Желтая линия - Михаил Тырин

Неслышно появился служитель. Мы сели, и он поставил перед нами бокалы и лакомства – обычный набор для любого досугового заведения. Я по-прежнему был не в своей тарелке и держался скованно.

– Подождем немного и будем начинать, – произнес сухой старик скрипучим голосом. И, взяв с блюда ослепительно белое пирожное, сладострастно надкусил его.

«Вождь, – подумал я. – Предводитель восстания».

Через некоторое время к компании присоединилась еще одна женщина – довольно бесцветная, в годах, сухо и неинтересно одетая. У нее был отрешенный взгляд и нервная порывистость в движениях. Она тут же опрокинула на пол бокал, который принес служитель. Еще через минуту подошел манерный и вальяжный молодой человек, весь в белом. Он двигался так лениво и плавно, будто был сделан из пластилина.

– Начинаем уже, наверно, – проскрипел старик-вождь. Затем с усилием оторвался от спинки дивана и посмотрел в один из затемненных углов помещения.

– Да, начинайте, – донесся оттуда голос. Я только теперь разглядел, что там сидит в одиночестве какой-то толстяк. «Вот настоящий вождь, – решил я. – А старик – заместитель».

– Госпожа Ним-Оу, кажется, у вас есть интересное сообщение, – сказал старик. – Прошу вас, начинайте, мы слушаем. – Он взял еще одно пирожное и снова откинулся на спинку, прикрыв глаза.

– Да, – отозвалась отрешенная дама. – Да, есть. Сейчас...

Она судорожно сжимала и разжимала кулаки, слышно было, как хрустят пальцы. Губы ее несколько раз приоткрывались – она вот-вот собиралась начать, но что-то мешало. Наконец, сосредоточившись, она выдавила:

– Сегодня я... Сегодня я прошла тридцать шагов по серебряной линии...

Послышались сдержанно-удивленные восклицания и даже осторожные хлопки в ладоши. Общество заметно оживилось.

– Да... Тридцать шагов... – Она отрубала слова, как сухие палочки. – По серебряной линии. И это еще не все. Меня хотел остановить уличный комендант. Социальный надзор... Да... Он хотел узнать, на каком основании... У меня девятое холо, а не восемнадцатое. И это видно. Видно по одежде. Он окликнул меня. Но я... Я не остановилась!

– Вы просто прошли мимо? – изумленно проговорила одна из толстых разодетых теток.

– Просто прошла. Посмотрела на него и прошла.

– Невероятно! Какое самообладание! – загудело общество. – Пройти мимо социального надзора! Отважная женщина!

– Я просто прошла мимо него, – подтвердила госпожа Ним-Оу.

Тут из темного угла раздался тихий трескучий смешок. Веселился тот загадочный толстяк. Все как-то сконфузились. Я понял, что вождь иронически относится к подвигу отважной подпольщицы.

– Что ж, это заслуживает некоторого уважения, – солидно заметил сухой старик. – Кто еще сможет нас удивить?

– Я, – поднялся пластилиновый юноша в белом.

– Пожалуйста, Сид-Ним, мы слушаем.

– Мне удалось проникнуть в развлекательный дворец для двенадцатого холо.

Оппозиционеры пренебрежительно засмеялись. Очевидно, этот подвиг уважения не заслуживал, даже некоторого.

– Но это не все, друзья, это не все! – воскликнул юноша, плавно подняв пластилиновые руки. – Я вернулся домой в персональном аэрокупе, а кроме того...

– Садись, Сид-Ним, – проговорил сухой старик. – Мы разочарованы. Нетрудно, имея одиннадцатое холо, пользоваться благами для двенадцатого. В следующий раз придумай что-нибудь поинтересней.

– Но я еще... – Несчастного юношу уже не слушали.

– А можно я? – попросила одна из толстух.

– Слушаем тебя, У-Озо, – позволил старик.

– Так... Во-первых, я уговорила нашего коридорного уборщика прицепить ящик с мусором к аэровагону. И когда тот взлетел, все посыпалось на толпу.

Подпольщики сдержанно заухмылялись.

– Дальше, – продолжала толстуха, – я сорвала табличку, что переход в подземку закрыт, и эти идиоты поперлись вниз, устроили толкучку, а потом неизвестно сколько времени искали выход. Уверена, что половина из них опоздала на работу...

– Щербатин, – тихо прошептал я, – это не оппозиция. Это клуб мелких пакостников.

– Тсс...

– И еще, – продолжала госпожа У-Озо, – я познакомила помощника своего соседа с мойщицей стекол. Оба молодые люди, у обоих первое холо. Ручаюсь, через день-другой они скатятся до незаконной связи.

– Имена известны? – спросил вдруг загадочный толстяк из мрака.

– Конечно, я все вам сообщу.

– М-да, – проговорил старик. – Любопытно. Твоя фантазия, У-Озо, как всегда, непредсказуема. А что у нас с филиалами?

Неожиданно повисла какая-то неприятная тишина. Все дружно опустили глаза в пол.

– Молчим? – строго произнес старик. – Выходит, мне снова нечего докладывать в центр? Это никуда не годится. Нужно работать, друзья, именно за это на ваши номера сыпятся уцим.

– У нас в мастерской, – неохотно проговорил один из близнецов, – трое рабочих как-то приноровились доставать себе по лишней паре носков...

– Носки оставьте при себе. Центр ждет серьезной работы. – Старик сжал губы и довольно долго сидел насупленный. Потом вдруг выпрямился и поглядел на нас со Щербатиным. – Но позвольте! У нас же сегодня новые лица! Как же мы забыли! Приветствую вас, друзья! Может, вы что-то расскажете?

Мне захотелось провалиться в недра дивана и сгинуть там. Но Щербатин ткнул меня локтем.

– Расскажи что-нибудь. Вспомни. Я сразу за тобой...

Я, покрываясь испариной, начал молоть чушь о том, как незаконно носил магнитофон в солдатском ранце. Потом вспомнил, что доедал завтраки за хозяином, хотя мне такой еды не положено. Больше ничего на ум не шло. Выяснилось, что я все это время был законопослушен до омерзения. Даже жаль было разочаровывать солидных людей.

Напоследок мне вспомнилось, как, работая в бюро пропаганды, я для удовольствия писал издевательские стишки по технике безопасности. Правда, никому их не показывал.

Меня тут же попросили что-нибудь вспомнить. Я напряг память и выдал следующее:

Если ты лишился глаза,Постарайся сдохнуть сразу.Чем потом тебя лечить,Проще сразу схоронить.

Я думал, им это понравится. Но лишь двое или трое выдавили жалкие улыбки, остальные как-то нехорошо покосились в темный угол, где затаился толстяк.

Зато Щербатин стал просто гвоздем программы и украшением вечера. Он рассказал, как жил на Водавии, как он здорово там устроился, не имея никакого холо, как пил, жрал, отдыхал и развлекался. И так у него это здорово выходило, что подпольщики смеялись, не переставая. К счастью, от восторга они совсем забыли про меня и мое жалкое выступление.

– Думаю, мы можем закончить заседание, – изрек старик. – Давайте просто отдохнем.

– Я хотела предложить текст обращения к гражданам... – открыла рот толстуха.

– Не сегодня, У-Озо. Мы и так слишком часто пишем обращения.

Появились служители, принесли новые порции пойла и закуски. Публика разбилась на кучки, а к нам подсел пластилиновый юноша.

– Вы случайно не братья? – спросил он первым делом.

– Нет, – любезно улыбнулся Щербатин. – Просто однофамильцы.

– Вам нужно почаще тут бывать, – сказал юноша. – Я, когда пришел первый раз, имел только третье холо. Теперь – одиннадцатое.

– Тут платят за каждое посещение? – уточнил Щербатин.

– Не совсем... – Юноша замялся.

– А кто это сидит там, в углу? – спросил я, кивнув на толстяка.

– Это же господин инспектор, – ответил юноша так, словно укорял меня в незнании элементарных вещей. – Уполномоченный службы социального надзора. Вас разве еще не представили ему?

– Забыли, – признался я.

– Обязательно подойдите. Он наверняка захочет с вами поговорить.

– Может быть, чуть позже? – пробормотал Щербатин.

– Что вы! Это следовало сделать, как только вы вошли сюда!

Я переглянулся со Щербатиным, и мы встали. Настало время лихорадочно вспоминать – много ли я наговорил лишнего в присутствии инспектора.

– Неплохо, неплохо, – похвалил нас толстяк, когда мы приблизились и скромно опустили взгляды. – Меня зовут Уок-Гил, я инспектор сектора по надзору за деятельностью оппозиции.

Полумрак не позволял хорошо разглядеть его лицо. Мы видели лишь контур жирного подбородка да еще округлую линию живота, дрожащего при каждом слове. Инспектор был одет в форму, похожую на комендантскую, только черного цвета.

– Может быть, вы хотите открыть свои филиалы? – предложил он.

– Какие филиалы? – вежливо спросил Щербатин.

– Ячейки оппозиционного движения. Они могут быть где угодно – у вас на работе, или в вашем доме, или даже на стороне, в любом трудовом общежитии.

– И что мы там должны делать?

– То же, что и здесь. Собирайте вокруг себя наиболее активных и прогрессивно мыслящих граждан, проводите с ними собрания. Выслушивайте их мысли, поощряйте новые методы социального протеста, принимайте различные обращения, декларации, манифесты. И, разумеется, регулярно отчитывайтесь перед центральным советом о том, кто проявляет наибольшую активность, кто использует нестандартные подходы. Или напрямую обращайтесь ко мне.