушка всплеснула руками.

— Какой ужас! Это же некрасиво, унизительно.

Серебряные ложка и вилка с загадочными вензелями на ручках были извлечены из старинного торжественного набора. Набор этот переходил из поколения в поколение, и все знали, что после смерти стариков он предназначен старшей дочери, Валериной маме.

— Зачем, бабушка? Попроще бы что-нибудь, — Валера помахал в воздухе ложкой.

— Такой редкий гость — и попроще? Ешь!

— Ладно. Буду есть, как царь.

Он погрузил ложку в фасолевый суп — светлый, покрытый кружочками жира, сквозь которые островками высилась картошка. Изумрудная петрушка испускала потрясающий запах. Только бабушка могла так вкусно готовить. Валера прикрыл глаза и покачал головой.

— Ну, бабушка, ты сегодня через себя перепрыгнула.

— Вкусно? Ешь, ешь. Я еще подбавлю. — Она сидела, не спуская глаз с Валеры. — Так сколько ж тебе отваливают этих чаевых?

— Когда как. Рублей шесть-семь в среднем за смену.

Бабушка недоверчиво заморгала.

— Ведь это все очень много, Лерик. Ты просто миллионер. Куда же тебе такая прорва денег? И еще зарплату получаешь.

— Нищим раздаю. В таксопарке. Знаешь, сколько этих нищих?

— Я серьезно, Лерик.

— И я серьезно… А есть, которые и побольше привозят. У кого как получается.

Бабушка огорченно подперла кулачком щеку.

— Лерик. Это опасно. И унизительно. Ты должен дать слово бабушке, что будешь возвращать чаевые обратно.

— Ну да! Я однажды попытался так сделать. Села ко мне гражданка с подругой. Приехали. Я протягиваю сдачу пятнадцать копеек. А она говорит подруге: «Везет нам сегодня на идиотов. Какой-то ненормальный шофер попался». И бросила пятнашку в салон… Нет, дудки. Не стану я за ними бегать. Ты-то сама оставляешь чаевые, когда пользуешься такси?

— Ну… я молчу. И если шофер мне не отдаст, я оставляю.

Валера рассмеялся и отодвинул пустую тарелку. Бабушка вернулась к плите и заглянула в латку.

— Представляю, что сказал бы дед на твои эти… штуки.

— Дед сказал бы, что маловато привожу за такую сумасшедшую работу.

— Может быть, — вздохнула бабушка. — Он стал такой странный. Вчера что-то перегорело в проводах. Дед полез посмотреть пробки и устроил темноту во всем доме. Люди бегали по этажам и кричали: «Что случилось? Почему нет света?» А он стоял за дверью и боялся слезть. Говорит, что не чувствует табуретки. Представляешь? Не чувствует табуретки. С ума сойти…

На второе у бабушки была сегодня утка. По-особому запеченная в каком-то белом соусе. Коричневая хрустящая кожица лопнула, обнажая нежно-розовое мясо в испарине сока. Валера понюхал утку и зажмурил рыжие ресницы.

— Бабушка! — крикнул он. — У тебя есть тайна. Нельзя же так просто, в будний день, приготовить такой обед. Ведь я заскочил сюда случайно. — Он всадил в утку тяжелую серебряную вилку, выпуская пряный чесночный сок. — Какая у тебя тайна, бабушка?

— Какая там тайна? Деду стукнуло семьдесят восемь.

Валера замер. Ведь все-все забыли: и мама, и тетки…

— Конечно, — продолжала бабушка слегка дрогнувшим голосом, — когда человек так долго живет, кажется, что он живет сам по себе, переваливаясь как бы из одного возраста в другой, без особых порогов…

— Извини, бабушка, мне стыдно, — виновато проговорил Валера.

— Тебе-то что. Я чуть было не забыла, — лукаво улыбнулась бабушка. — Слышу утром, он кряхтит, ворчит что-то. У шкафа возится, где справки всякие, квитанции лежат. Спрашиваю: «Что, дед, не спится?»

Отвечает: «Знаешь, мне вроде сегодня семьдесят восемь стукнуло. Сам себе не поверил, паспорт смотрю — верно», И тоже смеется, без всякой обиды.

— Умный у нас дед. — Валера проглотил откуда-то вдруг взявшийся в горле ком.

— Умный дед, — счастливо кивнула бабушка…

Щетки легко раздвигали снежную жижу, сохраняя мутноватый, ограниченный дугой кусок стекла, сквозь который проглядывала унылая слякотная улица. Их ритмичное постукивание успокаивало… Визит к бабушке печальным укором растревожил душу Валеры. На какое-то мгновение он перестал быть молодым человеком, сравнительно бездумно переживающим жизненные неурядицы, в нем вдруг проявилось философическое отношение к тем началам, которые человек ощущает в зрелом возрасте или уже не ощущает никогда: он и старики, и мать, и все близкие ему люди — это одно целое. Только у каждого свое лицо, свои руки, свой голос. Но если чья-то боль, то это общая боль. И чья-то радость — общая радость… Он вспомнил бабушкин голос, тихий, ласковый, когда она протянула на прощанье сверток с пирожками… «Поменять бы нам квартиры, съехаться, жить вместе. Сколько той жизни осталось у нас, а видимся так редко…» Валера твердо решил поговорить со своими. И действовать. А еще он решил купить подарок, например костяные красивые шашки, и привезти деду, сегодня же купит и завезет. Валера представил, как растрогается дед — маленький, с узкой профессорской бородкой, и опять на душе стало печально и тепло…

До срока исполнения заказа было еще достаточно времени, можно и поработать в городе.

Валера подрулил к первой попавшейся стоянке и пристроился в хвост какого-то таксомотора. Водитель, втянув голову в высоко поднятые плечи и сунув руки в карманы брюк, осматривал свою машину. Затем подошел к Валериному таксомотору и постучал в стекло.