Новые русские - Михаил Рогожин

Макс ждет некоторое время. Аля мягко проваливается в глубокий сон. Когда Макс появляется в гостиной, стол уже накрыт по всем правилам, и рядом с Тумановым сидит Вера.

Мертвый друг не предаст

— Мертвый друг не предаст, — задумчиво произносит Жаке Темиров, переваривая бешбармак и сообщение о гибели Глотова. Его замечание вызывает смех у Аслана. Иголочкин лишь слегка улыбнулся. Юка и Кука стоят на коленях за спиной Темирова подобно восточным сфинксам. Отличить их можно только по выбритым буквам «Ю» и «К». Темиров сидит по-турецки, руками выкручивает крупные бараньи хрящи в желании добраться до нежного проваренного мяса. Лев рассказал ему ту же версию, что и Артемию. Аслан забеспокоился из-за «вольво». Он давно мечтал с шиком прокатиться по Москве на такой солидной иномарке.

— Слушай, мальчик, ты недавно, помнится, на «запорожец» занимал, — подшучивает над ним Жаке. — Какой бай в столице появился. Президент, понимаешь. Лучше отправляйся за своей заместительницей. Почему она не сидит за моим дастарханом?

— Так я звонил. У нее голова болит, по-моему, — оправдывается Аслан.

Темиров бросает мослы в таз, запивает прозрачным янтарным бульоном. Громко отрыгивает:

— А… хорошо. Какой же ты начальник? Если у женщины болит голова, значит, у нее нет денег. Скажи, Юка?

— Благодаря твоей щедрости моя голова никогда не болит.

— Молодец, айналайн. — Темиров вытирает руки о белое полотенце. — Езжай, езжай, мальчик, за Верой. Скажи, траур у нас. Ее друг Боке пропал. Хороший человек, мы обеспокоены. Вези сюда. Пусть разделит с нами наши надежды.

Аслану не хочется ехать:

— Пойми, аксакал, я Москву не знаю, где ж мне ее искать?

Иголочкин успокаивает его:

— Сейчас напишу тебе адрес.

— Может, ее лучше пригласить в кабинет? — предлагает Аслан.

— Нет. В фонде тебе сегодня появляться не следует. Дай слухам погулять по коридорам без тебя. Завтра появишься. Вызовешь милицию, спросишь: «Что делать? Машины нет, товарища тоже, понимаешь, нет». Их обязанность искать. А пока будем отдыхать. Вези мне Веру.

Аслан нехотя поднимается. Берет из рук Иголочкина бумажку с адресом и выходит.

— Как думаешь, десять утра — не рано для такой женщины? — спрашивает Темиров Леву.

— Пусть привыкает к хозяйской воле, — одобряет Иголочкин.

Темиров прикрывает глаза, откидывается на подушки. Тихо бормочет заунывную бесконечную песню. Резко прерывает собственное пение.

— Скажи, Лева, она ведь не совсем молодая женщина, а? Ей, наверное, сорок лет будет?

— По правде сказать, ей уже и пятьдесят было.

— Врешь!

— Нет, не вру.

— Врешь! — не сдается Темиров. Он поражен. Для него женщина после пятидесяти — уважаемая апа, хранительница очага, бабушка. Но ведь Вера — цветущая женщина. Позволившая делать с ней все, на что была способна сексуальная энергия Жаке. Он снова повторяет: — Врешь!

— Можешь узнать в отделе кадров МГУ.

Темиров подзывает жестом Юку:

— Айналайн, неужто эта женщина такая старая?

Девушка мешкает с ответом, теряется, что заметно даже через дымчатую вуаль.

— Ее тело очень хорошее, аксакал, но корни волос, я заметила, седые. Ее шейные позвонки плохо подвижны. Ты смотрел на нее спереди. Шея лебяжья, глаз не оторвать. Но сзади… сзади между плеч нарост. Он всегда выдает возраст женщины, особенно, когда начинается старость. У нее голова немного выдается вперед и находится чуть отдельно от верхнего изгиба спины. Я ведь массажистка. Сколько женщин мечтает избавиться от этого нароста. Но невозможно. Даже мануальная терапия не помогает.

Темиров сидит мрачный. Его черные усики злобно торчат во все стороны. На лице такое выражение, словно на корейской свадьбе ему подсунули котлеты из собаки. Юка возвращается на свое место рядом с Кукой. Иголочкин наливает себе полфужера коньяку и смотрит на девушек, вернее, на их выбритые буквы, с нескрываемым вожделением. Темиров перехватывает его взгляд.

— Чего пялишься? Они лесбиянки.

— А я думал, сестры, — удивляется Иголочкин.

— Н-да, такие дела. Каждому свое разочарование… — глядит на девушек. Потом спрашивает:

— Дочки, вам нравится этот джигит?

Юка молчит. Кука изгибается, как кошка, и шепотом спрашивает:

— А что с ним делать?

— А что вы обычно делаете с мужчинами? — игриво встревает Иголочкин.

— Презираем, — просто, без всякого раздражения отвечает Юка. Кука в знак согласия подползает к сестре и начинает ее ласкать. Почти детские руки с тонкими пальчиками скользят вокруг грудей Юки, напоминающих два теннисных мячика, отчего они немного раскатываются в стороны и наливаются силой, выталкивающей вперед кнопки сосков. Юка, поддаваясь желанию сестры, запрокидывает голову назад, заводит руки за спину и упирается ими в ковер. Вуаль сбивается набок и обнажает ее полураскрытые влажные губы с двумя рядами сверкающих перламутром ровных зубов. Кука легким прикосновением своих пальцев заставляет тело сестры коротко подрагивать. Все происходящее перед Иголочкиным так легко, беззастенчиво и естественно, что его охватывает наслаждение зрителя. Еще несколько минут назад, когда девушки сидели в статичных позах, опираясь на колени замершими телами, он их почти не замечал, и вот, оказывается, какой вулкан страстей они способны извергнуть! В их тяге друг к дружке не было никакого порока, казалось, эти два существа были рождены в совместных объятиях. На глазах Иголочкина их тела переплетаются в некоем восточном танце, аккомпанементом которому становятся их томные вздохи.

Темиров никак не реагирует на сексуальные упражнения своих прислужниц. Наоборот, понаблюдав за восхищенным Левой, серьезно спрашивает:

— А как с западным партнером, а?

— Будет, — завороженный Лева отвечает, лишь бы отделаться от разговора. Кука уже обняла свою сестру ногами и пальцами ног треплет ее короткие черные волосы, стремясь забраться за вуаль. Юка все шире расставляет колени. Лева уверен, что это делается специально для него. С чего бы им иначе заводиться? Он по-свойски обращается к Темирову:

— Жаке, позволь я их разок трахну?

— Этих детей?! В моем доме?! — с преувеличенным возмущением рычит Темиров.

— Они же сами меня соблазняют, — не унимается Иголочкин.

Жаке переводит разгневанный взгляд на Юку и Куку, предающихся обоюдным ласкам. Небрежно машет рукой в их сторону:

— Играют, забавляются. Они же дети. Котята несмышленые…

Лева демонстративно поворачивается к ним спиной. Девушки затихают. Лев как ни в чем не бывало отвечает Темирову:

— Есть зарубежный партнер. Очень богатый.

— Он согласится?

— Почему бы нет? У него большие деньги, и у тебя немалые. Мне бы с вас обоих успеть сорвать проценты.

Темиров оглядывается на девушек:

— А ну кыш отсюда!

Юка и Кука тут же исчезают. Он наливает коньяк себе и Иголочкину. Выпивают, закусывают казы. Жаке прикрывает глаза и начинает неспешно рассуждать:

— Мы должны открыть на Западе кодированный счет. Твой клиент, Аслан со своим фондом и я перегоняем капиталы на него. Чтобы снять деньги, достаточно будет двух подписей. Третья — не обязательна. Угадываешь мою мысль?

Иголочкин усмехается. Темиров, видать, вошел во вкус, собирается его руками убрать всех, мешающих продвижению его капиталов. Неужели он настолько наивен или самоуверен? Скорее простота и откровенность ею планов скрывают затаившееся восточное коварство. Лев решает не проявлять настороженность и подыгрывать бывшему казахскому министру.

— Идея богатая. Только, боюсь, если убрать иностранного партнера даже путем несчастного случая, на Западе обязательно проведут судебное расследование. А там везде законы. Придется искать нетрадиционные способы… Мне вряд ли по силам.

Жаке Темиров не любит, когда кто-нибудь ставит под сомнения его планы. Тем более полдела сделано. Фонд в его руках. Аслан выполнит любое требование и подпишет любую бумагу.

— Твой иностранец с чьим паспортом?

— Не проверял, — уклоняется Иголочкин. Не будет же он признаваться, что поиском партнера для авантюры Темирова занимается Артем Володин.

Темиров сердится не на шутку. Он не привык, чтобы какой-то сопляк разговаривал с ним на равных.

— Ты, дорогой, забываешь, кому служишь. В Москве, хоть и демократия на каждом углу, но почтение к старшим никто не отменял. Запомни, я не люблю болтать вокруг и около. Завтра же достанешь все сведения об иностранном партнере. Не сможешь, обойдусь без тебя. Хватит пить, иди работай! — скользнув по нему гневным взглядом раскосых полузакрытых глаз, Жаке повернулся спиной, давая понять, что разговор окончен.

Иголочкин собрался уходить. Но открывается дверь, и в комнату, увешенную коврами, которую она сразу узнала, входит Вера. На ее плечах нет шелкового покрывала, как в прошлый раз. При входе она наотрез отказалась от услуг неизвестных рук. Даже сапоги не позволила с себя снять. За ней в некотором смущении стоит Аслан. Не здороваясь, Вера взволнованным голосом спрашивает: