Агнесса. Том 2 - Лора Бекитт

— Ну, Агнес, что за намеки! Давай не будем! — Но потом, поразмыслив, сказал:— Знаешь, это уже затянулось. Пора ставить точку, тебе не кажется?.. Пообещай выполнить мою просьбу — тебе нетрудно будет это сделать. Когда я буду умирать, ты скажешь мне правду, ладно? Повторишь то, что уже говорила или скажешь что-то другое, неважно, но только правду. И еще… поцелуешь меня, как раньше, хорошо?

Агнесса внимательно смотрела на него. «Если б Джек умер, — мелькнула кощунственная мысль, — это решило бы многие проблемы… да вообще все!» Но… она не хотела, чтобы он умирал.

— Я могу сделать это сейчас, — сказала она.

— Нет, не надо! Потому что сейчас ты обязательно соврешь, и поцелуй твой будет ненастоящим.

— Неужели я такая лгунья?

— Не знаю, но только ты соврешь. Правду ты сможешь сказать, только, когда "будешь знать, что теряешь меня навсегда, что мы никогда больше не встретимся. Когда тебе нечего будет бояться. Не беспокойся, я сумею подождать, тем более что, кажется, осталось недолго. А сейчас, — повторил он, — что бы ты ни сказала, все будет ложью! — И добавил: — Ты даже сама можешь этого не понимать.

Агнесса слабо улыбнулась.

— Я ничего не скажу ни сейчас, потому что ты не хочешь, ни потом. Ведь ты не умрешь!

Он усмехнулся.

— Никогда не умру?

И она ответила серьезно:

— Для меня — никогда.

После он замолчал, потому что говорить было трудно. Вернулась Молли с лекарствами, и Джек вскоре уснул или, что хуже, просто забылся. Агнесса не беспокоила его.

Комната, где обитал Джек, была странным местом: Агнесса провела здесь несколько часов и ни разу не вспомнила своих близких: ни Орвила, ни сына, ни Джессику никого. И когда вернулась домой, ей казалось, что это возвращение после долгого отсутствия; она даже не сразу привыкла к обстановке, точно только что попала из зимы в лето, из мрака в свет. Или наоборот. Разные миры… Но теперь к таким путешествиям придется привыкнуть.

Когда Орвил вошел в свою комнату, Агнесса только что вышла из ванной. Ее вымытые волосы блестели, она завернулась в широкий пеньюар розового шелка, а в руках держала щетку и полотенце: Орвил пропустил момент превращения.

— Иди сюда, дорогая, — сказал он и, когда Агнесса подошла, притянул ее к себе на колени. Она покорилась, и он почувствовал на своей щеке холодные, влажные пряди ее волос. Агнесса молчала — ей опять повезло, потому что лучше всего было именно так; если она просто прильнет к нему, возникнет атмосфера доверия, доверия без слов; так лучше — ведь в чувстве и вправду была вера, а в словах бы возникла неминуемая ложь.

— Агнесса, милая, ты не больна? — Орвил заглянул в ее лицо: и вчера, и сегодня она казалась такой испуганной, взволнованной, хотя и старалась это скрыть. Сегодня — ему сказали — долго отсутствовала, опоздав к обеду, сейчас принимала ванну в неурочный час. — Что случилось, дорогая? — Он ощутил ее дрожь и еще больше встревожился. — Говори же, не молчи!

— Нет…— Агнесса вымолвила это с трудом и, помедлив, добавила: — Я здорова…

Орвил не мог поймать ее взгляд. Господи, а какие холодные руки! Ему казалось, что Агнесса сейчас расплачется, как ребенок.

— Да что случилось?! Может ты…— Он подумал, что догадался, а она, в свою очередь, догадалась, о чем он подумал. Она молчала, и Орвил уверился окончательно.

— Ты ездила к врачу? — ласково произнес он. Женщина кивнула. Она нервно теребила рукой край пеньюара. Глаза ее были опущены.

— Что он сказал?

— Ничего наверняка, — пробормотала Агнесса.

— Но это возможно?

— Вполне.

Орвил облегченно вздохнул.

— И ты расстроилась из-за этого? — тихо сказал он, откидывая назад ее упавшие на лоб волосы. Лицо Агнессы было бледно, под глазами — тени, и лишь сами глаза блестели, точно в лихорадке, темным блеском: да, наверное, так оно и есть.

— Конечно.

— Не надо, милая. — Он обнял ее крепче. — Еще ведь не известно точно, но даже если это и правда — не стоит переживать.

— Но я больше не хочу…— произнесла Агнесса, увлекаясь разговором о несуществующем событии, несмотря на то, что совесть изнутри стучалась во все стены ее запертой наглухо души.

— Понимаю. Это не входило в наши планы, но если даже случится так… В конце концов ты еще молода, мы оба молоды, не столь тяжело нам будет вырастить еще одного ребенка! — Он улыбнулся. — Ты же видишь, милая, я нисколько не огорчен.

Агнесса тоже неуверенно улыбнулась.

— Такова воля Божья, дорогая. Что сказал доктор?

— Приехать через неделю.

Агнесса уютно устроилась на коленях Орвила; она молчала, и он гладил ее мокрые волосы; именно потому, что они были мокры, Орвил не заметил ее слез, хотя она могла сейчас и не скрывать их.

Зачем она солгала ему, да еще коснувшись, самого святого? Она не ведала сама… Зато знала, что пойди она с ним к алтарю тогда, давным-давно, когда еще была невинна душой и телом, полюби его самого первого — больше жизни своей, никогда б ей не узнать ни страданий, ни горя, как знала, что он из тех редких мужчин, что верны до конца своим идеалам, как и одной-единственной любимой женщине. Такой мужчина не обманет, не изменит, не предаст. Никогда.

Орвил задумчиво вздохнул. Для него не было секретом, что Агнесса не хочет больше детей; он знал также, что это нежелание идет не от боязни родовых мук, последующих забот или банального опасения испортить себе фигуру, а скорее из страха нарушить существовавшее в их семье незримое равновесие. Джессика и Джерри, брат и сестра, а если появится еще один маленький Лемб…

— Орвил, почему мы не помогаем бедным? — спросила вдруг Агнесса.

Орвил отрицательно помотал головой.

— Помогаем. Я постоянно жертвую некоторые суммы для нужд бедняков.

— Вот как?.. А я и не знала…

— Жены некоторых моих знакомых иногда ездят в дома для сирот, больницы, навещают семьи бедняков и устраивают праздники для детей. Если хочешь, можешь заняться этим вместе с ними.

— Я тоже когда-то была бедна, потому хорошо все себе представляю, — сказала Агнесса.

— Тебе не надо думать об этом, для тебя все позади.

— К счастью, да.

Наверное, тайная связь между мыслями людей существует, потому что сегодня Орвил вдруг вспомнил о Джеке. Собственно, он и не забывал о нем никогда; втайне от Агнессы регулярно просматривал сообщения о пойманных преступниках и объявления о розыске. Он бы даже поговорил о нем с женой, но Агнесса молчала, и Орвил не решался начать первым: как известно, с давних времен эта тема была запретной. Он никогда не заподозрил бы ее ни в каком обмане, не имея неопровержимых доказательств; ничего такого Агнесса, по его мнению, совершить не могла. А что в мыслях, — за то, к сожалению или к счастью, не судят.