Отцовская скрипка в футляре (сборник) - Иван Сибирцев

«Яблоков эти события толковал совсем по-другому», — отметил про себя Стуков и сказал согласно:

— Да. Вы уехали от нас сразу после похорон Юрия. Вы, вообще-то, знаете, как он погиб?

Изумление, проскользнувшее было во взгляде Постникова сменилось настороженностью. Говорил он хотя и спокойно, но паузы между словами затягивались, будто с усилием припоминал давно позабытое:

— Кто же не знает об этом? Всей округе известно. После скандала с Матвеевым пьяный Селянин пошел домой, упал на дороге и проломил себе череп… Правда, сначала считали, что на него наехал своей автомашиной пьяный Касаткин. Но вы, Василий Николаевич, проявили бдительность и мастерство, распознали, как все было.

Стуков поморщился, но спросил ласково:

— А где и с кем напился Касаткин в тот вечер?

У Постникова скулы закаменели. И все-таки хватило сил чуть шевельнуть ими в кособокой ухмылке:

— Вот уж чего не знаю, того не знаю… Я не был с ним.

Стуков всю жизнь исповедовал принцип: даже самый закоренелый преступник — человек. А коли так, имеет право защищаться в единоборстве со следователем, возводить баррикады контраргументов, посылать логические доводы в контратаки. Но заведомой лжи, даже в качестве последней соломинки, Стуков не мог простить никому. В его глазах ложь не только втаптывала в грязь остатки человеческого достоинства, но и глубоко оскорбляла следователя. Коли лжет, значит, далек от мысли о раскаянии и во мне человека не уважает, считает круглым дураком…

И сейчас не сдержался Стуков, повысил голос:

— Знаете, гражданин Постников! И нам это известно. А вы темните, изворачиваетесь!

Четкие скулы Постникова стали вовсе белыми. Нет на его лице ни тени улыбки, и губы еле разжимаются, процеживают слова:

— Что за тон, товарищ Стуков? Меня совершенно не касаются пьянки Касаткина. Он ведь не работал у нас в ПМК… И позвольте, почему «гражданин Постников»? Мне кажется, я могу быть полезен вам лишь в качестве свидетеля и не утратил права на общепринятое обращение «товарищ»!

Ох, не надо Постникову становится в эту позу. Стуков, разом отринув те добрые чувства, которые пытался пробудить в себе к этому человеку, такому, оказывается, заносчивому и такому неискреннему, холодно проговорил:

— Пока свидетель. Но не исключено, что можете стать подозреваемым… Я толкую с вами не ради приятного времяпрепровождения, я выясняю обстоятельства, имеющие непосредственное отношение к смерти Юрия Селянина… Мое постановление о прекращении уголовного дела по факту гибели Селянина отменено…

Щеки и подбородок Постникова стали серо-синими. Стуков налил в стакан воды, протянул ему через стол.

— Что же это за криминальные обстоятельства? — с трудом выдавил Постников.

«Жидок на расправу, Игорь Петрович, — уже от души посочувствовал Стуков. — Мужику не к лицу так размазываться по стенке, даже и виноватому».

— Ну, не впадайте в панику, Игорь Петрович. Подозреваемый — еще не обвиняемый. Доказать еще надо подозрения…

— Так чем же я привлек ваше внимание?

— Тем, что 10 января 1978 года вы, будучи в нетрезвом состоянии, управляли грузовой автомашиной ГАЗ с кузовом, крытым брезентовым тентом, следовали по шоссе, по которому в то же время навстречу вам двигался Юрий Селянин, могли не справиться с управлением автомашиной и совершить наезд на любого пешехода, в том числе и на Селянина…

Постникову показалось, будто что-то оборвалось у него внутри и сердце остановилось.

— Позвольте, позвольте. Это злое недоразумение. Не в моих правилах ненастной ночью, при плохой видимости гонять на машине да еще, как вы утверждаете, в нетрезвом состоянии. Так что, уверяю вас, явное недоразумение.

Стуков тщательно скрывал охватившую его брезгливость: нельзя же так трусливо и неумно врать. Ну, отбивайся, выдвигай правдоподобные версии, но не уподобляйся мальчишке, который с измазанным ртом отпирается, что лазил в банку с вареньем. Василий Николаевич молчал, великодушно давая Постникову возможность собраться с мыслями.

А мысли Постникова мешались. Если бы сейчас в кабинете рухнул потолок или с улицы влетела в форточку шаровая молния, Игорь Петрович был бы напуган и потрясен куда меньше.

Такого оборота — отмены устраивавшего всех постановления Стукова в областном центре — не мог предвидеть даже Федор Иннокентьевич. Пожалуй, одна только Варя, ни во что не посвященная, предчувствовала такой кошмарный исход. Любящее сердце — вещун…

Да еще Лида Круглова давно делала намеки о каком-то краешке их вины, о том, что они могли бы предотвратить гибель Селянина, но не сделали этого…

Тогда он отмахнулся от этих намеков. И вот расплата…

Собрав остатки своего мужества, Постников решил попытать судьбу и сказал:

— Новость действительно ошеломляющая! Помнится, вы, Василий Николаевич, и все кругом были уверены в том, что Селянин — жертва несчастного случая. — Он словно бусы на нитку, нанизывал слово за словом, оттягивал решающий вопрос. И все-таки настало мгновение, когда уже нельзя было не задать этот вопрос: — Только и сейчас не могу я взять в толк: в чем подозревают меня? Пусть смерть Селянина — следствие чьего-то злого умысла. Так ищите убийцу… Но я-то при чем тут, если меня даже не было на этой дороге?

Стуков брезгливо поморщился, но сказал сдержанно:

— Вы настаиваете, что не проезжали в тот вечер по дороге?

— Да. Насколько я помню, так. — Ответ звучал не очень твердо, но Игорь Петрович решил пойти ва-банк.

— Может быть, позабыли? — с напускным сочувствием заметил Стуков.

— Да-да, переезд в трест. Дела, знаете, заботы, занятость…

— Да, да, — понимающе покивал Стуков. — Но есть свидетель, который отлично помнит события того вечера. Вашу машину с брезентовым тентом, которую он ясно видел и которой пользовались в тот день только вы. Видел как раз в тот момент, когда погиб Селянин. И на том месте… Он даже прикинул скорость — километров за восемьдесят вы гнали. Именно недозволенная скорость привлекла внимание этого человека к вашей машине.

— Свидетель!.. Яблоков ваш… Яблоков!.. Только и свету в окошке… Все он видел, все он знает. Одно только забывает, что родственник и Селянину и Касаткину. Значит, заинтересованное лицо. — Тут бы Постникову и остановиться. Но он не смог сдержаться и раздраженно продолжал: — И что он мог рассмотреть с крыльца дежурки — это же метров триста до шоссе, да еще в пургу. Снег мело так, что света белого не видно.

Он произнес эти слова и сразу же пожалел о них. Но было уже поздно. Капитан Стуков заметил с укором:

— Странно как-то у вас получается, Игорь Петрович, нелогично. Поездку свою вы отрицаете, а вот что уличает вас в этой поездке именно Яблоков, вам это доподлинно известно. Еще раз скажу: нелогично и, простите, неумно, Игорь Петрович. Вы же сразу после похорон Селянина отбыли в область, а Яблоков впервые заговорил о вашей поездке через месяц после возвращения из командировки в Хребтовск. И погода в тот вечер вам тоже запомнилась.

— Что же тут нелогичного… Погоду помню, потому что жил в тот вечер. А не запомнить его, согласитесь, невозможно. Что касается наветов на меня Яблокова, бывал-то я в Таежногорске за два года не раз, а здесь, простите, только дворовые собаки о яблоковских догадках не брешут…

Стуков не без внутреннего смущения припомнил свои споры и ссоры с таким настырным Яблоковым, несколько озадаченно сказал:

— В общем-то, вы правы и насчет погоды, и, простите, даже насчет собак… Но все-таки, Игорь Петрович, так сказать, по старой дружбе, я стучусь к вашей совести, ехали ведь вы по шоссе. Так соседствовал вам кто-нибудь в кабине или вы там были один?

— Простите, Василий Николаевич, но ваш вопрос мне кажется провокационным. Я настаиваю на том, что вообще не садился в тот вечер за руль, а вы спрашиваете, кто был со мной в кабине?

— Да полно вам, Игорь Петрович! — строго урезонил Стуков. — Какие там провокации? Мне, право же, стыдно за вас. Следствие располагает данными, что в тот вечер в доме вашей хорошей знакомой Надежды Гавриловны Жадовой был богатый ужин. В нем принимали участие Пряхин, Касаткин, ваша близкая подруга Лидия Ивановна Круглова и вы собственной персоной. Нам известно, что вы в нетрезвом виде вели автомашину, в кабине которой вместе с вами находилась Круглова. Кстати, Лидия Ивановна вскоре после вашего с Чумаковым переезда в область тоже покинула поселок. Перед самым отъездом она призналась близким ей людям, что сидела с вами в кабине, вы ехали по шоссе мимо ДОЗа. Она дрожала, что вы на скорости перевернете машину. Она видела кого-то на дороге, но не думала, не гадала, что кончится все так трагично. Что виновата она перед Юрием сильно… — Стуков смущенно кашлянул и, не щадя больше перед этим двоедушным человеком своего следовательского самолюбия, признался с невеселой усмешкой: — Собаки об этом, правда, как выражаетесь вы, не брехали, но слушок был среди близких вам с Кругловой лиц.